CreepyStory

- Могу поинтересоваться вашим именем? – спросил Измаил.

- Гумеров, Александр, – буркнул мужик в ответ. Измаил мысленно присвистнул: сидящий перед ним человек владел крупнейшей в области строительной компанией. И был богат, даже слишком.

- И кто мой клиент? – терять время Измаил не любил.

- Я, - засунув в рот сигарету, Гумеров щелкнул зажигалкой. – Нужно меня защитить.

- Простите, не понял? – изумился Измаил. – Я – наемный убийца, киллер, охотник за головами, а не телохранитель. Вы явно не по адресу.

Гумеров кинул на него недовольный взгляд и пододвинул пепельницу ближе к себе. Измаила окатило густым дымом дорогого табака.

- Возникла крайне сложная ситуация, разрешить которую может не всякий специалист. Нужен человек с особого рода навыками. Вы отвечаете этим требованиям больше, чем кто-либо из тех, кого я нашел за короткое время, – проговорил Гумеров хриплым голосом. – Работа, что я вам предлагаю, отличается от той, что вы обычно выполняете. Насколько я знаю, нередко, сначала вам приходится вычислять свои цели перед тем, как разобраться с ними. Может, выслушаете меня, прежде чем отказываться?

- Выкладывайте! – Измаил отодвинулся подальше от струй дыма. Гумеров наскоро прикончил сигарету и затушил в пепельнице.

- Это случилось вчера вечером. На мой дом напали зомби, – начал Гумеров.

Измаил прищурил глаза. В услышанное не верилось. Мертвяки сами по себе не были редкостью - они то и дело появлялись на старых погостах, кладбищах, но инквизиторы уничтожали их еще до того, как они могли кому-то навредить. Но, чтобы зомби добрались до города? Причем до элитного жилого района?

Этому могло быть две причины: первая – земля перевернулась, и вторая – инквизиция всей толпой отправилась на каникулы.

- Тем вечером я отдыхал в саду. Сначала услышал стук, знаете, такой громкий и ритмичный, потом увидел: кто-то лезет через забор. Лезет с трудом и скрипом, но не останавливается. Я крикнул: что такое происходит? В ответ – молчание, и хулиган плюхнулся рожей в кусты. Потом я заметил, что еще головы высовываются у края ограждения. Знаете, забор немаленький – больше двух метров высотой, через такой не каждый спортсмен перелезет! А эти еще и плюхаются вниз мешками с такой высоты и встают, как новенькие. Освещение в саду не очень хорошее, я не сразу заметил, что у одного правая часть башки в крошево разбита, у другого из шеи кровь хлещет, а ему все нипочем. Тут на шум прибежал мой телохранитель, Васька, и пошел разбираться с ними. Он за оружие взяться не успел, как они на него налетели.

- Убили?

- Убили - это мягко сказано. В клочки разорвали! – взмахнул руками Гумеров. Измаил прихлебнул вина.

- А что было дальше?

- Что было дальше… Дальше, блин… - проворчал Гумеров, - я убежал из дому. Пока они разбирались с Васькой, мне хватило времени добежать до машины. Потом вспомнил, что у меня есть нужный номерок, позвонил в инквизицию. Те, видно, проснулись, и тут же прибежали на место, перебили всех зомби. Сейчас засели в доме, расследуют, что произошло.

- Так почему бы не доверить все инквизиции? Церковники свое дело знают, – поинтересовался Измаил. Гумеров вздохнул:

- Сам знаешь, что раскачиваться они будут долго. Если найдут виновного, будут собирать доказательства и долго судить.

- Как и в любом демократическом государстве, - заметил Измаил, но Гумеров на его выпад не обратил внимания и продолжил:

- Я не хочу, чтобы его судили и отправляли в темницу. К черту все эти якобы цивилизованные замашки! Я хочу, чтобы виновный умер. Поэтому я пришел к тебе. Я хочу, чтоб ты нашел его и уничтожил.

Измаил постучал пальцами по столешнице – произошедшее с бизнесменом могло оказаться случайностью с вероятностью в ноль процентов. Инквизиция сплоховала, и Темный совет был бы рад обмакнуть святош в их собственное дерьмо. Кроме того, если бы Измаил поспособствовал этому, начальство поставило бы галочку в его личном деле - покровительство Темного совета - штука не бесплатная.

- Вы понимаете, что убивать без санкции я не могу? – спросил Измаил. Бизнесмен сморщился, будто проглотил лимон.

- А то ты раньше не шел наперекор системе? В любом случае, упреждение последствий будет входить в нашу сделку.

Гумеров разлегся на стуле и сжал в жирной руке новую сигарету. Его лицо выражало разве что безмерную усталость. Измаил неторопливо обдумывал предложение бизнесмена: Гумеров чересчур много знал как о Темномирье, так и о самом Измаиле. Этот факт внушал некоторое беспокойство – паранойя иногда спасает жизнь. Через какое-то время Измаил назвал свои условия, Гумеров на секунду округлил глаза, потом, вздохнув, кивнул. Сделка состоялась.

***

Солнце застыло в зените, но согревать не спешило – холодные лучи лениво освещали дорогу впереди Измаила. Местные жители, как обычно, спешили вечером по своим делам: чуть ли не бегом мимо киллера проскочила женщина с ребёнком – малой еле поспевал за матерью. Измаил не любил суетность – всему свое время и свое место. С другой стороны, если бы не случайность много лет назад, он, подобно этой женщине, мог бы нянчиться теперь с детьми. А следующим утром спозаранок бежать на работу, вечером – на всех парах мчаться обратно домой. Быть может, мне такая уж плохая судьба, но его подобный порядок вещей не устраивал.

За дело пришлось взяться сразу после того, как они скрепили договор рукопожатием. Небольшая улочка вывела Измаила к высокому каменному ограждению. Возле него суетился лысый мужичок в майке и шортах – затирал темные пятна на поверхности забора. Измаил хлопнул его по плечу. Мужик вздрогнул, зеленые глаза настороженно остановились на его лице.

- Чего? – буркнул мужик. Измаил изобразил милую улыбку.

- А кто у вас здесь старший? – спросил он, рассматривая засохшие капли крови на облицовке забора. – Неужели отец Алексей?

У калитки Измаила ждал, широко расставив ноги, и нахмурив кустистые брови, плотный мужчина со здоровенными плечами и тяжелым подбородком. Сквозь белую, хлопковую рубашку проглядывало пивное брюхо.

- Что ты здесь забыл? – вместо приветствия выпалил он. Голос у отца Алексея был раскатистый, громкий. Измаил нацепил на лицо маску невинности.

- Прибыл по приглашению хозяина дома. Считайте меня независимым экспертом.

- Тебя? Убийцу? – священник не сумел скрыть удивления. Измаил ухмыльнулся: в отличие от большей части священнослужителей, отец Алексей позволял себе быть нетерпимым. Измаил пожал плечами.

- Какой есть. Тем более, разве вы, батюшка, никогда не убивали? – поддел он священника, но тот только отмахнулся.

- Ты понял, о чем я говорю! – Отец Алексей достал мобильный телефон, и, отойдя в сторонку, позвонил кому-то. Несколько минут он распекал своего невидимого собеседника, но, судя по его вмиг прокисшей мине, на той стороне линии никто сдаваться не собирался. Надув губы, священник вырубил связь и повернул квадратную голову в сторону Измаила.

- А где твои дружки из темных? Оставили, сволочи, нас убирать дерьмо за ними? Баланс нарушен с их стороны, и они молчат?

Теперь пришел черед Измаила удивляться. Когда-то давным-давно условные Добро и Зло заключили пакт о перемирии, который дальше вылился в свод законов, называемый Балансом. Согласно ему обе стороны должны были регулировать деятельность друг друга: захочется лешему человека убить - придется ему отправляться к начальству и получать на это лицензию. Нет свободной лицензии? Что поделать - жди следующего месяца, может, успеешь отхватить себе. Немаловажная деталь, что ты скоро скопытишься без кусочка человечины, никого не волновала. Не послушаешься - тебя накажут в зависимости от степени вины. В худшем случае, отправят за тобой охотника за головами. То же касалось светлой стороны: изволь делать добро при наличии бумажки. Формально, без разрешения, вмешиваясь в ситуацию, Измаил нарушал закон.

- Может, думают, как оправдываться. В городе некромант завелся – тут не до шуток.

- А откуда знаешь? – вскинулся батюшка. Позабыв про прежнюю брезгливость, он подошел ближе. Измаил ухмыльнулся:

- Барабаны. Клиент упомянул, что сначала услышал стук. А это - одна из составных частей низшей формы некромантии, – пояснил он снисходительным тоном. – Колдун должен держать ритм на барабане, подражая биению сердца, и управляемые им зомби должны его слышать.

- Ах да, забыл, что ты сам обучался колдовству.

- Больше алхимии, но пару колдовских трюков тоже знаю.

Священник дал знак следовать за ним.

- Хозяин дома велел впустить тебя внутрь. Но, смотри, будешь мешаться, лично выкину отсюда! – это не было пустой угрозой. Измаил сам не раз видел, как отец Алексей, невзирая на неповоротливую комплекцию бегемота, весьма ловко разрубал пополам мелкую нечисть.

Они прошли по вымощенной дорожке к дому. Измаил с интересом разглядывал богатое убранство и большой сад. По его мнению, такая роскошь была излишней. Во-первых, двухэтажный особняк требует регулярной уборки. Только отвернешься – все покрылось пылью. Если хочешь чистоты - будь добр нанимать прислугу. Во-вторых, что-то обязательно да сломается или обнаружится, что упущены важные мелочи при стройке. На их устранение потребуется время, усилия и деньги. Много денег. К чему эта нервотрепка, Измаил не понимал - ему хватало его небольшой уютной берлоги. Едва открылась дверь, нос Измаила учуял запах смерти. Его трудно перепутать с другими: густой, как сметана, он оставлял слабый привкус на кончике языка и щекотал ноздри.

Трупы инквизиторы разместили на брезенте в гостиной. Измаил насчитал пять тел. Отдельно лежал потерявший человеческое обличье фарш из крови и костей – охранник оказался не в том месте и не в то время. Ближе всех, с правого края, лежала обнаженная женщина с большими грудями, остекленевшие глаза на отрубленной голове слепо уставились в потолок. Остальные четверо были мужчинами разных лет, самый младший на вид не успел разменять и тридцати. Этим повезло меньше - инквизиторы порубили их в капусту, прибавив тем самым себе работки: бородатый парень с висящим на бедре топором занимался сбором мозаики из разных частей тел воедино.

Крови, было на удивление мало. Измаил оглянулся: инквизиция не уделяла должного внимания оперативности – зомби перевернули все, до чего сумели добраться. Шкафы и диваны разбиты вдребезги, двери сорваны с петель, странным образом остались целы только стекла.

- Свеженькие. Из морга? – спросил Измаил, присев над телами. Отец Алексей, стоя у него спиной, кивнул:

- Из него. Естественно, без жертв не обошлось – убили санитарку и сторожа. Выстрелами в головы. Там полиция разбирается. То, что трупы исчезли, ментам никто не сообщал.

Бородатый инквизитор встал и подошел к отцу Алексею с протянутой рукой. В ладони он держал небольшую фотографию.

- Лежало у третьего слева, в кармане рубашки, – доложил он. На фото была изображена миниатюрная женщина лет тридцати-тридцати двух с карими глазами, вздёрнутым носиком и полными руками. Она с вызовом смотрела в объектив. Измаил затруднился бы назвать ее красивой, но в ее внешности было что-то манящее и интригующее.

- Может быть, это совершенно случайный человек? Или, скорее, супруга мертвеца? - Отец Алексей покосился на трупы. – Это нормально - носить с собой фотографии любимых.

- Возможно, - промолвил Измаил, рассматривая снимок. Вдруг он спохватился, уловив важную мысль. – Подождите, ведь фото обычно носят в кошельках и портмоне? Ведь так? А эта фотка слишком большая, чтобы влезть в кошелек, да и сильно помята.

Отец Алексей оперся плечом о стену, переваривая его версию, потом согласно кивнул.

- В любом случае, надо показать ее хозяину, – продолжал Измаил, вставая с колен. Он заметил крупную каплю крови на отвороте брюк и недовольно поморщился – где только измазался? Отец Алексей заворачивал здоровенный топор в темную ткань.

- Ишь, умный какой, – буркнул он.

- Опыт, - усмехнулся Измаил. - За пятьсот лет много чего успел посмотреть и научиться.

Отец Алексей велел паковать трупы, и едва ли не вплотную подошел к Измаилу.

- Только что выписали разрешение на убийство в случае сопротивления колдуна, совершившего это. Хорошие у тебя друзья.

- Ага! – растянул губы в улыбке Измаил. Подавать виду, что удивлен, он не стал: ай, да Гумеров! Совсем не простой он мужик. Держать такого человека у себя во врагах было бы, как минимум, глупо.

***

Старые дубы, поросшие на территории его берлоги плотной грядой, отбрасывали на здание длинную, густую тень. Будто желая предупредить о чем-то, они зашумели листьями – протяжно и тревожно. Сперва Измаил не обратил на это никакого внимания, но внезапно до него дошло, что на улице нет ни малейшего ветерка, однако листья на деревьях, по неведомой причине, продолжали трепетать. Администратор, как обычно, появился из ниоткуда.

- Здравствуй, юноша.

Измаил приветственно улыбнулся. Как всегда, Администратор был одет в идеально выглаженный пиджак. Он мог бы сойти за обычного человека, если бы не сетчатые глаза, жвала, как у краба, и остроконечные, мохнатые уши сантиметров тридцать длиной. Пальцы четырехпалой руки венчали длинные когти. Измаила всегда интересовало - как начальник завязывает галстук такими конечностями? И надевает брюки, не порвав их к чертям.

- Не хотите чашечку кофе?

- Сейчас не время для любезностей. Зачем ты позвал меня? – Администратор говорил булькающим, саднящим душу голосом, впрочем, окружающим это не мешало – когда он появлялся, все внимательно ловили каждое произнесенное им слово. Измаил рассказал о последних событиях.

- Я так понял, ты хочешь узнать, что мне известно обо всем этом? Или, вдруг, не причастен ли я к этим событиям? – Администратор тугодумом не был - в ином случае он не продержался бы так долго на своем посту. По личному мнению Измаила, он был еще и параноиком: никто не знал настоящего имени Администратора. Причины этого не разглашались, но ходили шепотки, что председатель Темного совета боится раскрывать имя из опасения, что колдуны смогут контролировать его. Имена, конечно, имели определенное значение, но их одних недостаточно, чтобы подчинить себе нечисть. Администратор подошел к скамейке, стуча копытами по мощеной плитке. Присел и знаком велел Измаилу сесть рядом.

- Месяц назад мы засекли всплеск магической энергии на одном из дальних курганов. Неизвестный оживил тамошних мертвецов.

- И подчинил себе? – заинтересовался Измаил. Парадоксально, но истлевшие мумии и скелеты были в разы опаснее, чем сохранившие свою плоть зомби. Годами, а то и веками, кости впитывали в себя темные эманации и энергии из земли, становясь, в итоге, машинами смерти, а потому поддавались контролю хуже обычных мертвяков.

- Еще бы… - Администратор издал звук, напоминающий вздох. – В этом кургане находилась братская могила, наверное, шестисотлетней давности. Колдунов, способных подчинить эту свору, найдется не более десятка. Представь себе: на свободе оказалась банда, сил которой хватило бы вырезать за пару часов людскую деревню. Мы были вынуждены реагировать оперативно и истребить костлявых, пока они не создали проблем. И сразу же начали поиски этого негодяя.

- Предполагаете, человек, устроивший акцию против Гумерова, и этот – одно лицо? – сообразил Измаил.

- Именно. Только поэтому мы подписали санкции против него так быстро. В обычной ситуации угрозы Гумерова не возымели бы силы, – Администратор отодвинул нависающую над ним дубовую ветку. От его прикосновения листья сморщились и пожухли. – Этот парень ставит под угрозу баланс сил. Еще несколько таких выходок – и наша общая привычная жизнь может измениться.

- Слишком много идиотских поступков, - сказал Измаил, немного поразмыслив. - Представляю, сколько сил он потратил, чтобы оживить мертвяков, а потом навести на них морок. Нас всегда учили: прежде, чем совершать любой ритуал, надо точно рассчитать силы. Как следует подумать. Возможно, наш парень еще слишком неопытен и туп.

- А потому может натворить много бед. Юноша, ты должен как можно скорее обезвредить его. Что с ним делать, решать тебе.

- Ничего интересного не выяснили? Надо же мне с чего-то начать.

- Достоверно известно лишь, что это - незарегистрированный колдун. В теории, он попадал в наше поле зрения и раньше, но мы его проигнорировали. Сейчас это проверить не представляется возможным. – Администратор на несколько секунд сменил интонацию, возможно, выражая таким образом свое недовольство. Измаил присвистнул:

- Светлые про него не знают?

Администратор совсем по-человечески мотнул непропорционально большой по отношению к телу головой.

- Мы скрываем от них инцидент на погосте, на всякий случай. Не удивлюсь, если наш невидимка скрылся и от них. Незарегистрированные колдуны встречались и раньше. Но вообще, это редкость. Наш преступник из породы хорошо обученных колдунов - не мальчишка, узнавший пару фокусов. Его учили основательно и целенаправленно.

У Измаила появилась интересная мысль.

- А в теории может быть, что самородок сам всему обучился?

Администратор замолчал, сетчатые глаза уставились на ствол дуба. Размышлял он секунд пять, не больше.

- Это на грани фантастики, – Администратор различил в полутьме посветлевшее после этих слов лицо Измаила. – Похоже, моя помощь тебе больше не требуется. Поймай преступника так быстро, как сможешь. Разрешаю убить его при сопротивлении.

Он поднялся со скамьи и пошел к калитке. Вечерние тени окутали нескладную фигуру начальника темным саваном, секунду спустя Администратор растворился во мраке. Измаил закинул ногу на ногу, в раздумьях закурил. Выпустил со смешком струйку дыма и достал из кармана телефон – пришло время сделать парочку важных звонков.

***

Сад возле дома бизнесмена переливался всеми цветами радуги, а воздух был напоен терпкими ароматами флоксов и фиалок. В молодости Измаилу приходилось ухаживать за подобным садом, с одним отличием – тот был раза в три больше. Не один день Измаил валился на кровать с ноющей от напряжения спиной и болючими мозолями на ладонях. Он отогнал подальше неприятные воспоминания и сосредоточился на задуманном.

Киллер оторвал похожий на большой одуванчик фиолетового цвета стебель аллиума - важный элемент для приготовления эликсира, заживляющего раны. Хвоя растущего в соседнем ряду можжевельника использовалась при составлении многих других снадобий, например, средства для улучшения потенции. Штука, кстати, убойная, не чета современным аналогам – если есть желание затрахать женщину до смерти, то лучше вещи не найти.

Во время встречи с Гумеровым, Измаил успел кратко его опросить. Бизнесмен разочаровал: никого, кто бы желал ему зла, он не знал. Конкуренты, понятное дело, у бизнесмена были, но те не опустились бы до заказного убийства, скорее, натравили бы налоговую и другие государственные органы. Припомнить людей, способных нанять колдуна, Гумеров не мог. Родственники целью нападения быть не могли – отдыхали за границей несколько последних недель. Приходилось действовать наощупь. Некоторое время Измаил ходил по саду, высматривал нужные растения, собирал лепестки и листья в целлофановый пакет.

На развалинах кухни бизнесмена нашлась каменная ступка. Собранный урожай Измаил тщательно растолок, повторяя раз за разом нужную формулу: растительная масса почернела, в воздух взвился резкий запашок. Содержимое ступки Измаил долго варил в кастрюльке. По всем правилам, жидкость требовалось дистиллировать несколько раз для достижения качественного результата, но Измаил решил не терять время – полученное варево было слабее приготовленного по правилам, но, все же, должно было поработать некоторое время.

На вкус жидкость напоминала горькую цедру лимона, смешанную с гнилыми грушами, и оставляла противный привкус во рту. Сначала, Измаил ощутил распространяющийся по телу жар – первый признак, что зелье заработало. Его обдало холодным, болотистым духом – в отличие от других видов магии, некромантия оставляла четкий след надолго.

Боясь, что действие зелья скоро закончится, Измаил ускорил шаг. Он покинул территорию особняка: болотистый запах вел в сторону противоположной улицы. Бизнесмен подобрал место для своего дома в историческом районе города, вокруг стояло множество поблекших, но не потерявших шарма немецких зданий из красного кирпича. Большинство не представляли культурного интереса, а потому выкупались ради постройки отелей и гостевых домов. Нередко владельцы, невзирая на протесты местных жителей, сносили строения для постройки современных торговых центров.

След привел Измаила к строящемуся отелю, расположенному в ста метрах от особняка Гумерова. Стройка пустовала: видно, ее отложили до весны. Охраны не было, либо они манкировали обязанностями.

Измаил не ожидал совершить сногсшибательных открытий, но, к его удивлению, интересное нашлось на третьем этаже стройки, откуда открывался хороший вид на сад Гумерова. Это были приличного размера переносные динамики. Измаил задумчиво почесал переносицу – он ожидал найти трупы, следы ритуала, развешенные на стенах кишки, но не это. Какой-нибудь рабочий слушал музыку, да второпях забыл забрать?

Измаил взял динамик в руки - знакомое мерзостное ощущение прокатилось по спине, вызывая мурашки. Измаил никогда не испытывал озарений и не мог сказать, что это такое, но сейчас в его мозгу яркой вспышкой промчалось понимание происходящего. Некромант креативно подошел к делу: управление мертвецами требует близкой дистанции – стоит слишком удалиться, и зомби останутся без контроля. В этом случае жди беды: неуправляемые мертвяки выпустят агрессию на все живое. Не исключено, что порвут в клочья бывшего хозяина. Мощные динамики решали эту проблему: запиши барабаны на телефон, сделай звук громче и управляй на безопасном расстоянии.

Телефон завибрировал в кармане, когда Измаил поднимался вверх по пологой асфальтовой дороге .

- Священник передал мне найденную фотографию, – в трубке что-то бзинькнуло, Гумеров, не стесняясь собеседника, выругался в полный голос. Измаил пропустил тираду мимо ушей.

- Это моя бывшая жена… тьфу, сожительница! – сообщил Гумеров под аккомпанемент посторонних голосов. Решил справиться со стрессом на вечеринке?

- Вам известен ее адрес?

- Известен, но толку с этого? Зина умерла три года назад. Рак желудка, – Гумеров понизил голос. Измаил уловил в его интонации толику горечи.

- Она имела против вас что-нибудь? Например, вы смертельно ее обидели своим уходом?

- Вы что, думаете, меня ее призрак преследует? – ожесточился бизнесмен.

- Как вариант, – не смутился Измаил. - Правда, сомневаюсь, что призраку хватит силы поднять мертвых. Скорее, после смерти она обратилась в штуку помощнее, в полудницу или чего жутче.

Гумеров затих на несколько минут. Измаил физически ощутил скрип его извилин на другом конце провода.

- Никак не привыкну к этой хрени, - буркнул Гумеров, - Что предлагаешь делать?

- Ваш недоброжелатель, скорее всего, не остановится. Нынешняя акция была тренировкой, и свою стратегию он усовершенствует. А может и вовсе сменить. Я бы, к примеру, просто превратил несколько грамм вашего виски в стакане в цианид. Но есть шанс, что этого не произойдет, и я предпочитаю исходить из других соображений.

Несколько минут Измаил потратил на объяснения своего плана. Бизнесмен не стал засыпать его вопросами, пробурчал нечто, напоминающее согласие, и отключился

Продолжение

«Уаааа… Уаааа…» – раздавалось за ближайшим углом. Значит, Юра был на месте. Художеством, оставленным убийцей, впечатлился. Кирилл говорил, что он не блевал только в морге, где проводил вскрытия. Чувствовал себя там на своей территории. Был лучше любого судмедэксперта, потому на особые дела всегда привозили первым. И пусть заблюёт всё вокруг и изгадит, но вещи иногда замечал такие, мимо которых обычный тренированный взгляд проскакивал. Например, это Юра заметил щель в доме Вербицкого, на месте убийства, куда вставляли нож для колки льда, чтобы согнуть немного лезвие. На кухне, под гарнитуром. Не важно для чего – не его задача искать причины. Главное, указал на деталь.

Данила остановился. Его самого чуть не вывернуло. От выпитого с Верой в кофейне коньяка подташнивало на голодный желудок. Ужинать перед сном не стал, было поздно. Может, и хорошо, а то местечко рядом с Юрой у клумбы было свободно. Для глаз и желудка впечатлений в саду родителей Горюнкова-Дорогомилова было в это утро достаточно.

– Женщина... – дважды медленно обойдя всё место, вынес, наконец, свой вердикт Данила.

– Что?.. – Кирилл нёс за ним папку, тогда как Женя отошёл к ребятам.

– Своими руками или нет, но с большей вероятностью за всем стоит женщина. И она не совсем здорова. Есть признаки творческой хаотичной инсталляции. Простым языком выражаясь – "художества в полях"...

– Что это значит?

– Скульптор иногда не видит будущей скульптуры в мёртвом камне, а художник – пейзажа на полотне, пока не возьмут в руки один – долото, а другой – свою кисть... – остановились у яблони. – Прониклась на месте, так сказать… А это что?..

На земле, метрах в десяти от тела, лежала заколка для волос. Не затоптанная, не заржавевшая от долгого лежания, а будто вот уронили. Данила подозвал одного из ребят. Знаком показал, что б захватил пакет для найденного.

– Что наши девочки?

– Альбина всю ночь была дома. Аллу и Алёну проверили только утром. Недавно.

Он обернулся.

– Да помилуй же, Саныч, где я столько наружки возьму? Мы с Женькой сами не спали, у подъездов вчерашних девиц дежурили...

– А Вяземский?

– За домом наблюдают. Ему уже сообщили, но пока никуда не выезжал.

– Давай-ка сразу к нему…

Он знал, что Валентин Григорьевич Вяземский подвигами юности не сильно отстал от убитых. И в недавних похождениях тоже. Но вряд ли что скажет сейчас интересного. Любопытно было просто взглянуть на реакции на лице. Человека, который знает, что происходит, отличить от незнающего легко. Однако на лице Валентина Григорьевича во время разговора отчётливо проступил третий тип – допускал, что такое возможно, но не знал, откуда прилетел бумеранг. Да, наследили ребята в этой жизни.

– Вы понимаете, что,.. можете стать третьим? – обязан был спросить его Данила и спросил.

– С чего бы? – достаточно резко произнёс в ответ собеседник. – У меня есть охрана. А за последний месяц Андрей и Пётр, скорее всего, сами во что-то наступили. Я два дня назад вернулся из Греции. Общих долгов у нас нет.  А вот у них двоих – были. Пощупайте кемеровских, это ж все знают. Говорил не связываться с ними. Не послушали…

Это было правдой. Не насчёт кемеровских, а по поводу Греции и последних застолий. Дорогомилов и Вербицкий несколько дней гуляли вдвоём, почти все майские. С гостями, разумеется, и с девочками. Обошлось без пароходов и яхт, несколько ресторанов в городе и скучные дачные посиделки. Со слов управляющего, горничной и охраны всё прошло скромно. Надо бы ещё раз их допросить, поскольку Дорогомилов умер, могли теперь сказать что-то больше. Мишины ребята пусть и займутся, у него людей больше.

– Наружку пока не снимать, – распорядился Данила. Вяземский вышел из дома через пять минут, в сопровождении охранника и водителя. Видели, как его мерседес уехал в город. Загородный дом, возле которого они стояли и где хозяин появлялся чаще всего, располагался в полутора километрах от дома родителей Дорогомилова. Всё тут было близко, и кто-то безбоязненно кромсал бизнесменов японскими ножами. Ещё и так дерзко, с вызовом. Кишки на заборе развесили не что б напугать соседей. Это был «звоночек» Вяземскому, последнему из троицы. Стойкое сложилось на этот счёт предчувствие.

Офис Вербицкого в этот день мог вызвать настоящее нерабочее отвращение. Если б только не мысль, что где-то на пару этажей выше ведёт приём Вера Борисовна. Время посещений в её кабинете начиналось в девять. Кому-то проблемы мешали жить прямо с утра. Данила появился позже, до десяти успел доехать до гостиницы и отдохнуть пару часов. Уснуть, кажется, толком не сумел, хотя какие-то видения посещали. Прыгающая с высоты Оксана, музыка, теплоход. Такое было возможно лишь в утренние часы. Провалишься на 20 минут, а перед глазами развернётся целая эпопея. Пытался достать девушку из воды, потому что в грёзах она сорвалась не с крыши двухэтажки, а прыгнула в воду с борта. А когда вынырнули из Волги, вместе гребли на каком-то большом контрабасе к берегу. Надо же такому присниться. Редкие сновидения касались его работы, но иногда оно случалось. Прекрасный повод навестить сегодня психолога.

В мягкое кресло в кабинете, где ещё недавно Андрей Вербицкий проводил совещания, Данила погрузился на несколько часов. Всё было собрано в папку. Имелось небольшое досье на каждого, составлены все были им лично. Их было уже девятнадцать – таким он видел близкий круг Вербицкого на момент убийства. Видео опросов и записи с камер в холле собрал в свой ноут. Включил и пересматривал, как позавчера толпились люди с цветами. Дима написал, что по записи с диктофона ничего интересного не выявил. «Амазонки» язвительно трепались, много молчали, и полезного сказали чуть. Два раза за ночь переслушал.

– Данила Александрович, с девушками-то что делать? – заглянул стажёр. – Кирилл Андреевич звонил. По всем трём подтвердилось, что дома были сегодня.

– Отпускай…

Покрутил снова видео, во второй раз полистал досье. Откидывал голову назад и сосредотачивался. Ничего. Ни один из перечня не подходил. А с появлением нового трупа начинать нужно заново. Если шеф даст команду углубиться, то он останется. Но после недавнего звонка почувствовал, что на самом верху хотят всё переиграть. Борисыч осторожно об этом говорил, намёками. Нехорошо было на личные дела такие убийства списывать, портить покойным репутацию, когда они так постарались при жизни для общества. Зато кемеровские бизнесмены, о которых упомянул Вяземский, много кому надоели, и Мишина группа за несколько часов хорошо постаралась, чего-то на них уже нарыла по своим каналам. Удобней вроде как оказалось всё на них вешать. При возможности, разумеется. Так что полковник слегка «натянул поводок», велел пока не усердствовать. Глядишь и намордник скоро наденет.

В дверь постучали. Одна из «амазонок» оставила вчера здесь помаду, доложил стажёр. Разрешили ей войти. Данила сначала продолжал листать бумаги, а потом поднял голову. Алёна Велеславовна.  Или просто Алёна. Нашла свою забытую помадку, накинула на плечо сумочку и вильнула напоследок задом, обернулась в дверях на миг. Даже после Аллочкиных пиздюлей – фонарь под глазом горел ярко, как красный сигнал светофора – оставалась бессовестно красивой. Однако, полагал он, красота должна быть с совестью. С берегами и границами. Полыхающей, как вечный огонь. Красота такой амазонки, как Алёна, может быстро приесться. Вербицкого, по слухам, хватило на три дня, размолвка у них вышла на четвёртый. Да и не в его она вкусе, Данила таких не очень жаловал. Вкус же, как известно, – самая капризная женщина в жизни любого мужчины.

Впечатлённый собственным сравнением, он резко встал. Отложил бумаги. Почему бы и нет? Кофе, в конце концов, после развода он пить уже с кем-то научился. Мог теперь кому-то позволить залезть себе в голову. Хуже от этого точно не станет. Быстро накинул светлый пиджак, сегодня был при костюме. Зашёл выпить чашечку кофе в столовую, для храбрости, разумеется, и там же взял печенье с предсказаниями. «Если волшебство сегодня не случится, пусть это станет его горем», – гласила бумажка. Что ж, он и не ждал чудес. Дело-то сложное. Набрался смелости и с четвёртого спустился на третий…

Повезло, что на приёме никого не оказалось. Вера Борисовна была удивлена, но на сеанс согласилась без колебаний. Уложила его на диван, сама же осталась на стуле. Лишь изредка он не угадывал вопросы и их последовательность – «азбука» для него была знакомой. А потом, когда она спросила про полный контроль, его вдруг осенило. Вскочил. И, удивив её не мало, выбежал из кабинета, пообещав вернуться. Конечно же, контроль! Он просто просмотрел её, потому что она давно готовилась. Вот и не попала в лист подозрений. Сама, можно сказать, не вписала себя в него или вычеркнула. Всегда была рядом и всё контролировала, всё знала о них троих. А женщин, которых Данила отбросил поначалу, можно было насчитать десятка полтора, от младших бизнес-партнёров, сотрудниц, знакомых до мелкой прислуги и подчинённых здесь. Обижена была. Умна. Мудро скрылась в тени перед убийствами и выпала из поля зрения. Он-то отсматривал тех, кто в нём оставался – так ему велели. Всегда самым ближним кругом занимался. Эта же дама немножко отступила за границы. При «сорванной кукушке» последовательна и осторожна. Опасный противник. Разведёт перед носом костёр и устроит пожар.

«И что?..» – не понимал Лев Борисович.

«А то, что ждала она его, – продолжал Данила – Ждала, когда соберётся вся троица, без этого не начинала. И в первый же день приезда Вяземского из Греции Вербицкого вдруг не стало. Дорогомилова – сегодня; убила б и вчера, но он всю ночь в местном казино сидел в подвале. Вяземский теперь по плану. Чую. Печёнкой. А печёнка у «психов» вроде меня – вся в голове…»

Полковник молчал, сопел в ухо.

«Что, прям сегодня третий труп будет?..»

«Да не, денёк подождём. До второго трупа она понимала, что можем не сообразить про связь. И сейчас надеется, что не поймём. Потому, если создать условия… В общем, сегодня устроим ей выходной. А завтра…»

Снова сопит, старый филин. Размышляет. Ясно стало, что если сначала Данилу сюда и не для галочки отправили, то никто ни в Москве, ни здесь всерьёз личную версию уже не рассматривал. Вернее, её спешно перестраивали в заказную. Видимо, поменялись планы. Конечно, не ребята-следаки до такого додумались, им сверху эту мысль прививали. Самоубийство Оксаны накануне в газетах вообще замолчали, не было никаких грехов прошлого у убитых, копайте, пока лопаты не сломаете. А заказняк, как известно, особенно таких людей, желательно маскировать под несчастный случай, да под тяжёлую болезнь. Или под такую вот кровавую, но всё же бытовуху. Поползли уже подзаголовки про завистников, которые именно так всё обставили. Не было никакой мести, чистый заказ. Большой бизнес без большой крови не делят. Лишь бы к лику святых не причислили.

«А тебе-то зачем всё это? – раздалось, наконец, недовольно в ухе. – Ребятам подскажи. Свою задачу ты выполнил, кого надо, отсмотрел. Теперь пусть они и ловят…»

«Да взглянуть я на неё хочу, Лев Борисович, просто взглянуть! – уже нетерпеливо начал сам возбуждаться на начальство Данила. – Мне хоть про Кемерово, хоть про Старую Майну потом пусть напишут! Дайте ещё денёк-другой. Не получится, окажусь неправ – сразу вернусь. У меня профессиональный интерес. Для дальнейшего личного роста…»

Он не видел, но почувствовал, как Борисыч, поразмыслив ещё немного, махнул на него рукой. Знал старика и все его жесты, и, видимо, не больно-то с самого верху давили. Потому выдохнул раньше, чем услышал привычное «ну, добро, добро». А после этого повесил трубку. Выпил коньяку. И, сам того не ожидая, крепко проспал до утра следующего дня. На пять минут прилёг называется. Чуть дело не завалил.

– Собирай людей! – позвонил он следователю Жене рано. – И Мишиным тоже свистни. Пусть все послушают. Хотя бы примут к сведению…

У Миши были нормальные пацаны. И сам Миша был правильным. Другое дело, иглу на пластинку патефона ставило всегда начальство. Пока ехал с водителем, прошёлся по новостным выпускам в интернете. Часть из них, оказывается, пропустил. Ещё позавчера, через полтора дня после смерти Вербицкого, в газетах писали лишь про шестнадцать ударов. Не пятьдесят, не шестьдесят. Видно уже были намётки выводить всё на бизнес-разборки, без всяких личных мотивов. Очень уж менты хотели кого-то из Кемерово нагнуть. Ладно не про отравленную печеньку написали. С Дорогомиловом новости в инете разложились вообще пересохшим фонтаном. Ни слова про то, что выпотрошили. «Четыре удара ножом…» Как-то заткнули рот соседям. Записи с камеры с дома изъяли сразу, Миша сказал. С неё всё равно, как ни работай, ни увеличивай, не было ни хрена видно. Толком даже не ясно, мужчина или женщина, или вообще какое-то пугало. Однако, нет материала – нет пустых толков. Записи затёрли.

– Ну, что ж она – сегодня пойдёт за третьим что ли? Не ёбу ж далась… – с недоверием отнёсся сначала к идее Миша.

Для Данилы же ясно было одно: ёбу или не ёбу, кому бы или чему бы она не далась, а без этих троих уродов не обошлось. Всё из-за них, и никак по-другому.

– Ты сам видел, какое Рождество на соседском заборе устроила, – ответил он вслух Михаилу. – Вот и посмотрим. Есть чувство и понимание, что пойдёт до конца. Сегодня, если поможем. А ошибаюсь я или нет – увидим вместе…

Миша кивнул головой. От него-то требовалось дать двух парней покрепче и помоложе, да помочь устроить засаду. И с Вяземским поговорить заранее, что б отослал всю охрану от себя и приехал в офис Вербицкого один, без водителя. Там чтобы хорошо засветиться, побольше всем о планах на вечер рассказал. Миша обещал устроить. Руками, правда, развёл, мол, сам понимаешь, в газеты и это может не попасть. Бабу, если и возьмут, подальше закроют, а дело всё равно повернут по-своему…

Нервное возбуждение таким у него было впервые. Каждые пятнадцать минут порывался достать телефон, набрать Женю, Кирилла или Мишу. Хотел отменить всё к херам. Пусть сами тут варятся в своём котле правды и справедливости. В какой монастырь не сунься, а правила свои не навяжешь. Более того, прослывёшь дураком. Ну, поймают они её, как объяснил Миша, запрячут куда-нибудь далеко. А граждан Вербицкого с Дорогомиловым похоронят с почётом, и у каждого на главной городской площади будет своя именная плита. Может, кстати, и хорошо – будет куда сходить плюнуть. Тот же Ли Сюнь, например, с уважением вспоминавший Вербицкую Надежду Анатольевну, от сынули её золотого натерпелся премного. Да пусть хоть очередь выстроиться, чтобы плюнуть и растереть – может так и должна выглядеть в современном мире справедливость? На кладбище по могиле не походишь, погонят или замучают штрафами. Статью ещё найдут. А тут – топчи не хочу. И только плита будет знать, насколько хорошим был человек…

К дому Вяземского стекались тихо, по одиночке. Четыре беседки в саду, окружавшем дом полукругом. Такая же площадка с деревянными фигурками, как у родителей Дорогомилова. Строили, вероятно, в одно время, или делал один застройщик. Всё у них тут было как-то похоже, один поставит с вечера золотые врата, а наутро такие будут стоять у всех.

В доме было четыре входа. Данила засел за беседкой с заднего. Два входа закрыли изнутри, а двое Мишиных ребят расположились у четвёртого. Женя, Кирюха и их стажёр затихли в машинах снаружи. Вяземский Валентин Григорьевич оставался в доме один, включил на кухне телевизор и пил, сидя в кресле, вино. Сказал изначально, что не верит во всю эту херню с нападением. Но намекнул, что есть чем защититься. Лишь бы не начал шмалять, когда начнётся бедлам. Данила глубоко вздохнул, когда все они рассредоточились по местам. И в последний раз спросил сам себя, а верил ли он во всё это? Судя по тому, как прорисовал в уме, она появится обязательно. Даже если узнает, что Вяземского охраняет целая армия, придёт всё равно. Не сегодня, так завтра. Армию потому с собой не привели.

И главное. Как он догадался, что нагрешили не двое без третьего, но по-прежнему троица целиком? Да всё те же кишки. Шла по нарастающей, и третьему, последнему из них, бросила смелый вызов. Сегодня, вероятно, назревало лучшее её представление. Убить или погибнуть самой. А лучше всего – сгинуть обоим вместе. Вот только каким же сюрпризом станет для Вяземского её визит. Ведь он и вправду не верил, что за такое можно убить. И даже не предполагал, на кого подумать. Вот они каковы, трое покровителей города – в точности не помнили, сколько раз и кому оказывали своё «покровительство».

Он просидел в размышлениях и во внимании, наверное, до двух часов, пока не забеспокоился. Что ж, может, ошибся, и она не придёт. Осторожно покинул укрытие и подошёл к своей двери. И каково же было удивление, когда она оказалась запертой изнутри.

Вслушался, осмотрелся. Вынул из кобуры табельный пистолет. Медленно начал обходить дом. Посмотрел в сторону беседки, за которой сидели ребята. Тишина. В окнах кухни по-прежнему горел свет, слышался звук плазмы и тонкой струйкой поднимался в небо дым из камина. Жаль сквозь занавески разглядеть было нельзя.

Он хотел сразу было войти, но решил сначала заглянуть за беседку. И только зашёл за неё, увидел тут же обоих ребят. Лежали на земле. Дыхание ровное, тёплые, но без сознания. Бросил быстро Кириллу смс и понёсся к дому бегом.

Влетел.

Сначала было темно, полумрак. Шагнул из прихожей на свет. Тот горел впереди, слева на кухне, совмещённой с залом. Двигался медленно вдоль стены, и скоро увидел зальный камин. Плазма висела над ним. Звук MTV был негромким, но ничего кроме него он не слышал. Ещё три шага и поворот. Должны будут показаться два кресла, журнальный и барный столики. Остановился. Вдох-выдох, и снова шагнул. И тут увидел обоих.

Вяземский Валентин Григорьевич был привязан к креслу. Сидел вполоборота к нему в глубине. Процесс уже начался, и как получилось так, что ничего не было слышно, а парни оказались в отключке, Данила не знал. Более того, был искренне удивлён, увидев ту, что занесла нож над жертвой. Однако её глаза не изменились, когда она перевела взгляд на него, услышав чьё-то появление. Наоборот, в них вспыхнули огонь и ярость. Не страх и испуг.

– Алла Валерьевна… Не надо… – не приказал, но попросил он девушку. И, видимо, зря. Потому что при звуке его голоса она взмахнула орудием.

А дальше прозвучал выстрел.

Данила упал. Едва только сделал шаг к ним, и ноги его подкосились, будто стрелял не он сам, а кто-то в него. Мелькнула перед глазами барная стойка. Странная фигурка на ней. Кажется, даже терял на мгновенье сознание. Перевернулся затем на живот и пополз. Видел, как Алла тоже осела вниз, выронив перед этим нож. В какой-то момент паралич вдруг прекратился, и у кресла он смог встать на колени. Вяземский моргал глазами и ртом хватал воздух.

– Ребята, быстрей!.. – позвал Данила громко, не слыша до сих пор бегущих ног.

Взял девушку за голову, ладонью приподнял с холодного пола. Эх, Алла, Алла… Синие, как бирюза, глаза, угасали быстрее искр костра. Мгновенье – и они уже не держат взгляд. Целил ей руку, не в сердце же.

– Где были так долго?.. – обронил он, когда первым вбежал Евгений.

– Мы ж сразу… – ответил тот.

И вызвал две скорые, оценив всё своими глазами…

Городу нужно было отдать должное, в плане скорости прибытия врачей. И Аллу Валерьевну, и Валентина Вяземского уносили на носилках уже через десять минут, хоть находились все за городом. Девушку сначала забирать не хотели. Сказали, что следует дождаться труповозки, что ехать будет долго, поскольку на город одна. Данила только на них посмотрел, и споры сразу прекратились. Аллу взяли на носилки и унесли. Стажёр отправился вместе с ней.

Почёсывая головы и не понимая, что произошло, в дверном проёме стояли двое Мишиных ребят. Пришли в себя, когда услышали, как бегут Женя и Кирилл со стажёром. И, разумеется, ничего больше не помнили, ни как вырубились, ни когда. Врач скорой задержался и осмотрел их, проверил бегло зрачки и реакции. Потом уже вернулся в машину. Алла всё равно больше никуда не спешила. Не ясно, не ясно, как мог он её просмотреть! Она не подходила под профиль, даже слишком…

– Ты ничего отсюда не брал? – спрашивал Данила всех про барную стойку. – А ты?.. Все четверо ребят помотали головой. На барной стойке не было ничего, кроме рюмок и открытой бутылки. Верно, ему померещилась та игрушка. А всё из-за дурноты, от которой упал.

– Куда сейчас, Данила Александрович?.. – спросил Кирилл.

– В морг, – ответил он. – Затем в отделение…

***

Вопросов оставалось много. Но после разговора с Аллиной бабушкой – родителей у девушки не было – ясным стало почти всё. Данила первым встретил её в морге, уже через час. И пробыл всё время рядом, пока она плакала.

Как выяснилось, Алле Валерьевне организовали «прописку». Не за этим она устроилась к Вербицкому в офис, хотела на самом деле немного другой карьеры. Просто ошиблась с местом работы. И на даче её изнасиловали. Втроём. Вербицкий, Вяземский и Дорогомилов. Рассказала об этом только бабушке, но та велела молчать. И офис пока покидать не советовала, чтобы ничего не случилось из мести за своевольный уход. Эта троица в городе считалась всесильной. На дачу после случившегося Аллу брали ещё несколько раз, но ничего уже не делали, давали, видимо время освоиться и привыкнуть. А она считала дни, когда подаст заявление. Однако, в какой-то переломный миг с собой, видимо, перестала справляться. Психологу не говорила ничего. Просто запланировала убить из мести. Бизнесмены, разумеется, не догадывались, что так всё обернётся, что девушка не простит поруганной чести. Она и не простила. Милая болтушка Алла, как говорили о ней одногруппницы, имела два спортивных разряда, по плаванью и дзюдо. Занималась в секции спортивного ориентирования, а по вечерам – латинскими танцами. Отсюда и сила ударов. Технику же удара ножом, вероятно, освоила самостоятельно, ноутбук ещё проверят. И рост был метр семьдесят пять, крупный размер ноги, где-то под сорок. Вот такая сложилась на Волге картина без мольберта. Её предстояло увести в голове домой.

Казалось, ничто больше не должно волновать. Ни дрожь в её руке – ведь та могла просто трястись от внезапного нахлынувшего перевозбуждения. Ни то, что нож Алла держала правой. Левой она убила первых двоих. И собиралась убить третьего, только не успела переложить в другую руку. Всё-таки не левша, а универсалы, как она, правой пользуются чаще. Ну, не успела переложить, он же ей и помешал, застав над жертвой! И обувь надевала на полтора размера больше, чтобы сложнее было потом отследить. И машину со стёртыми до дисков протекторами тоже найдут, наверное. А в баре, где не было камер, в ту ночь, когда погиб Вербицкий, она не была – бармен частенько выпивал, мог ошибиться со временем. Да даже не с часом, а с днём! Мишины люди пусть и проверят!.. Но… что же тогда было не так?..

Наверное, всё проклятая совесть. За последние десять лет он даже с похмелья не мазал на стрельбище. Но тут, целил в плечо, и вдруг попал в грудь. Прямо в пылающее, полное страданий девичье сердце. Убил. Вот и терзался… Всё, что было плохое и пошлое в этом городке, стянулось сюда, в эти офисы семиэтажки. А почти единственное, что не успело в нём пожухнуть, как те герберы для Вербицкого, запачкали и растоптали ногами всесильные. Потом ещё и добили. Его собственной пулей…

Зазвонил мобильник. Полковник будто выбирал момент, когда слышать никого не хотелось.

– Да, Лев Борисович.

Сначала на другом конце по-стариковски вздохнули и шамкнули.

– Ну, ты как?.. – спросили потом. – Прислать за тобой водителя?..

– Нет. Сам поведу. Уже выезжаю...

Повесил трубку. Не хватало ещё чужого молчания за рулём в дороге. Своим собственным машина будет переполнена, от него-то придётся затыкать уши…

На гостиничной стоянке, когда сел за руль, двигатель завёл не сразу. Пытался не поддаться порыву доехать до офиса Вербицкого, чтобы… проститься с Верой Борисовной. Однако, сдержался. Он даже этого не заслужил. Дома поплачется перед зеркалом. «…назвала неумелой норовистой сучкой…» Вот, что нужно было услышать вовремя, а он не услышал! Другие девушки знали про изнасилование, но не осуждали своих хозяев. Он же не просто проглядел Аллу, а половину выводов сделал неправильно. Всякое в работе бывало прежде – ошибки, просчёты, недогляды. Но сейчас чувствовал себя так, словно выпил целый ушат отвара горькой полыни и всю ночь по затылку били кузнечным молотом.  Сердце будто взяли в ладони и непрерывно перетирали руками вместе с речным песком. В груди покалывало мелкими иголочками. Фиаско, полное и разгромное. Теперь только домой. Никуда не заезжая и не сворачивая…

Пальцы включили радио больше по привычке.

«…отцы города и благодетели нового интерната, погибли в ходе кровавых разборок. В Кемерово в связи с этим начались первые задержания. Убийства планировались более полугода…»

Выключил. Будто нарочно все вещали обо одном. Горько усмехнулся и вывернул вправо руль. Левая нога медленно отпустила сцепление, другая надавила на газ. Автомобиль покатил по мокрой и блестящей от дождя дороге. А уже через десять минут он выехал на трассу. Маленький провинциальный городок оставался за его спиной вместе со своими правдами и неправдами…

***

Медная статуэтка встала на камин. На своё место. Требовалось время, чтобы глаза погасли, после третьего раза они всегда разгорались сильнее. Пришлось даже отвернуть к стене – Тутси начала шипеть и спряталась в страхе за пуфик в прихожей. В последний раз, после четвёртой жертвы, взгляд демона настолько разбушевался, что пришлось его спускать в погреб и несколько месяцев держать в земле, дабы не спалил всё взглядом. Нужно уметь самой останавливаться. Тем более у этого дела третий участник был последним. Демон злился, потому что не успел вкусить кровавого пира, как в предыдущие две жертвы. А крови глупой Аллочки, получившей под рёбра пулю, ему не хватило. Тело нужно было взрезать ножом, чтобы он слышал, как лезвие упирается в кости, как трещат мышцы и разрывается плоть. Старого демона, взращенного и воспитанного на древних жертвоприношениях, новомодное оружие не возбуждало. Кажется, раздражало только сильнее, и если каменная стенка камина нагреется под его взглядом, то придётся спускать в глубокий погреб. Зарыть в землю и держать там до осени. Её силы, которые он ей давал, слабее от этого не станут. И ум, и красота, и крепость тела, и положение – всё-всё останется при ней. Разве что на время пленения статуэтки в земле не будут приумножаться. Она даже ларец для этого специальный купила, тоже из меди, с малахитом на крышке. Зароет его прямо в нём, и сила взгляда древнего Уртуткху постепенно охладится.

Пройдёт время, и запертый в статуэтке демон снова станет покорным. Ему понадобятся новые силы, а он, в свою очередь, сможет напитать ими её. Ведь любое божество не было вечным аккумулятором, его нужно было поить живой кровью и зрелищем...

А Аллочка не разочаровала. Всего два часа накануне – и завелась, как маятник на ходиках. Раньше так не заводилась, просто тихонько плакала. Ну, как же – двое уже ушли, и без неё! Третьего в ад нужно самой отправить, иначе никогда покоя на душе не наступит. Убедить надломленный разум, с таким-то даром от древнего, было несложно. Сама у неё нож попросила, дала ей точно такой же. Старый набор одинаковых японских ножей, куплен ещё в семидесятые. Даже вонзить его не успела, когда словила пулю. Зато за троих посмертно и отвечать. У третьего случился инфаркт, не дожил до больницы. «Прощай, глупая белокурая девочка. Я забрала твою боль и всю её прочувствовала, отомстила. Но и тебе в этой жизни делать нечего…» Следователю из Москвы сильно повезло, что застал только Аллу, а не их обеих. Иначе идол был бы сегодня сыт. Может, зря его пожалела и остальных, с таким демоном засады были не страшны, не то что пулю направить в нужное место. С другой стороны, боялась, что от обилия крови станет слишком сильным и перестанет подчиняться…

Провела ладонью по плитке, там, куда вперился взгляд злого демона. Нагрелась как огонь. Видно, и вправду придётся спустить его в погреб. Или найти кого-нибудь завтра, чтобы насытить. Бомжа, например. Так даже лучше, что б все остались довольны. А потом опять перерыв на долгие десять лет. Ровно настолько хватало, чтобы поддерживать вечную молодость и всё остальное. Дорого она заплатила за право таким обладать, сама должна была погибнуть, за этим её когда-то с собой и взяли. Но молодость ранних лет победила, кости соперниц остались в горах. Старой Хозяйки и той, что хотела стать Новой. С той самой экспедиции на Урал прошло больше полвека, и уже в шестой раз пользовалась она взятой в сокровищнице статуэткой. Демон не говорил, сколько отпущено ей, ведь горы она покинула, жизнь будет не вечной без них. Да и не надо. Ей нравился город, и прозябать на холодных хребтах и в пещерах, как все предыдущие, она не желала. В зеркало сама видела, насколько была хороша, и чувствовала себя на прежние двадцать девять. Только сорванные цветы в руках почему-то быстро вяли. И это сильно печалило. Цветы она любила больше камней, но только те начинали сверкать на ладонях истинной жизнью. Напоминали об оставленных когда-то горах…

«Кто я?..» – подойдя к зеркалу, спросила она своё отражение.

«Кто я?..» – снова спросила, поскольку в ответ была тишина.

«Кто я?..»

«Ты… – ответили ей с той стороны нечеловеческим голосом-эхом. – Ты… наша хозяйка… Хозяйка Медной Горы…»

Автор: Adagor121 (Adam Gorskiy)

– Значит, Андрей Дмитриевич, говорите, тоже бывал у вас на приёме? – нарочно топорно сменил он тему, грубо перейдя сразу к делу.

И Вера Борисовна оценила такой ход, улыбнулась. Это было очко в его пользу как специалиста в её области.

– Дважды, – ответила она. – С первого раза не понял, что руки ко мне тянуть не нужно…

Данила изобразил гримасу неловкости. Комично получилось, и оба рассмеялись.

– А что же … эти?  Его «амазонки»…

Вера Борисовна игриво захлопала ресницами. И ответила словами из песни:

– Мало-мало-мало-мало-мало огня…

Напела. Красивый голос. И сама как таёжная сказка. Тут даже не надо было понимать Андрея Дмитриевича. Закрутить с тридцатидвухлетним психологом утончённого ума и выжигающей глаза внешности хотел бы любой. Хоть раз крутануть столь раритетную пластинку на своём граммофоне. Ей даже просто могли платить за визиты сюда и приходить поглазеть, послушать. Конечно, она своей внешностью пользовалась. Но, судя по всему, сугубо в профессионально-финансовом поле, в личное такие люди, как Вера Борисовна, с работы ничего не запускают. В обычной жизни, скорее всего, была скромна и одинока. Вот она, поломанная туфля сапожника или погнутый докторский стетоскоп.

Разумеется, ничего она ему не показала. Мол, приходите, изымайте, хранится всё здесь, других рабочих архивов не имею. Что до убийства – сама не думала ни на кого, а психов – так их тут полгорода было. Практика у Веры Борисовны процветала. Здесь хорошо жили только Вяземские и Вербицкие, и те, кто на них работал. Не обязательно напрямую, но в дочерних предприятиях или в зданиях, которые принадлежали им и абы кого туда не «заселяли». «Естественный отбор» во славу единственных! Она и сама выбрала себе кабинет в семиэтажном офисном центре, где заседал Вербицкий, лишь потому, что здесь можно было почувствовать себя как в столице или даже Европе. Здание класса B+. Чистенько, дорого и все улыбаются. А несколько лет назад она продала квартиру, скопив, наконец, на приличный домик за городом, где смогла разводить любимые цветы. И, можно сказать, совсем стала счастлива. Вот этим поделилась уже от сердца.

– Что ж о цветах-то не заботитесь? – напоследок спросил Данила, когда вкривь или прямо хоть что-то у знал о некоторых из её клиентов из офиса Вербицкого.

– Да не свет это, не свет, – словно её уже достали этим вопросом, ответила Вера Борисовна. – Иранские удобрения. Хотела подешевле, с рук. А вышло вот так…

Данила осмотрелся. Развёл удивлённо руками, указав на роскошь, в которой она сидела, и он перед ней, за столом, с другой стороны.

– Подешевле? С рук?

– Сто двадцать квадратных метров, – просто ответила Вера. – Весь мой первый этаж. Знаете, во сколько обходится содержание такой оранжереи?

Он не знал. И поднялся.

– Понятно. Сто двадцать метров. Ухожу…

Вот же паучиха. Хоть не критично, но обдурила малость. Ночью сделали копию с её журналов, открывали кабинет. В сейфе хранились только плёнки – ей-ей как у западных психологов! Вербицкий был у неё на приёме четыре раза, и раз – у её помощницы Светланы. Пять получалось в итоге. Но, признаться, всё говорило не против неё. Не суйте, мол, нос не в ваше дело. Большего о внутреннем мире и проблемах убитого она всё равно сообщать не собиралась. Скорее всего, не скажут ничего и плёнки. Главное, что они с ней друг друга поняли, и что-то сильно сомнительное после того, как совершилось убийство, скрывать бы она не стала. Может быть, Вербицкому удалось дотянуть докуда-то руки, и Вера не хотела говорить о других визитах по этой причине. Нечем тут было хвастаться, когда речь шла об Андрее Дмитриевиче. Вера Борисовна не «амазонка». Могла же она «оступиться»? Но быстро сделала для себя выводы.

– Обед-обед-обед! – Данила издалека показал на часы Кириллу и Жене, когда вышел после четырёхчасовой беседы с психологом. Время с ней пролетело незаметно. С двумя её девочками поговорит позже. Если не передумает.

Опер и следователь тоже дали понять, что ещё не обедали. И пришлось сесть с ними в машину, чтобы ехать на дачу к Вербицкому. В офисной столовой захватили кофе, печенье и бутербродов с колбасой. Жевали в дороге. Стажёр, который был поставлен охранять комнату с «амазонками», ждавшими допроса, позвонил в пути и спросил, что с ними делать, коли все так неожиданно разъехались.

– А ничего, – ответил Данила в трубку. – Главное, не выпускать и не давать работать. Никакой плазмы, журналов, мобил, пусть занимаются только друг другом… Что?.. Да хоть глаза пусть выцарапают, но сидят и ждут нас до вечера. Открой им окно подышать…

Дима потом прослушает запись. Данила оставил цифровой диктофон под столом. Иногда, когда медузы-горгоны сходились в одном пространстве и им ничего, кроме кислорода в окно не оставляли, таких чудес могли наговорить. Интересно будет узнать…

Только и успели доехать до дач, когда пришла смс от Валеры Казанцева. Данила запросил на всякий случай имена последних девиц. Выяснилось аж три. Те самые, что приносили на Вербицкого и Вяземского с Дорогомиловым заявления, но потом забирали. Переслал сообщение сразу Кириллу.

– Я тут один управлюсь, – сказал он им, отправляя обоих.  – Сами поговорите с девочками. Звоните, если что…

Делать нечего, он старший. Хотели подучиться у него, работая рядом, но рук и вправду не хватало. С Москвы уже начали звонить со всего верху, расследуйте, мол, найдите, посадите, обезглавьте. Такого хорошего человека завистники погубили.

На дачу пришлось прокатиться не просто так. Кроме того, что хотелось взглянуть самому, в каком направлении ушёл преступник, произошло ещё одно событие. По нему собственно Мишины ребята и звонили. Два давнышних соседа Вербицкого, Багров и Батурин, чьи дома стояли ближе других, попались недавно, и попались вдвоём. Оба были из списка подозреваемых, беседы с ними запланировали на поздний вечер. Однако ребята успели проникнуть в дом убитого сами. Воспользовались тем, что много входов и окон, оторвали оградительную ленту и даже прикатили тележку. Пытались вывезти сейф, но охранник увидел. И Мишина группа теперь ждала, чтобы обоих забрать в отделение. Знали, кем послан Данила, с уважением отнеслись к ожиданию.

– Чего полезли-то? – спросил он у обоих. Снял с них наручники, когда остались втроём в одной из комнат. – У вас же дома ничуть не беднее…

И что бы они не ответили, он уже знал – убийцы среди них не было. Отпустил бы раньше, чем разносчика пиццы, доведись беседовать с ними с первыми.

– Да денег он должен нам, – сказал за двоих Багров. Батурин в подтверждение кивнул головой. – Больших денег, почти семьсот тонн, зелёными. Наличкой брал. По-соседски, без расписки. Нам тоже так давал, под честное слово. Только спросить-то с кого теперь? Мы ж подтвердить не можем. А в сейф наше при нас же и клал. Позавчера. Вот мы и…

В общем, ребята влипли. Убийство, конечно, на них не повесят, своё слово для Мишиной группы он скажет. Но для подобных изъятий долгов у покойных имелись суровые номерные абзацы в тонкой книжке УК. Теперь это станет заботой адвокатов.

– Миш, забирай!.. – позвал он коллегу через дверь. – Не они, – добавил, когда тот вошёл. Положил перед ним на стол наручники. – Вроде не буйные…

С женщинами всегда было сложнее. Как бокал с охлаждённым вином, с туманной испаринкой на стекле – не всё сразу видно. Вроде и знаешь, каким будет вкус, перед тем, как разлить, бутылку держал в своих руках. Но каждый глоток словно сюрприз. Были и среди мужчин преступники, которым удавалось его обмануть, пусть ненадолго. Но не в провинциальных городках или дачных посёлках. К жительству в таких местах был склонен иной мужской контингент, немного попроще. Его он видел насквозь, простой, словно розовый бисер на вышивке. Такими и были Батурин с Багровым.

Что ж, придётся заново выводить весь близкий круг, который на данный момент становился прозрачным, понятным. Его отпустили на неделю, и времени было достаточно. Не было задачи найти убийцу, важно было понять, есть ли он в ближайшем окружении. Киллеры, кредиторы, завистники, должники – хлопоты Мишиной группы. Данила чувствовал, что без личного тут не обошлось, и дело было не только в количестве нанесённых ударов. Иногда и обычный заказняк маскировали под что-то подобное, жуткое, бытовое. Отбрасывать то, что и сейчас, возможно, была маскировка, опыт работы не позволял. Масса нюансов действительно переплелись слишком тесно. Как говорят доктора, симптомы одного заболевания похожи на симптомы другого. При слишком личном и «горячем», свежем, как правило, оставляют много следов. При более «холодном» и отсроченном варианте всё может выглядеть выверенным и продуманным, меньше следов и больше изящества. Как с тем известным мексиканским блюдом. Убийца в доме Вербицкого наследил достаточно, даже оба орудия оставил на месте. Но в то же время многое из этого пока было бесполезным и ни к чему не вело. Включая след обуви и протекторы шин, взглянуть на которые его позвали.

Забор. На прутьях остался кусок искусственной кожи, с кровью самого Вербицкого. Значит, были перчатки. Залез, осмотрелся, спрыгнул. В посёлок попал, скорее всего, той же дорогой. Камеры все обошёл, потому что знал хорошо расположение. Их тут всего было пять – не ахти какое покрытие для деревеньки в двадцать четыре дома. Ну, типа свои, могучие олигархи и родственники, кто к ним посмеет сунуться? Ан вот, извольте.

Собаки перестали брать след за дорогой. И до неё-то путались. Потом даже пошли за одним из оперов. Но первый раз, когда остановились за ограждением, след лысых шин обнаружили прямо за обочиной. Рисунок хороший, но очень уж походил на квадрат Малевича. Чёрный, красивый и непонятный.

Пока он возился и ползал в траве, пачкая джинсовые коленки, рядом на пригорке появилась молодая женщина. Спускалась по тропинке в его сторону. С открытой улыбкой, хорошо одета, и грациозна как горная серна. Сразу было видно, не местная, из приезжих. Ибо первое, что бросилось в глаза – вкус и достоинство во всём облике. Интересно, что делал тут этот цветок, в поволжской пыли? Грязи, как ни странно, в это время года не оказалось. Приехала, наверное, навестить родителей. Жила где-нибудь в соседнем посёлке или каталась на яхте, которых у берега на якоре стояло судёнышек пять или шесть. Сейчас вышла просто прогуляться.

– Что-то потеряли? – с улыбкой спросила она. – Помочь?

Ну, надо же. Его приняла за деревенщину.

– Ага, – ответил он ей, почти не отвлекаясь. – Я поищу здесь, а вы – вооооон там. Потом поменяемся…

Бегло взглянул на неё вблизи.

Сохранив улыбку, не изменив длины шага, женщина прошла мимо него. Не обиделась, не испугалась, но поняла. Главное, подобрать нужную интонацию. Плюс немного несложной мимики. Правильно заметил один из героев Тарантино: «Не важно, ЧТО вы говорите, главное – КАК вы это делаете…»

Лазанье по кустам ничего не принесло. Кроме общего понимания, которое и так можно было получить от Мишиных ребят. Просто захотелось пройтись везде самому, головой преступника. Даже закрывал глаза иногда, представляя ночь, защитную темноту и прохладный ветер. Безусловно убийца хорошо знал местность. Вот тут он остановился и вышел из машины. В семи метрах от дороги, нарочно съехал в сторону, что б даже в свете фар за зелёной изгородью его авто не заметили. Прошёл до забора и перелез. Какое-то время выжидал момента у цветника Ли Сюня, а затем отворил дверь и вошёл. Интересно, он знал, что та будет не заперта, или готов был проникнуть как-то по-другому? А ещё, возможно, его запустили. Запястья позволил связать, потому что угрожали огнестрельным оружием. Но пулей убивать не хотели, только своими руками и ножом. Выполнил задуманное за несколько минут, насладился результатом и тем же путём покинул дом. Уехал потом в неизвестном направлении. Впрочем, как до этого тут и появился. Даже здесь, вдалеке от трассы, было шесть разных дорог – во все шесть сторон света. Местные гордились своим городком. Небось и два солнца всходило на востоке.

Снова позвонил стажёр.

– Данила Александрович, они тут драку устроили. Я их по разным комнатам рассадил. Две требуют адвоката...

Сцепились-таки «амазонки».

– Кто первым начал?

– Алёна. Аллочку хотела побить, но та её навозила мордой по полу. Что делать?..

– Верни всех назад и сядь вместе с ними... Драться не давай, остальному не препятствуй. И это... Ты бы масла в огонь подлил что ли. Пусть не молчат.

– Как… подлить-то?..

– Придумай что-нибудь... Скажи, что Альбина самая красивая. Оказывай только ей знаки внимания.

– Данила Саныч?..

– Да шучу я! Просто придумай. Девушке своей позвони, если сам не можешь…

И повесил трубку.

Комната пахла мармеладом и пахлавой. Сладкое стояло на столике в вазочках, а рядом дымился в прозрачном чайничке чай. Кружка в маленьких руках китайца казалась просто огромной. Скромная осанка, небольшой сколиоз. Покорные глаза привыкшего подчиняться человека.

– Ли Сюнь, – попробовав душистый отвар, обратился к нему Данила. – Вспомните все последние гулянки. Кто был, во сколько приехал-уехал, как часто выходил подышать к вашим клумбам. Друзья, женщины, гости…

Маленький человечек отвечал односложно. Лишнего не говорил, от себя ничего не добавлял. Если не спрашивали, просто молчал. Потому всё пришлось собирать как пазл, спрашивать нужное, опираясь на гипотетическое. Таков был менталитет, не умысел. Вот же восточные люди, убил на него целых два часа, а ничего. Только давно всем известное и самые ничтожные мелочи. Подобными мазками завершают картину, готовую, когда она есть, нарисована. Управляющий и повар поведали ребятам Миши намного больше про последние загулы хозяев. А пять лет назад, как рассказал управляющий, на теплоходике, будучи в хмельном азарте, Вербицкий и Вяземский с Дорогомиловым этого Ли Сюня самого напоили. А потом подвешивали за ноги и окунали в воду с борта, рыбалили, так сказать, волжскую акулу «на червячка» приманивали. Тогда ещё была жива мать Вербицкого, и чтобы китаец не ушёл, наутро, протрезвев, в качестве извинений подарили ему целую пачку долларов. Кажется, тысяч двадцать. Незавидной была судьба у маленького самурая. Но очень доходной. И, к слову, какой же он самурай, если китаец? Тогда уж Джеки Чэн! Стиль Пьяного Мастера. Каждый выбирает свою судьбу и сколько готов в ней вынести. Этого Вербицкого на самом деле мог заколоть любой человек с улицы. Даже о спину управляющего Гены умудрялся когда-то тушить окурки, и тоже ему платил, за каждый ожог отдельно. Весело прожил свою короткую жизнь Андрюша Вербицкий. Таким даже черту по итогам прожитого подводить было не нужно – сама, ещё при жизни, светилась ярко-чёрным. Очень часто, по каким-то неясным, совсем неюридическим законам, смерть подобных субъектов тянула за собой кровь многих других. Хотелось надеяться, что пара капель, выступившая на разбитой Аллой губах Алёны, окажется последней.

В офисе Данила появился после обеда. Наверное, ближе к четырём. Разумеется, сразу пошёл взглянуть на «амазонок». Первой, завидев его, навстречу вскочила Алёна. Требовала разобраться. Как и накануне, духом была тверда, но по полу Аллочка навозила её лицом прилично. Снова сидели вместе с Альбиной зарёванные. Требовали отпустить к Вере Борисовне. Чуть не поссорились, которая из них первой пойдёт. Алла ещё повторно попросила адвоката, сказала, что всех ненавидит и не может больше тут находиться. Снова расплакалась. Побитая Алёна держалась как камень. Даже улыбалась, видя слёзы «подруг».

– Что произошло? – выведя стажёра в коридор, пожелал Данила узнать сначала его версию.

– Ээээ… Фамилию забыл... Гражданка… Алёна назвала гражданку Аллу неумелой норовистой сучкой. Схватила за волосы. Я видел сквозь дверь. А когда вошёл, еле разнял. Цепкие у Аллы Валерьевны руки, сильней она оказалась…

Вроде все три числились в некоем полуэскортном «секретариате» Вербицкого. Но, видимо, внутри были свои различия и разногласия, раз обижались и называли друг друга такими словами. А про Алёну другие сотрудницы офиса поговаривали, будто год назад Андрей Дмитриевич чуть не женился на ней. Целых три дня тогда ходил такой слух, но быстро угас на четвёртое утро. Вербицкий протрезвел и вернулся к работе.  Единственный раз, говорят, когда видели плачущей Алёну Велеславовну. Может, до сих пор чувствовала себя примой в сравнении с другими, поэтому всех называла проститутками?.. Корона – она ведь такая. Один раз надень, а обод потом всю жизнь на голове чувствовать будешь. Даже если не на неё примерял.

Неуютные появились ощущения после третьего разговора с «амазонками». Алиби у Алёны так и не подтвердилось. Но всё равно сомнения в причастности любой из них выросло до порога отказа от подозрений.

– Вера Борисовна!.. – окликнул он её у лифта, около шести часов, когда вышел подняться в столовую-кафе на четвёртый этаж. Нужно было успеть перекусить до закрытия и взять йогурты девочкам, с ними он ещё не закончил. Хозяйка психологического кабинета тоже направлялась наверх. Её кабинет был на третьем.

– Сегодня допоздна?

– Алла Валерьевна и Альбина Петровна ещё у вас, – сообщила она про двух амазонок. – Если задержите их, то я бы пошла домой. Буду признательна. Они у меня сегодня на шесть и на семь…

– Можете ехать, – весело кивнул ей Данила. – Для вас – задержу…

Восхитительно и благодарно улыбнулась. Оставив при этом поднятым барьер.

– Хотела заняться цветами… – объяснила.

Он снова улыбнулся в ответ. С удовольствием сам помог бы ей с домашней оранжерей, а затем сводил бы в парк, в театр или в кино. Защита у неё была, однако, как бронежилет. А времени его снимать и лишних усилий в запасе на это не имелось.

Йогурт, спустившись, передавал уже в руки стажёру.

– Не вернусь через пару часов – отпустишь до завтра, – распорядился напоследок Данила насчёт «амазонок». А сам на стоянке прыгнул в машину. Помчался с водителем из офиса Вербицкого по узеньким улочкам городка.

Кирилл и Женя объехали девушек по наводке Казанцева. Вернее, успели только двух. А по пути, когда выдвинулись к третьей, позвонили родители первой, Оксаны. Там изначально, что дочка, что мама с отцом, отказывались разговаривать. Девушка вообще замолчала, выбежала из комнаты. Отец, правда, потом намекнул, что два года назад, когда всё случилось, от Вербицкого к ним приезжали. Оставили денег, много, и велели молчать. До сих пор ни копейки не потратили, показали пакет. Он и говорить-то начал, только когда поверил, что московский следователь интересуется, и что сами Кирилл и Евгений работают с ним, а не с районным отделом, где проживала семья. Про ночь убийства Вербицкого сказал, что Оксаны накануне дома не было. Но вроде была у подруги, по-тихому дал её номер. А как позвонили договориться о встрече с подружкой, та рассказала, что неделю её уже не видела. И следом уже позвонил отец. Сообщил, что Оксана после их отъезда… спрыгнула с крыши их двухэтажки. Сломала шею. Была ещё жива, но в больницу отправилась в тяжёлой коме. Боялись, не довезут. Данилу набирали из коридора возле реанимации. Сделать что-то в этой ситуации он не мог, но всё же решил доехать сам. На квартиру пострадавшей срочно отправили группу, осмотреть личные вещи и комнату. Юра говорил, что убийца мужчина, но чем чёрт не шутит? Разъярённая кошка становится тигрицей. Рост у Оксаны был выше метра семидесяти. И обувь по размеру близка – это ещё в прихожей Женя заметил.

– Как думаешь, признание?.. – первое, что спросил Кирилл, когда встретились в коридоре больницы.

– Не знаю, – честно ответил Данила. – А не перестарались? Меня с вами не было.

Оба пожали плечами. Не в первый раз вели подобные беседы, делали всё тактично и осторожно. Тем более, с девушкой поговорить не успели, а только с её отцом. Такое, конечно, бывало и хуже, чем сам разговор, вполне могло послужить триггером для прыжка. Следовало подумать об опытной женщине-сотруднице. С другой стороны, прошло несколько лет. И деньги взяли, и в инстанции выше за защитой не обратились, вообще взвалили на себя всю ответственность. Вот как тут судить, кто и в чём виноват? И в то же время всё походило, действительно, на признание. Осталось выяснить, где Оксана была той ночью, а эксперты поищут на одежде следы. Прыгать с высоты и лишать себя жизни в любом случае никогда никому не стоило. Ведь это всё большая иллюзия, что быстрое самовольное падение разжалобит кого-то там наверху, и поможет потом вознестись в рай на весёлом облачке. Скорее, протолкнёт только ниже. Короткий путь – путь в никуда…

Всё равно было жаль. Их всех. Прыгунов с летунами и глотателей таблеток с кислым уксусом. Нельзя не пожалеть человека, потерявшего надежду и способность принимать ведущие к чему-то правильному решения...

Девушка умерла, не приходя в сознание. Прямо на операционном столе. Из дома тем временем забрали её одежду на экспертизу, изъяли из квартиры ножи. А теперь перерывали двор. У отца был гараж, в который он не ставил машину, и там со своими подругами она иногда тусила. Играла в местной готической группе, что пару лет назад, однажды, участвовала в поволжском круизе. Они выступали на теплоходе, а Вяземский с Вербицким и Дорогомиловым оплачивали культурную программу для отдыхающих. Катали по Волге своих гостей и партнёров по новому бизнесу. Вот так и познакомились. Это после того волжского тура Оксана приносила заявление. На третий день, как только дали частный концерт в известном дачном посёлке. Два дня её группу, состоявшую сплошь из молоденьких девушек, оттуда не выпускали. В милицию отважилась прийти только она. И то с ней быстро вопрос «порешали», заявление пришлось забрать на следующий день. Группа после этого больше не репетировала, и каждая из пяти участниц отправилась дальше в жизнь своей дорогой. Об этом рассказал отец Оксаны, пока надежда ещё была и дочь его оперировали… Но всё оборвалось…

– Куда? – спросил Кирилл.

– Домой. В гостиницу…

Дело, на которое он не хотел выезжать, перестало приносить удовольствие. Утром первого дня он почти видел, чем и когда оно закончится. Но надежды на двух подозреваемых лопнули. Новые не появлялись. Теперь понимал, что если не подтвердиться версия с погибшей Оксаной, то он тут скорее всего больше не нужен. Дожмёт «амазонок» и сразу домой. Его задача была почти выполнена. Оставит только ребятам наводки, к чему и к кому присмотреться получше…

– Давай-ка в офис, – попросил он Кирилла, пока не повернули на ведущую к гостинице дорогу. – Документы забыл. На ночь ещё полистаю…

В многоэтажке Вербицкого он в третий раз за день встретил Веру Борисовну. Весёлую, счастливую. Будто отдохнувшую.

– Дождалась, – с улыбкой сказала она.

– Меня?..

– Ваших девушек. И моих клиенток.

– А как же цветы?

– Сегодня пусть вянут без меня…

Медленно пошли пешком. До остановки. Успевали ещё на последнюю маршрутку.

– Я по-прежнему не могу сказать вам, о чём они мне говорят. Непрофессионально. Но могу сообщить о другом. О том, что не сказано…

– Об убийстве? – пытался догадаться он.

– Неа, – играла она.

Пришлось изобразить на лице томительное мучение.

– Ни о чём, – после паузы произнесла Вера Борисовна, когда они оба остановились. – Любое слово клиента – тайна. Но когда слов нет, то и скрывать, стало быть, нечего. Альбина Петровна сегодня молчала. Впервые не сказала ни слова. Все два часа проговорила я, и она меня только слушала…

– А до этого… когда был с ней последний сеанс?

– Я на допросе?

Форточка, которая едва приоткрылась, захлопнулась перед самым носом.

Однако вид у него, вероятно, стал настолько расстроенным, что Вера даже рассмеялась. Вернула своим смехом хорошее расположение духа им обоим. Даже захотелось улыбнуться. Он не сказал о произошедшем на работе. Такое ни к чему. И был благодарен, что шёл сейчас не один.

Кофе они выпили недалеко от её дома. Домик был за городом, но в том направлении автобусы ходили до одиннадцати. В десять двадцать пять стояли под крышей автобусной станции, до которой также догуляли пешком. Сверху накрапывал дождь, а Вера переживала, будет последний рейс или нет. Перешли с ней на ты. И как только автобус появился, перед носом Данилы закрылись уже не окна, двери. Пусть будет так. Если эксперты ничего не выжмут из имеющегося у них за ночь, то утром плотнее займётся Альбиной. Она, в конце концов, ночевала в дачном посёлке. И Юра тоже не отрицал, что при всех мужских признаках, пусть и косвенных в большинстве, пару процентов на то, что убийцей могла оказаться женщина, он оставлял…

А ночью зазвонил телефон. Не мобильный, который он отключил, чтобы выспаться. Всегда в первые дни утомлялся сильно на новом месте. Звонил обычный, гостиничный дисковый, стилизованный под семидесятые. Данила нехотя протянул руку. В окно падал ранний свет, а, значит, было больше трёх часов утра. Поднёс трубку к уху, сказал «алло». И уже через несколько мгновений сел на постели, спустил с кровати ноги, готовый одеться.

«Кого-кого?.. – переспросил он. И уже глуше: – Когда?..»

***

Она застала его в спальне. Поставила предмет на прикроватный столик, когда смело прошла к нему и показала себя во всей красе. Была почти обнажённой, чуть распахнула лёгкую курточку. Голые, в красивых колготках ноги.

– Как… Ты?.. – успел он удивлённо спросить, ставя бокал с мартини на окно. Улыбнулся при этом неловко.

Но когда глаза статуэтки зажглись, сразу стал безвольным и потерял дар речи. Пустил слюну.

Вывела его в сад, где усадила. Крепко привязала руки к цепям, а ноги к сиденью. Забинтовала мерзкий рот. После чего убрала статуэтку в сумочку. Возможность шевелить руками по своей воле и мычать в тугую ткань к нему скоро вернулись. Ничего, никто не услышит. А вот он должен прочувствовать всё, иначе жертва напрасна.

Вербицкий был нежен. Сначала очень старался. Дорогомилов же – сразу груб. За это и получал теперь остриём, без всякой предварительной ласки. Будто рогом разгневанного бизона ему пробивало толстую шкуру с треском. Качели качались, она сама помогала им раскачиваться сильнее. И каждый раз животом он натыкался на нож. Голова его поникла быстро, уже после шестого соития с острой сталью. Пришлось тогда остановить это детское веселье с катанием и продолжить руками самой. Ей нравилось это делать. Сумеет насытить она – вдоволь насытят её. Когда же закончит работу, покажет её плоды тому, для кого всё делала. А в истинном и конечном смысле – для себя самой…

Часть 3 (ФИНАЛ)

Звук повторился в четвёртый раз и Данила выглянул в окно. Не без раздражения. Дачный дом, почти особняк, на двадцать пять комнат, хоть и был богатым, оказался одноэтажным. Потому всё хорошо было слышно при открытых фрамугах. Так не похоже на стиль обычных миллионеров-олигархов местного пошиба, любивших выставлять своё богатство напоказ и вширь, и ввысь. Уж если строить, то этажей десять сразу, чтоб флюгер на башне скрябал небо и дырявил облака пипкой. Но комплекс строили голландцы, качественно и долго. И вышло как их горная деревушка. Единственным зданием, где действительно было больше одного уровня, оказался двухэтажный жилой дом покойных родителей, пустовавший на данный момент, и баня с мансардой, заставленной сплошь картинами. Кто-то из бывших недавних пассий Вербицкого рисовал, и дамочка эта надеялась тут задержаться. Метила территорию краской. Как сказал садовник, просто не успели за ней прибрать. Картины должны были пойти на выброс, вместе с оставшимися мольбертами, подрамниками, палитрами, кистями и прочими художницкими атрибутами. Теперь, видимо, выброс откладывался. Вербицкий был мёртв, и прямых распоряжений на этот счёт прижизненно не оставил. Да и хотелось взглянуть на мазнявые каракули обиженной мамзели. Вдруг, как окажется, от отвергнутой любви кукушкой поехала, и как личность творческая нарисовала что-то на прощанье. Всё-таки больше сорока ножевых ранений, и все в живот. Так сказал навскидку патологоанатом Юра, после чего, вновь не найдя туалет, выбежал блевать на газон.

– Уааааа… – в пятый раз отрыгнул он с зычным рыком. Данила отвернулся от окна.

Это была новая команда и сюда его «пригласили». Хотя ребят он знал давно. Доводилось работать несколько лет назад и с опером Кириллом, и со следаком Евгением, и патоанатомом Юрой. В тот первый раз убийство было попроще, без колотых и ножевых, почти без крови. Тихо задушили шнуром от утюга и запихнули на антресоль. Залили потом строительной пенкой, но прежде замотали тело в пищевой целлофан. Через какое-то время труп, понятно, «вытек», однако мумию обнаружили через год. Успела высохнуть, дом долго стоял пустым.

Сейчас всё было намного красочней. Сначала били ножом для колки льда – тоже валялся в крови у кресла. Потом – принесённым с собой японским ножом для разделки рыбы, и оставили торчать в животе. Садовника с поваром уже опросили, таких ножей ни один из них в комплексе никогда не видел. Оба работали на Вербицких и Вяземских больше шестнадцати лет. Да и базе самой доходило двадцать, ещё родители в начале нулевых строили. У Вяземских стояла малая судо-ремонтно-строительная верфь на Волге, а Вербицкие в Подмосковье, Самаре и Казани прокладывали теплотрассы. Богатые в Поволжье и России люди.

– Уаааааа…

Кирилл гоготнул.

– Все одиннадцать лет вот так. Когда кровь не из носа видит, – сказал опер про Юру, удобрявшего снаружи стриженный американской машинкой газон.

– Так что ж в анатомах всё сидит, мучается?

Кирилл пожал плечами.

– Упёртый как Сизиф. Тот бы ему поклонился…

Очень не хотелось сюда ехать. И больше из-за прохладной майской погоды, грязюки под ногами и вечного холодного бриза с широкой Волги. С утра специально заходил к полковнику, что б не по звонку сорваться. Спрашивал. «Лев Борисович, а я-то зачем? Группа ж работает …» «А ты другую возглавишь. Кирюша с Женей – ты помнишь их – будут на подхвате. А анатом Юра – на две команды один …» Добавил потом: «Ну, просили меня, просили. Лично генерал. Сказал, что б хозяйке Медной Горы звонил, мол, мастера пусть на недельку отпустит…» Данила любил несмешные шутки шефа. И было приятно, что ценили его работу. Майора, и даже капитана, он получал за заслуги раньше стандартного срока выслуги. Но переться весной в какую-то заскорузлую… в общем, так далеко не хотелось. И судя по тому, что коньяку не предложили, всё по нему уже было подписано и решено. Только выезжать, обговаривать бесполезно. Проще было жить лет двести назад, невольником, крепостным – можно было податься в бега куда подальше, затеряться в Сибири, в Поволжье. А тут и сейчас – всё равно найдут.

– Может, в гостиницу для начала, Данила Александрович? – спросил Кирилл. – Вещи завезёте, отдохнёте часок с дороги. А я заеду…

Они действительно торчали тут два часа, и осматривать, кроме трупа, которому после смерти развязали руки и оставили в кресле с ножом в животе, больше было нечего. Эксперты поработали первыми. Юра на тело давно насмотрелся. Он был тут с раннего утра, сразу, как позвонили, и уже третий завтрак спускал коту под хвост. И вправду упёртый. Знал, что выблюет, но всё равно ел.

– Вещи в гостиницу пусть отвезёт водитель. А мы давай сразу в офис Вербицкого…

Вербицкий Андрей Дмитриевич был сорока двух лет отроду. Не женат и бездетен. Сынок из последнего московского золотого поколения. Его родители слышали когда-то вживую самих Битлз, не здесь, а в далёкой Америке. Андрюшу завели поздно, когда нагулялись. У самих отцы – не последние люди из парткома, а дед – тот вообще сидел за одним столом с Молотовым. Большую политическую карьеру членов семьи можно было проследить аж до 17-го года, до выстрелов Авроры и взятия Смольного. А, стало быть, наследственно были людьми обеспеченными и со связями. До тридцати лет Андрюша был сущим демоном для городка, куда переехали из Москвы. Он сам и двое его дружков, такие же сынки партийных. Потом уже за ум взялись, приобщились к делам родителей в середине нулевых, и вроде как немного успокоились. А храмов-то сколько построили, отмаливая грехи бурной юности, – не счесть. Два или три. Остановились, когда вошли в 2010-м в крупный холдинг. Там деньги оказались нужнее. Стали на доходы покупать особняки: в Греции, на Мальдивах, в Испании, на разных диких островах. Где-то даже к местной общине присоединились и католическую церковь на чужбине выстроили. В этом же дачном комплексе, который их родители для себя и для друзей строили, встречались, когда задерживались в России дольше пары месяцев. Могли вместе кутить неделю, но уже по-тихому, не как в ранней молодости. Иногда переползали на яхту и всё веселье продолжалось на Волге. С девками, цыганами, медведями, балетом-варьете с оркестрами – всё, как положено. Про весь этот задний фон бытия знаменитой троицы – Вербицкого, Вяземского и Дорогомилова – по дороге сюда по телефону слил Валера Казанцев, знакомый гэбэшник. Хороший парень и в доску свой, в армии служили вместе… И фамилии-то оказались у всех старинными и звучными! Правда только Вербицкий с Вяземским носили свои с рождения. Сынок Горюнковых стал Дорогомиловым всего лет десять назад, папенькино с маменькиным имечко, видите ли, приелось, на дальнейшую жизнь не устраивало. Говно всегда норовило в обёртку «Мишек на Севере» завернуться. Зато заводик по изготовлению стеклопластика Дорогомилов Петя возглавить не забыл. Его отец выкупил это производство у государства ещё в 90-е. Многие партийные чинуши тогда хорошо сориентировались в новой жизни. Так, что на пятнадцать поколений вперёд хватит…

Убили Андрея Вербицкого левой рукой. Это Юра тоже успел сказать предварительно, когда в очередной раз забыл, где туалет, и выбегал стремглав на улицу. Бежать, как оказалось, было ближе, чем путаться в коридорах без указателей, ища по дому толчок. Тыкали умершего все сорок-пятьдесят раз снизу вверх, и некоторые удары были очень сильными. Подробности всплывут после вскрытия, Юра и так сообщил много при первичном внешнем осмотре. Хотелось бы, конечно, узнать пораньше и остальное, но можно пока пощупать людей.

Просторный кабинет с внутренней кальянной, когда приехали, облюбовали уже эксперты. Как и приёмную с комнатой отдыха. Данилу всё равно больше интересовал секретариат, располагавшийся в левом блоке. И весь его персонал. «Личные амазонки», как отрекомендовал их на входе охранник, знающе подмигнул вдобавок. Разговорчивый тип оказался, подробно с ним можно побеседовать позже.

И, действительно – хватило одного лишь беглого взгляда, чтобы понять: по многим признакам перед ними стояли настоящие амазонки. По всем, кроме одного, самого главного – обе груди у трёх девушек были на месте. Их даже звали примерно одинаково: Алёна, Альбина и Аллочка. Две уже были зарёванные после разговора с сотрудниками, одна пока держалась. Алёна. Она сразу показалась более стойкой, и грудь у неё была крупнее, чем у двух других. Это ж как для мужчины яйца. Чуть показать или выставить вперёд, погреметь, покатать по столу – продвинешься дальше конкурентов.

Обычный тест, который он всем подсовывал, девушки сдали на отлично. Старались очень. Наплёл, как всегда, что изучал, каким там образом работают у них полушария, говорил, тест важен для дальнейшего понимания – строить с ними последующие беседы. На самом деле смотрел на почерк левой и правой руки, и на общую моторику обеих. Первый раз в жизни столкнулся с таким, что с двусторонней задачей справились все участники. Ну, Аллочка чуть хуже других написала левой. А так – полный восторг! Интересно, что ещё они выполняли одинаково хорошо обеими ручками? Любая из них могла заколоть убитого. Осталось выяснить, какая к ударам была приложена сила. Девчонок сегодня же проверят на динамометрах и прочей силоизмерительной лабуде, поскольку все три из них регулярно бывали на даче. Где были конкретно этой ночью, оставалось пока неизвестным. Аллочку вроде видели в три утра в каком-то баре. Алёна утверждала, что провела всё время дома. Альбина была на той же даче, но в самом дальнем домике. Это она плакала больше всех. «Пихнул, и ушёл…» – рассказывала она про Андрея Дмитриевича, навестившего её не столь романтично в десятом часу вечера. Вроде, по словам сторожа, никуда потом не выходила, и покойного видела не последней. Шумиха утром в посёлке уже поднялась, когда сама за рулём уезжала оттуда на работу. Машину вывела через третий выезд, ближний для неё. С ней почему-то не подсуетились, все остальные машины перехватывали. Не доставало сил у местной полиции, людской ресурс везде был ценен. В общем, все три девчонки жили одни и были одиноки – понятно, что не в полном смысле слова, при таком-то гусе-начальнике! – и надо было их проверять. Время наступления смерти – от двух до четырёх. Жаль, камер мало, и в городке, и на дачах. Многое смогли бы отсеять на начальном этапе.

– Ну, что? – с улыбкой, весь простоватый, но только на вид, спросил тихо Кирилл, когда временно отпускали девушек. От столичного сыщика всегда ждали каких-то чудес. Три года назад он их им показал. Кролика из ширинки не доставал, но что за «египетский фараон» запрятал тогда на антресолях мумию, вычислил за два дня и одну ночь.

– У них не только две сиськи… – серьёзно ответил Данила. – Есть две руки. Причём у каждой. Правая, и левая. Ну, всё как с сиськами, догоняешь?..

– Чего?.. – не понял опер.

Но он уже махнул на него рукой – самое интересное начиналось далеко впереди, на этом же первом этаже, но сразу у входа в здание.

В офис почти одновременно приехала целая толпа и охрана едва справлялась у турникетов. Море цветов, в букетах, вёдрах, руках, под мышкой, по несколько штучек, огромными охапками, в целлофане, газетах, красные, жёлтые, розовые, яркие и нежно-бледные. Двое парней с крашенными голубыми волосами и серёжками в ушах привезли огромный веник цвета морской волны. Как-то, через шесть с половиной часов после того, как садовник обнаружил тело, информация об убийстве просочилась-таки наружу и взорвалась камуфлетом. Уже даже журналисты прибыли, с камерой и микрофоном. Данила хотел лично отсмотреть всех, кто так быстро откликнулся на разошедшуюся новость. Это было его основной задачей – не должники с кредиторами, не конкуренты с завистниками, а личный и ближний круг. Именно в этом он специализировался. Одного подозреваемого успел уже исключить – того самого садовника. Ли Сюнь долго служил в доме Вербицких, ухаживал на дачах и в двух особняках за клумбами, разбивал большие цветники, давал указания двоим помощникам, но лично всегда занимался цветочками в горшках для мамы погибшего, подрезал их и пересаживал в её приёмной, и продолжал это делать после смерти Вербицкой, в прошлом году. Имел водителя и машину. А ещё был карликом. Тридцать два килограмма весу и сто двенадцать сантиметров росту. Данила даже руки его успел рассмотреть. Если с изящным ножом для колки льда китаец управился бы, то не с той здоровенной японской «катаной». И сил бы у него хватило разве что разделать ей рыбу. Повар тоже был на полпути, чтобы встать рядом с Ли Сюнем у черты невиновных. Никак он не подходил под убийцу, блевал, склонившись, вместе с Юрой на клумбу Ли Сюня, и, как сказал управляющий Гена, был «тихим мирным геем-пацифистом». Об этом Данила мог сказать и сам, ещё не услышав такой характеристики. Навыки профильного психолога и «портретиста» в таких делах выручали.

Среди полусотни подъехавших соболезнующих паства выделялась самая разнообразная. Три юноши, худых и элегантно одетых, приехали с ведром высоких роз и комнатной собачкой. Последнюю часто передавали друг дружке, и той весьма не нравилась ходить по рукам. Тварь злобно огрызалась, пока, наконец, одного из них, самого тощего и прыщавого, не типнула за нос. На кончике показалась капелька крови, но у бледных мажоров, включая укушенного, это вызвало только умиление. Просто Морковка – так звали собачку – была не в духе, как выразился один из них, её утомил длинный переезд. Эти же трое тихоней, кстати, спровоцировали хаотичное возведение мавзолея из цветов и мягких игрушек у одной из стен холла, до турникетов. Охранников никто не слушал, их вообще оттеснили быстро, да ещё и накричали. Но как только они отошли, скандалы у стены прекратились. Оператор с телевидения – понятно, что местного – включил, наконец, камеру и начал снимать. И это было хорошо. Потом можно изучить запись, посмотреть на некоторые лица. Девушка с микрофоном и звукооператором, приехавшие с ним вместе, пыталась договориться с ЧОП и попасть за турникет, заснять приёмную и кабинет Андрея Дмитриевича. Даже строила глазки, глупо и неуместно хихикала. Кокетничала, получается, работала как настоящий профи. Однако морж там плавал – все трое мужланов в форме быстро превратились в интеллигентных «кенов», и, не вступая в диалог, отвернулись от назойливой прессы.

А вот подтянулись и первые «партнёры». Сосредоточенные лица, как у оборотней в полнолуние сведённые на переносице брови. Ну, сразу видно, что люди серьёзней некуда, срать без охраны не ходят, в дорогих безвкусных ботиночках и не все ещё поснимали «малину» и золотые цепи. Ими займётся Мишина группа, ребята из местного отделения. Даниле они были не интересны. Даже если убил кто-то из них. Куда больше заинтересовали четыре буддиста в соответствующих одеждах. Оказывается, незадолго до смерти Андрей Дмитриевич, по слухам, принял буддизм. Никто его правда с веником перед собой, метущим дорожки, что б не наступить на невидимых гусеничек и микробов, не видел, но воины турникета всех четверых пропустили сразу же. И снова отогнали назойливую прессу. Тех уже собралось на подступах втрое больше.

Позже других, и сначала среди общей толпы их действительно не было видно, появились какие-то стипендиаты факультета искусств и деятели местной культуры. Всего-то принесли пару цветков на всех, но тоже как-то узнали. Новости вылезли в интернет. Толпа к тому времени разрослась до паломнического хода.  И с появлением последних вошедших начались самые громкие разговоры. Галдели, орали, спрашивали друг друга, цыкали и шикали, призывали к спокойствию, но получалось только хуже и громче. Самые скромные не задавали вопросов напрямую, а тихо и молча стояли в сторонке, напрягали уши и делали вид, что смотрят на рождавшийся у всех на глазах цветочный мавзолей, восхищались им, поддакивали и кивали головами. Всем-всем хотелось узнать пикантных подробностей. Аж слюни роняли. Ведь не во сне преставился местный богатей Андрей Вербицкий, не за завтраком на веранде подавился печенкой, не оторвался от натуги в туалете тромб, не переехал двухэтажный автобус в Лондоне, не разжевал крокодил на ночном флоридском сафари, не сраная атипичная пневмония, не рак, не инфаркт, не волчанка, не васкулит. А больше сорока ударов ножами, тыкали связанному в живот, пока не умер. И продолжали наносить удары после смерти. Патологоанатом Юра это ещё не подтвердил, но по предварительной картине было ясно. Кто-то Андрюшу малость невзлюбил. Не то за старое за что припомнили. Не то не успело забыться новое, и «резанули» эдак ещё по горячему. Такой вот грустный криминальный каламбур.

– Что скажешь, Саныч? – подошёл следователь Евгений, закончивший опрашивать заместителя покойного, когда Данила рассматривал какой-то настоящий зоопарк. Четыре молодые женщины, переодевшиеся лисичками и львицами, с шариками и сахарной ватой, тоже приехали с букетом цветов, с чётным количеством. Ссорились, кто будет возлагать. В глаза готовы были друг дружке вцепиться.

– Вот же бестиарий… – покачал он головой.

Потом вышел за турникет, когда народу стало меньше. Через час. Подошёл к зеркалу, размалёванному уже губной помадой. Один из юных бледнолицых джентельменов, тех, что с одной собачкой на троих приезжали, оставил воткнутой свою серьгу. Маленький вандалёнок. Прямо меж плиток расковырял в стене шов, насвинячил замазкой на пол. Вот чего он тут с селфи долго крутился.

– Макс!.. – позвал Данила одного из охранников ЧОП-а, с кем уже разговаривал.

– Кто оставил вот эти герберы в вазе?..

Охранник пожал плечами.

– Проверить по камерам?

– Ага, отследи.

Обычные кладбищенские цветы. Один только нюанс – будто на кладбище уже побывали. Словно с могилы, несвежие, пожухшие.

После пяти вечера, перекусив слегка здесь же, в столовой офисной высотки – целых семь этажей как ни как, почти небоскрёб по местным меркам – собрались подвести первые итоги. В кабинете, где покойный проводил планёрки. В ближайшие дни их там точно не будет. Ждали, когда вернётся Кирилл от старшей сестры Андрея Дмитриевича. Из всех ближайших родственников покойного в живых оставалось только она. И вроде как лечилась от какой-то формы ДЦП. Разумеется, как и принято было в богатых семьях, жила в полном достатке, где-то далеко, за городом, но не на Волге, а с другой стороны, возле соснового бора.

– Водитель, первый зам, близкий друг, сестра, три амазонки, два соседа по дачам и доставщик пиццы с настройщиком антенны, – вслух был зачитан список тех, кто мог оказаться во время убийства рядом. Вернувшийся Кирилл покачал головой насчёт сестры Вербицкого и её водителя. Никуда они два дня не выезжали.

– Десять. Плюс те, кого мы пока не знаем, – закончил Данила, подведя маркером под именами черту на доске.

– Минус одна амазонка, – поднял вверх телефон Евгений. Только что ему пришёл ответ на запрос от дознавателя. Алиби Аллы Валерьевны Сазоновой, той самой Аллочки, что «смазала» немного левой рукой, когда проходила тест, подтвердилось.

Что ж, хорошо. Из видимых десяти секторов круг сузился на один. Но менее круглым от этого не стал. Девять возможных претендентов пока оставались.

Где-то к восьми вечера из перечня убрали ещё троих. И первым от общей компании грешников откололся мальчик-доставщик. Он привозил из города пиццу на скоростном спортивном велосипеде, донёсся за двенадцать минут. Андрей Дмитриевич сам вышел и лично с ним расплачивался. В 22-00, сразу после неудачного визита к Альбине. Пиццу он заказывал для них двоих. Но, как выяснилось после третьей беседы с Альбиной недавно – сразу не признавалась, ибо не каждая женщина сможет сказать о себе подобное – не особо-то у них что-то и вышло. Человека убили, а она до последнего переживала из-за того, что он её не захотел. Потому и не смог. Слишком много коньяку выпил, а она ещё и платье не то надела, нервничала. Вот он быстро и ушёл, не стал второй раз пытаться. А пиццу забрал по пути, у второго въезда в их дачное царство. И пока портрет мальчика как убийцы разваливался, опера прислали подтверждение, что и его самого, и его велосипед видели после часу ночи у бабушки в доме. Нашли четверых друзей, что вмести с ним до пяти утра сидели во дворе, пили пиво и гоняли музон. Соседи тоже через забор их видели. Один даже заглядывал пару раз, прикрикивал. Вот и не вышел доставщик сегодня на работу, отсыпался, болела голова.

Настройщик антенн и интернета, что был после семи в трёх домиках дачной деревушки, вылетел из списка, едва Данила его увидел. Наверное, тараканов на кухне он убивал, и паре лягушек в детстве вставлял также в жопу соломинки. На этом его подвиги в криминальном мире закончились. Безжалостно был изгнан из подозреваемых вместе с замом – тот признался и назвал адрес и место, где был с проституткой. Проверяли, походило на правду. И личный водитель не без греха – выпивал с соседом, нашлось три свидетеля.

– Данила Александрович, девчонок отпустить?

– Помаринуй до полуночи, но беседовать буду утром. Только им ничего не говори…

И правильно. Тест с девочками ещё не закончился. Хрен с ним, с алиби, пусть пока будут на равных, все вместе. По ним и так ясно, жёсткая была конкуренция, понятно, зачем нанимали. Для работы с документами в офисе имелся целый отдел, для организации личных встреч, деловых и прочего – ещё два. А эти просто крутили попами, ездили в рестораны, встречали гостей, да бывали на дачах у Вяземского с Вербицким. Аллочку, кстати, последней взяли на работу, всего месяца три назад. Ей даже отстаивать пока было нечего, Алёна и Альбина значились на лучшем счету. И вид у Аллы Валерьевны был менее испорченный, единственная с законченной «вышкой». Правда в местном филиальчике.

Буддистов тоже пришлось отпустить. На подозреваемых они не тянули. Но очень ловко и ушло за месяца полтора завербовали в свои ряды одиннадцать человек из семиэтажного здания. Вербицкий же обещал им лодку, и то, что он принял буддизм, не подтвердилось. Они вообще не знали про убийство, пока не пришли сюда. Думали, завтра отправятся на большом катере на один из волжских островов. Медитировать и что-то там постигать. У Данилы через четверть часа беседы с ними аж у самого зачесались руки – потянуло на светлые ратные подвиги. Но когда тряхнул головой, отпустило. Выпроводил кое-как, приставучие. Велел позвать от турникетов охранника.

– Вера Борисовна, психолог, и две её аспирантки, – доложил чоповец Макс. – Её герберки, из дома, не с кладбища. Пока везла, задохлись. Лампы у неё не тянут, на дому выращивает, для себя. Оранжерея. Когда там чего-то не хватает, свету или витаминов, они вот так вот…

Молодец. Почти дознаватель. Сам опросил, хотя не надо было, всё о цветах выяснил.

– А сюда к кому ходит?

– Андрей Дмитриевич кабинет ей сдал, давно, года четыре, – ответил охранник. – Платит аренду. А бывают многие, тема-то модная. Я сам разок ходил, 500 рублей оставил. Альбина Петровна, Алла Валерьевна, Михаил Валентинович. Да десятки только из наших офисов. И с улицы по объявлениям, по рекламе и по знакомству.

Вот с ней бы надо поподробней. Но завтра. Все «амазонки» на приёме у психологини засветились. И зам, и рядовые сотрудники. Может, как «псих» «психу» что-то расскажет.

В девять же вечера, уже перед тем, как собирались заканчивать, нашли и близкого друга, с которым накануне на дачах была назначена встреча на 23-00. Не доехал он до убитого, увезли с аппендицитом с полдороги на скорой. Самому живот взрезали. Только под наркозом и не до смерти…

Для первого дня, решили, хватит. Нужно было перед сном уложить ещё всё в голове. Завтра будут психологи и заново пойдут «амазонки». И прочие, прочие, кто претендовал на второй и третий близкий круг.

Позвонил Валера Казанцев, гэбэшник. Нарыл то, что другие до него усердно зарывали, очень старательно и очень глубоко. Три богатыря во главе с Андрюшей Вербицким, оказывается, по молодости на этих дачах с девочками пошалить любили, причём на свои «шалости» у тех разрешенья особо не спрашивали. Приехали – значит по полной. Тринадцать лет назад нарвались на непростую барышню, с серьёзной защитной дружиной. Вяземским, Вербицким и Горюнковым большие связи пришлось подключать, чтобы замять всё и откупиться квартирами. Кажется, это проходило как «последний подвиг Геракла». Больше серьёзных шумих не случалось. Мальчики взрослели. Однако заявления в местную полицию ещё поступали от тех, кто не очень их тут боялся. И два года назад, и три. Правда, их потом быстро забирали. Сами научились подтирать за собой…

Договорить с Казанцевым не успели, позвонил вечно блюющий Юра. Того, что он был классным спецом, у него было не отнять. Теперь уже дал подробную картину. Смерть наступила в 2:30 утра. Вербицкий позволил связать себе руки. Последние удары были настолько сильны, что повредили рёбра и позвоночник. Убийцей был скорее всего мужчина, не ниже метра семидесяти пяти, левша, с поставленным ножевым ударом. Не только умел колоть лёд в стаканы и потрошить на кухне сазанов. Вероятней всего служил в спецгруппе или владел запретными ударами ножевого боя. Похоже, делал такое не раз. Уж больно хладнокровно. Сначала вонзал аккуратно и истязал, ножом для колки льда: за это говорили несколько отчётливых ран, которые не «перекрывались» другими, от большого орудия. А вот рыбным ножом орудовал от души. И тоже точно. Никаких отпечатков пальцев. О других оставленных следах пока говорить было рано, экспертам требовалось время. После забора, через который перемахнул в полусотне метров от дома, следы пропали. Сорок первый размер, если его. Сел, вероятно, в машину. С протекторами, по которым хрен чего определишь. Про это Юра уже не от себя добавил, а от Мишиных ребят. Вторая группа времени не теряла тоже.

Ну, вот и всё. Часть переосмыслить за поздним ужином, другую – во сне. И завтра продолжить. Служивый, спортсмен, мужчина. Версию Казанцева с личной местью тоже не отметать, за женщин, бывало, вступались не женщины. Начать же следовало с того, что заново пересмотреть весь ближний круг, по степени близости к телу, во времени и пространстве. А так же по самым личным моментам…

***

Перевалило за полночь, а сон всё не шёл. То одеяло, собравшись комом, начинало липнуть между ног, то без него, наоборот, становилось холодно. Простыня закололась и пальцы нащупали гранулу сухого корма. Это вечером она кормила с ладони Тутси. Один шарик провалился меж пальцев, когда та тыкалась мордочкой, и они его не нашли. Нечего есть на постели и пачкать – вот, теперь отыскался. Принцесса на горошине! Лишь когда луна, отогнав, наконец, от себя тучи, заглянула в окно спальни, первые признаки дрёмы распластали тело по постели…

Сон этот пришёл. Она никогда на самом деле не знала, нравится ей больше переживать всё наяву или видеть потом во сне. Не понимала, как получалось так, что грёзы были реальней и твёрже яви. За окном мог прогромыхать автомобиль, или Тутси начинала пищать на кухне и гремела пустыми плошками. Но, что она знала наверняка – такой сон никогда не оборвётся. Он, словно кино, лишь «встанет» на паузу, позволит ей из него вынырнуть, отвлечься на шум, перевернуться на спину или даже встать и дойти до кухни, попить воды. И как только голова коснётся подушки снова, пауза тут же «снимется», а сон докрутится до конца, возобновится с прерванного места. Сладкий, вдохновенный, с запахами и шумом, яркими чёткими до рези в глазах картинками. Проберёт полностью, до дрожи в ногах и руках, вытянет не раз струной её тело и заставит дугой изгибаться спину, громко стонать. А когда закончится, она ещё долго будет лежать на спине, блаженно расслабленной, напрочь лишённой сил, и смотреть «третьим оком» в потолок. Чувствовала, что веки её сжаты при этом плотно, но будто в каком-то серо-розовом цвете видела лбом на высоком потолке все пятнышки, разглядывала их так близко, словно те приближало увеличительным стеклом…

Он крикнул на неё, когда она отошла от кресла, оставив со связанными за спиной руками. Что-то говорил в затылок, надеялся, что игра закончится. Внутренний же настрой между тем нарастал, дыхание учащалось и сердце начинало торопиться. Как только надоело слышать его грязные ругательства, она развернулась, подошла к нему и отвесила ладонью по губам. Затем ещё и ещё, и била, пока не выступила кровь. После седьмого или восьмого раза тот сам уже стал отводить взгляд и опускать глаза в пол. Кричать и ругаться перестал. Понял, что не остановится, хмель выветрился. Сломала…

После заклеила жертве рот. В глазах отразилось осознание беды. Вот только не видел он, насколько та была близка. Нож для колки льда лёг в руку правильно. Сначала чуть надавила, и медленно затем ввела. Пошевелила внутри. Глаза у жертвы от этого полезли на лоб, не сразу понял, что с ним делают, пока ещё только сильно вздохнул и начал краснеть. Так, кажется, он вводил сам? Медленно и осторожно, старался впечатлить поначалу. Растягивал удовольствие и не спешил, дышал своим перегаром. Она считала. Он заходил в неё естеством четырнадцать раз, пытаясь быть нежным. Пока не сорвался. Задёргался как на скачках. Надолго напускного джентельменства там, где после черты его быть не могло, у него не хватило. Ей же всё время держали руки. И ровно четырнадцать раз она медленно входила в него остриём, пока не задышала чаще сама и удары не посыпались быстрее. Как это кровавое соитие возбуждало!..

Двадцать шесть. Встала с колен. Кровь была уже и на ней. Выронила нож, и тот не звякнул, а хлюпнул в лужу, натёкшую с его колен. Какой же живучий. Осознанного страха в его глазах не осталось, только дикий гаснущий ужас. Но сам он был ещё жив и, кажется, слабо пытался следить за ней взглядом. Сквозь тугие повязки на рту воплей его она не слышала, одно лишь мычание, но и оно показалось неимоверно громким. Отвернулась к барной стойке, поискала глазами, где оставила сумку.

«Рыбка-рыбка… Где наши потроха…Чем мы взрежем толстое брюшко?..»

Шагнула к кухне за принесённым ножом. Тухлоутробных сомов нужно было потрошить хорошим лезвием, специально для этого заточенным.

Она оказалась неправа, подумав, будто он был уже в одном шаге от смерти. Потому что, когда обернулась, вновь увидела его глаза. И вот теперь они наполнились настоящим ужасом, тем самым, которого от него ждали. Ибо всё, что мерцало в них прежде, было сродни ночным детским страхам. Кишечник сидевшего на кресле мгновенно со звуком опорожнился…

Часть 2

-- Я понял. Мне тебя не переубедить, -- вздохнул Камил. -- Может, я и жестокий. Но за просто так я никого не убиваю.

-- Никто никогда просто так не убивает. Даже нелюбимый нами князь Искро. Спроси у него, зачем он стравливает на тебя собак – и он убедит в собственной правоте так, что ты сам в петлю залезешь.

-- Он просто жадный ублюдок.

-- У жадности тоже есть причины. Любой порок имеет свои причины. Если бы мы не оправдывали зло, которое совершаем, то сошли бы с ума…

К общей точке зрения они так и не пришли. И сходились они пока в одном – в том, что нужно уничтожить разбойничьи шайки…

Во время пребывания Камила в поместье Милада особенно увязалась за ним. Времени на любовные игры не было совсем – Камил оказался по уши в делах и приготовлениях к грядущему походу. А любовнице всё не хватало внимания и заботы.

-- Сначала «свадьба», -- говорила она. – Затем «охота»! И сейчас ты вновь собираешься уходить… И неизвестно, когда вернёшься обратно.

-- Любовь моя, такая уж у меня работа, -- отвечал Камил. – Тебе могло показаться за зиму и раннюю весну, что бароны не делают ничего, кроме как приходуют своих женщин, да устраивают пиршества и свадьбы. Но теперь наступило лето, а это значит, что мне придётся серьёзно поработать. Вплоть до следующих морозов…

-- Возьми меня с собой! Я не избалованная дева. Я в лесу смогу жить. С милым – рай и в шалаше.

-- Я не хочу брать тебя туда. А если ты попадёшь в плен к разбойникам? Я этого точно не перенесу.

-- А чего так? Боишься, что я им сильно понравлюсь? – ухмыльнулась Милада. – И что они будут всей своей шайкой со мной…

-- Не говори о таком больше при мне! -- разозлился Камил. – Никогда.

-- О чем? Чтобы мне поехать с тобой на «охоту»? Или о разбойниках, которые будут мною пользоваться с большим удовольствием?

-- Не испытывай мою злобу, -- сказал Камил. Милада посмеялась.

-- Ну прости! Это ведь всего лишь шутка! А ты злишься… Пока тебя не было – Лиза всё следила за мной. За дверьми моей опочивальни. Небось хочет меня прирезать. Как ты думаешь?... Или это ты её попросил приглядывать за мной?

-- Чёрт возьми. Я обязательно ей скажу, чтобы она от тебя отстала.

-- Вы оба очень ревнивы, -- сказала Милада. – И это особенно потешно, учитывая, что она изменяла тебе, а теперь ты изменяешь ей. Не зря говорят, что самые рьяные ревнивцы – самые заядлые же изменщики. По себе судят…

-- Это лишь красивая присказка. С тобой у меня любовь, Милада, -- сказал Камил. – Лиза же… С ней у меня всё очень сложно. Так получилось, что она мать моего наследника. Иначе я бы… я бы ни за что не стал на ней жениться. На этой шлюхе.

-- Я знаю, ты любишь нас обеих, -- сказала Милада. – И её и меня. Это не плохо. Это естественно. Церковники запретили нам любить сразу многих, нацепили на наши сердца оковы. Но душу не обманешь… Почему бы тогда нам не любить друг друга втроём?

-- Ты снова…

-- Да! Я хочу помириться с Лизой.

-- Тогда просто поговори с ней.

-- Это не поможет, она не хочет меня даже слушать. Но когда мы откроем сердца втроём… мир преобразится. Камил. Тебе же самому хочется! Я по глазам твоим вижу… -- Милада сверкнула коварной улыбкой. И прислонилась к плечу своими грудями. – Всего лишь раз попробовать. Не получится – и ладно! А если нам всем троим удастся подружиться, то нас всех ждёт великое счастье!.. Ты просто представь!

Предложение на этот раз оказалось особенно заманчивым. Нашло где-то внутри Камила самый живой отклик. За все эти дни в разъездах он успел изголодаться по женской ласке. Искушения Милады легко сломали его сопротивление. В воображении легко нарисовались сразу две красавицы…

Лиза сопротивлялась. Она явно не хотела делить своего мужа. Эта мысль была ей отвратительна. Но Камил и Милада грубо прижали её к кровати. Никаких приказов «слезам радости». Пусть брыкается по собственной воле – это оказалось куда приятнее раболепного согласия. Поначалу было немного жаль Лизу. Но потом Камил, раззадориваемый Миладой, вошёл во вкус. Он усердно скрывал от себя, что ему нравилось причинять людям страдания. А теперь он дал себе волю. Особенно ему нравилось разжигать внутри себя жажду мести, вспоминая былое… Лиза это заслужила.

Милада касалась его своими грудями. Своими губами. В зелёных глазках полыхал огонь.

От золотистых волос Лизы пахло в тот вечер особенно опьяняюще – Камил хватал их, тянул на себя, чтобы видеть её рыдающее лицо. Лиза плакала, лёжа на животе. Уже и не сопротивляясь.

Гладкая бледная спинка с изящным изгибом… Роскошный зад, на зависть любой девице в Горной Дали…

Милада прервала Камила вовремя, едва заметила, к чему всё клонится.

-- Это ведь любовь для троих! Про меня не забывай, любимый!

Нагая, только лишь в набедренных повязках, она легла сверху на спину Лизы. И приглашающе распахнула свои ножки в стороны.

Тогда Камил совершенно обезумел. На душе что-то вспыхнуло, зажглось.

Он признавался Миладе в любви, а та громко и с придыханием отвечала, что родит ему много детей, гораздо больше, чем эта «бестолковая изменница» под ней. Лиза же хныкала, совершенно беззащитная. Растоптанная.

Никакой дружбы с ней Милада не хотела. Милада желала лишь воплотить свою изощрённую мечту в реальность. Она желала лишь продемонстрировать Лизе, кого теперь Камил любит больше. И эта коварная нотка в личике Милады влюбляла его ещё больше. Милада крепко связала его ножками. Не отпустила. И Камил никогда не чувствовал себя лучше, чем в тот момент. Он был готов отдать свою жизнь ради Милады, горячей и грациозной, как пламя; готов был продать свою душу – явись в тот момент пред ним дьявол.

Рыженькая стала его снадобьем радости.

Милада помогла и Лизе. Она не отстала от девушки, пока и та не получила удовольствие. Это ей удалось очень легко...

-- Да ты уже была на грани, красавица! -- ухмыльнулась Милада и рассмеялась звонким голосочком. – Тебе же нравится, что здесь происходит!

И, о чудо, тогда в Лизе тоже пробудилось что-то огненное. Нечто в её душе надломилось, некая граница оказалась преодолена…

В тот вечер Камилу пришлось отложить все свои дела. Девицы хлестали друг дружку по личикам, со злостью и со смешками. Хватались за волосы, оттягивали, царапались. Соперничали за внимание, порой вытворяя такое, на что не решились бы поодиночке.... И не отпускали Камила, жадные, будто целая толпа демонесс; зачастую и сами поглощённые между собой в пламя, но скорее обозлённое и коварное, чем ласковое и нежное.

В конце все они рухнули на мокрые подушки. Бессильные. И две красивейшие девицы обнимали Камила. Две красивейшие девицы любили его – каким бы ублюдком он не был, какие бы подлые вещи не совершал. Раньше он о таком и мечтать не мог, слоняясь в одиночестве по любовным садам Башен Знания…

Удивительно иногда складывается жизнь.

Лиза на следующий день не сказала и слова. Она прятала свой затравленный взгляд. А Милада насмехалась над этим и сказала, что нужно будет обязательно повторить, когда Камил вернётся из рейдов.

Никакой «любви втроём» не получилось – только чернющая похоть, зависть, ревность, душевная боль, глумление и чувство мести. Никакого света. Но Камил всё равно ощущал себя обновившимся после такой резвой ночи. Злость на разбойников куда-то улетучилась. Как и желание ехать в леса. Но нужно было очищать баронства…

Кузнец выковал ещё один комплект тяжеленных латных доспехов. Теперь в мёртвой дружине появился третий «Железяка». Вальдемар забрал свои латы в городок к баронессе Дубек – иначе в мёртвой дружине оказалось бы четыре латника.

Но тоже недурно.

Камил озадачил кузнеца ковать и следующий комплект, озвучив свои пожелания, исходившие из опыта применения «Железяк» на поле боя. Кузнец, разумеется, снова удивился, но вопросов задавать не стал. Работа есть – и хорошо. Жёны и детишки кузнецов и подмастерьев будут сыты и прилично одеты. А уж что за придурь у Миробоича на уме – это не так важно.

Кроме того, Камил поручил дружинникам закупить новых лошадей в Серебрянном Перевале – потери после рейдов следовало компенсировать.

Из поместья выехали поздней ночью. С дружиной смерти из двадцати всадников. Камил ехал на своём мёртвом коне, вызывая у Хельга молчаливое удивление. Такую лошадь ни за что не догнать никому из живых – даже волкам.

Они быстро ушли с дороги, спрятавшись в лесах. Хельг вёл в сторону очередных разбойничьих стоянок.

Лишь к полудню они сделали привал, чтобы напоить лошадей, накормить их и дать время отдохнуть.

Взгляд охотника то и дело обращался в сторону кустов – вдалеке носились мёртвые псины. Сторожили лагерь. Однако в целом Ворон быстро привык к тому, что мертвецы окружают его со всех сторон.

-- Это даже хорошо, -- сказал он. – Меньше будет бессмысленных разговоров. Не люблю трепать языком. Особенно во время охоты. Твои дружинники любят болтовню, а лес – любит тишину.

-- Я рад, что ты не суеверен, как большинство людей. Другие тут же потеряли бы спокойствие и аппетит.

-- И как давно ты занимаешься этим… делом?

-- Лет пять… -- задумался Камил. – Помнится, в Башнях Знания я оживил мёртвого котёнка… Тогда мне было тринадцать лет. А искусством Изнанки я увлекаюсь и того больше – ещё брат-Есений научил меня разводить костёр одними лишь символами, да взращивать ростки, при помощи капель своей крови.

-- Полезное умение, -- хмыкнул Хельг. – Про костёр – надо бы освоить.

-- С радостью тебя научу. Но никому не рассказывай. За такое сжигают на кострах.

-- И неужели любой может этим заниматься?

-- Любой. Однако те, у кого нет таланта, тратят на фокусы слишком много крови. А у кого же он есть… Тот парой капель своей крови может поднимать целые кладбища.

-- И у тебя есть талант?

-- Нет! Я бездарность, – ухмыльнулся Камил. – Иначе я бы уже давно реставрировал Царство. И обратил бы Империю в бегство. Я бы сделал так, чтобы моим людям не пришлось умирать в бесчисленных войнах.

-- И тогда бы умирали твои враги.

-- Увы, но так устроен мир, что всегда кто-то должен гибнуть. Жизнь – это бесконечная борьба. Это видно сплошь и рядом.

-- Ты видишь те символы, которые хочешь увидеть, -- сказал Хельг, отщипывая кусок сушёного мяса. -- Жизнь может быть и бесконечной радостью. Смотря как приучить себя на неё смотреть.

-- Хочешь сказать, что бесчисленные войны и жестокости вокруг – это всего лишь моё воображение?

-- Хочу сказать, что у каждого человека своя вселенная. В своей собственной вселенной ты прав – она жестока и полна борьбы. Тут я спорить даже не буду, тебе пришлось многое пережить... Но вселенная другого человека может показаться тебе чуждой и неизведанной. Работающей по совсем другим законам.

-- Всё работает по одним и тем же законам. Побеждает сила и хитрость. Кто недостаточно хитёр – тот несчастлив. А в «рай» мы попадём только после смерти. И то я в этом не уверен. Скорее в ад…

-- Чтобы достичь «рая» -- не нужно умирать. Нужно всего лишь совершить некоторые усилия. Творить добрые дела с добрыми намерениями. И тогда вокруг тебя будет тоже добро, спокойствие и благодать. Появится много радости. Сама Вселенная не изменится, нет. Но изменишься ты сам. А значит и весь мир. При том не меняясь.

-- Работало бы всё так прекрасно – моего отца смерды бы в сраку расцеловали за то, что он их не обдирал, -- усмехнулся Камил. -- А они его сракой насадили на вертел. И поджарили на костре. Добрые дела никто не любит. Всё это – философия…

-- Вполне. Я же говорю – у каждого своя вселенная, в которой он абсолютно прав. Но Вселенский закон вовсе не в силе и хитрости. А в том, что зло притягивает другое зло.

-- Не зря вы с Ларсом – друзья, -- вспомнил Камил нотации старого вояки. -- Он говорит практически то же самое… Но вы меня не разжалобите! Даже если будете говорить всё это в оба мои уха!

-- Ха-ха!

-- Радим Златич был опасен – и я его убил. Теперь я и моя семья в большей безопасности. Это истина? Истина. Иштван был опасен – и я его убил. И теперь мои баронства сделались богаче. Это истина? Истина! Потому что не будет больше силы, обдирающей моих крестьян. Кроме разбойников. Но и их я тоже – убью. И тогда всё станет прекрасно и восхитительно. Истина?

-- Крестьянам станет легче жить, а твоя сокровищница не будет пустовать. И торговля наладится. Вполне.

-- Но это будет – зло. Верно? Необходимое зло.

-- Я убийца, -- сказал Хельг. – Я охотник. Я убил много людей за всю свою жизнь. Возможно, даже больше, чем ты, Камил.

-- Вот именно! Все мы вынуждены убивать, чтобы выжить самим. А если бы ты хотел творить добро, то стал бы крестьянином, а не охотником, убивающим зверей.

– А с этим не соглашусь. В лесу у зверя есть шанс. Он знает, что от меня нельзя ждать добра. Тут либо я его перехитрю, либо он меня. Мы равны. А крестьяне растят животных на убой. Эти животные тебе доверяют. С лаской суют свои рыла, чтобы ты их погладил. А ты, однажды, приходишь к ним с топором. И забиваешь их, предаёшь. Какое уж тут добро. У меня рука не поднимется.

-- Вот видишь, ты тоже придумываешь себе оправдания для убийств! Так почему же ты не хочешь со мной работать и дальше? Почему моё убийство Радима Златича тебя так оттолкнуло? То, что я властолюбив и жесток? А ты видел иных правителей?

Ворон вздохнул. Он всё ковырялся в своём куске сушёного мяса.

-- Хельг, ты ценный соратник. И я не хочу, чтобы между нами была неприязнь. Не хочу, чтобы ты презирал меня. Хочу с тобой дружбы. И постараюсь сделать всё, чтобы она была выгодна и тебе…

-- А зачем я тебе? – спросил Хельг и прищурился. – Я помогу тебе истребить разбойников. Помогу тебе поднять армию мёртвых. Но всё, что последует дальше – это уже меня мало касается. Я не пойду с тобой на войну.

-- Не в войне дело, -- сказал Камил. – Хотя было бы прекрасно… Я скорее о том, чтобы между нами не было недосказанности. И недоверия. Хочу, чтобы ты всегда держал в уме – я тебе не враг.

-- Я никому не расскажу о твоём увлечении колдовством, если ты об этом.

-- Вот и славно… -- Камил посмеялся. – Неловкий разговор, конечно. Я стараюсь быть открытым… Так. А теперь научу тебя разжигать костёр без кресала и трута… Для этого нам нужно проявить немного чудес пространственной геометрии. И точности в углах…

Камил пытался сдружиться с Вороном. Если это удалось Ларсу, значит и у него всё получится. Не пойдёт на войну против Искро – и чёрт с ним! Лишь бы он не удумал чего опасного. Лишь бы не завёл Камила в ловушку…

Хельг научился получать огонь при помощи Изнанки.

-- Теперь и я – чернокнижник… А как поднять мёртвого?

-- Это ты ещё увидишь впереди.

-- Этому я учиться не буду. Хотя мёртвый пёс мне на охоте бы очень пригодился. Кормить такого не надо. И бегает куда резвей живого...

После привала они снова взобрались на лошадей. Хельг сказал, что до разбойничьих стоянок не должно быть далеко, что они доберутся до них к вечеру. Дружина Смерти отправилась в путь. В самое сердце дремучих лесов…

**

А спонсорам сегодняшней главы и моего вдохновения выражаю благодарность!)

Илья Олегович 1500р «Посоветуй руководство по ОСам. Есть же?» Ответ: есть, у Михаила Радуги самое такое, плотное и доскональное, но есть риск скатиться в эзотерику. «Школа внетелесных путешествий». А вообще, тут лучше форумы чекать. Там более краткая инфа. И зачастую более продуктивная (оттуда я нашёл супер эффективный метод SSILD, а в учебникахь Радуги, Лабержа и прочих его я не припомню). Новые методы попадания в Осознанный Сон постоянно разрабатываются, как я вижу (за мои 10 лет практики это прям видно), но база всё таки неизменна: постоянные проверки на реальность, намерение перед сном+ дневник сновидений. Впрочем, после этого можно даже не читать особо) Плюсы чтения такой литературы скорее в создании правильного настроя, вдохновения. Тамушта дело непростое. У меня ушло вроде гдет 1 месяц упорн(от)ой практики, чтобы попасть в жиденький сон, и 2, чтобы попасть более менее ЯРКИЙ.

Светлана Владимировна 1000р «Спасибо большущее за творчество» Ответ: а вам за внимание и большущие донаты спасибо))

ArcterniuS 500р

Анастасия Олеговна 500р «На экшон! В команду нужен древний!:)» Ответ: увы, вампирам незя служить в Организации) Но это ещё обыграется

Денис Алексеевич 332 р «Прости, бро. Сколько могу((» Ответ: ты чё, ёпт, мне терь стыдно) А ваще три сотки это не мало

Сергей Михайлович 100р «Будь здрав и пиши!)» Ответ: с удовольстивем!

***

Мой паблик ВК: https://vk.com/emir_radriges

Мой телеграм канал: https://t.me/emir_radrigez

Может быть, хоть так соседи снизу отреагируют и придут сюда.

Лена включила воду в ванну, затем заткнула сливное отверстие пробкой. А после решительно залезла на антресоли – достать папин сундук с инструментами и вынуть топорик. Когда Марина вернётся, она даст отпор.

Оказалось, скорую помощь и вызвали именно соседи, а точнее – Лера Павловна, бухгалтерша, проживающая с двумя маленькими детьми и мужем, водителем погрузчика на складе. Когда Харитон Ильич показал в «глазок» своё удостоверение, она вышла на площадку, закрыв дверь квартиры, где громко работал телевизор, и усталым голосом произнесла:

- Спрашивайте. Только давайте побыстрее. Мне ещё детей купать и уложить спать надо.

Харитон Ильич достал блокнот, но тот, оказалось, вымок, поэтому он включил диктофон на смартфоне, предварительно спросив женщину:

- Не возражаете?

Затем участковый стал задавать вопросы, попросив вкратце рассказать как о самой пострадавшей, какой она из себя человек, так и о том, что, собственно, вообще произошло, в деталях.

Лера Павловна прикрыла усталый вздох ладошкой и поведала:

- Мы с мужем здесь десять лет живём. Пенсионерку Мартой Андреевной зовут, знаем её хорошо. Она женщина порядочная, всю жизнь на химзаводе проработала. Дочка у нее, правда непутевая, гулящая, мать свою вообще не навещает. А если позвонит, то тогда Марта Андреевна с горя пить начинает, но всегда быстро баловаться заканчивает, волю в кулак берёт. А так она часто клумбами при доме занимается, цветы сажает, ещё кошек прикармливает.

Раньше с дачи, в деревне, привозила и яблоки, и помидоры с перцем. Нас угощала. Детей при случае всегда баловала то конфетой, то ещё чем вкусненьким. Вот поэтому я, услышав её крики и стук, сначала в скорую звонить не хотела. Думала, обойдётся. Может, она водки выпила и нехотя перепила. Правда, раньше Марта Андреевна никогда подобного себе не позволяла. Но вскоре, наоборот, хуже стало. Я изнервничалась, испугалась за неё и вызвала. Ведь кричала она громко и жутко, даже сквозь грозу было слышно. В стену стучала, топала, шумела. А дверь в квартиру не открывала. Вот и всё. Полицию – так сказали санитары, она сама вызвала, а потом и из квартиры вышла. Как сейчас перед глазами вижу её. Ноги и руки дрожат, бледная, аки смерть, в руках нож, пижама в крови. Трясётся, глаза выпучены, и молчит. Больше ничего не знаю.

- Спасибо за откровенность и детали, - выключил диктофон Харитон Ильич и добавил: - Можете быть свободны.

Когда бухгалтерша вернулась к себе домой и заперла дверь, то он направился к квартире пенсионерки. Следовало посмотреть, что там и как. Не по себе участковому было после рассказанного Лерой Павловной. А ещё предчувствие даже не беды, а настоящей катастрофы сильно скреблось, словно кошка когтями драла между лопатками.

Харитон Ильич почесал затылок, поежился от внезапного холода (оказалось, что промок от ливня гораздо сильнее, чем думал) и, открыв дверь квартиры, вошел.

Лена сидела напротив матери, в спальне, держа её за руку. На коленях лежал топор. Она ждала сестру, копя в себе ярость и злость, чтобы не расплакаться, чтобы отогнать прочь страх и беспомощность. Пульс матери на ощупь был нитевидный, кожа рук холодная, на лбу испарина, а щёки, наоборот, горячие. К тому же кровь из раны на бедре продолжала сочиться, пропитав насквозь повязку.

Её хорошо было бы сменить, подумала Лена. Ожидание нервировало. Гроза за окном бушевала вовсю и не думала прекращаться.

Лена вздохнула, сняла топор с колен, положила на краешек кровати. Затем встала, направилась к окну и открыла его, а потом выключила свет и, вернувшись за топором, спряталась за шторой, крепко сжимая рукоять и молясь про себя, чтобы хватило сил и решимости ударить сестру.

В однушке Марты Павловны, в коридоре и на кухне, царила идеальная чистота и порядок, а вот в гостиной... Диван был отодвинут от стены, а зеркало в советской «стенке» разбито.

Подушки на кровати разорваны в клочья, перья устилали напольный ковёр, словно белый снег. Книги и осколки посуды разлетелись по комнате.

Незастеклённый балкон оказался открыт, и дверь слегка поскрипывала на ветру. Дождь залил пол, образовав лужу. Шторы были сорваны с петель, и у Харитона Ильича возникло чувство, что за них цеплялись.

Капли свернувшейся крови на полу частично впитались в перья и ковёр. А ещё на обоях глубокие следы царапин. Итак, с виду не поймёшь, что именно здесь произошло.

Восьмой этаж, и пусть балкон не застеклён, но всё равно слишком высоко, чтобы хоть на мгновение представить злоумышленника, залезшего на балкон, а затем заставившего пенсионерку открыть балконную дверь и впустить его в квартиру.

Какая дикость. Глупость. Абсурд. Но почему тогда чутьё у участкового внутри буквально вопит представить хоть на мгновение нечто подобное как реальный факт?

Живое воображение Харитона Ильича сразу нарисовало яркую картину: пенсионерка с полусна или под гипнозом идет к балкону, открывает дверь и вдруг словно просыпается, осознав, что сделала.

В крови Марты Павловны вспыхивает адреналин, она кричит, затем обороняется. Хватает все, что попадается под руку, но гость с балкона оказывается сильнее, догоняет, ранит, разбивает зеркало. Возможно, то происходит, когда женщина в порыве яростного отчаяния толкает напавшего, а сама вырывается и добирается до телефона, набирает номер полиции. Кричит о помощи, сообщает адрес.

Может быть, именно это и спасает ей жизнь, останавливает напавшего. И что потом? Тот уходит, как и пришёл, – через балкон.

«Слишком фантастично!» - выносит вердикт разум участкового, но внутри что-то упрямо подсказывает: в размышлениях есть и рациональное зерно.

Лена начала клевать носом, едва не выронив топор, когда на карнизе заскреблось, а потом заскрипел подоконник.

Сердце в груди застучало быстрее, ладони вспотели. «Господи, а вот и Марина», - подумала Лена.

И тут на пол на корточках приземлилась сестра.

Сверкнула молния, и в её вспышке Лена увидела, какие острые и длинные были когти на руках Марины. А за её спиной, за мокрыми волосами, облепившими плечи… Что это за трепещущие кожистые бугорки, похожие на?.. Лена сглотнула комок в горле, додумав – на крылья.

На грязных босых ногах сестры тоже были когти. Но ужаснее всего сейчас выглядели глаза Марины, испускающие яркий, жёлтый внутренний свет.

В этих светящихся в темноте глазах не было ничего человеческого, ни проблеска искры прежней Марины. И когда сестра встала с пола, направляясь к кровати, где едва дышала раненая мама, то Лена пулей выскочила из укрытия и замахнулась топором, обрушив его на Марину.

Она целилась в голову, но промахнулась, сестра дёрнулась в попытке отскочить в сторону, и поэтому Лена глубоко вонзила лезвие топора в её плечо. Топор застрял. Сестра повернулась, и её жёлтые глаза буквально испепеляли ненавистью.

- Как ты смеешь, мелкая сука! - удивлённо взревела Марина.

Не мешкая, Лена с влажным звуком выдернула топор и снова занесла его для удара.

- Сдохни, тварь! - крикнула Лена и снова ударила, но не попала.

На этот раз проворно уклонившаяся Марина захохотала. И этот смех гадливо прошёлся по коже Лены, словно россыпью шевелящихся личинок. Она вздрогнула, чувствуя, как спадает адреналин.

- Обещаю, что ты поплатишься за это, падаль! Немедленно брось топор по-хорошему... А сейчас я закончу с нашей мамой, пока она ещё съедобна, - зловеще пророкотала Марина.

Она явно не воспринимала сестру как угрозу своей жизни всерьёз, и Лена не понимала, почему так. Неужели Марине не больно, или, может быть, топором сестру не остановить?

- Нет. Прочь от мамы, тварь! - нашла в себе силы крикнуть Лена.

На этот раз она подошла к сестре вплотную и со спины, со всей силы, с криком ударила ту в шею.

Крови было на удивление мало. Марина не кричала от боли, а издала странный фыркающий звук, собираясь то ли повернуться к Лене, то ли вытащить топор. Лена едва не впала в ступор, в глубине тела от содеянного зарождалась нехорошая дрожь.

И тут мама с кровати произнесла что-то неразборчивое, послужившее для Лены спусковым крючком. Если она сейчас отступит, то проиграет и мама. Точно не выживет.

Девушка глубоко вздохнула и, с хриплым животным криком резко вытащив топор из шеи сестры, ударила им снова, затем ещё и ещё, пока не отрубила Марине голову.

Голова сестры покатилась по полу. Из обрубка шеи вдруг брызнуло фонтаном крови прямо в лицо Лены.

Кровь сестры была ледяной, густой и липкой, словно патока. Руки и ноги обезглавленной Марины резко задрожали, затем обмякли. Тело мешком осело на пол.

На мгновение среди грохота грома снаружи в спальне зависла тяжёлая, давящая тишина.

Лена часто дышала. В голове стало пусто. Руки и ноги налились свинцом. А сердце стучало в груди так сильно, будто собиралось сломать рёбра и выпрыгнуть.

«Ну, вот и всё, - отупело подумала Лена. - Я убила её, свою сестру».

И вдруг голова Марины на полу фыркнула, а потом жутко захохотала.

- Мелкая поганка. Неужели ты думала, что сможешь так просто покончить со мной? - злобно произнесла Марина. - Я теперь бессмертна. Как ни руби меня топором, кости и жилы мои снова срастутся. Он так сказал, - и, зашипев, голова затихла.

Неожиданно обезглавленное тело Марины привстало с пола и, как по команде, направилось к голове. Лена заметила, что кровь перестала течь из раны сестры на шее.

Лена закрыла глаза, чувствуя, что сходит с ума. Такого ведь не могло быть на самом деле? Хотелось смеяться без остановки – и на этом всё. Она хмыкнула, расплываясь в улыбке, чувствуя, что сейчас захохочет и тогда уж точно сойдёт с ума. Нет, Божечки, не смей, не сдавайся! И, резко ущипнув себя за руку, взвизгнула от боли. Боль отрезвила.

Лена открыла глаза. Безголовое тело Марины продолжало ползать по полу и искать свою голову. Что будет, когда оно найдёт её, Лена знать не хотела.

«Давай, соберись и останови её. Раз взялась, то доводи до конца». Этой мыслью девушка побуждала себя к действию и одновременно отгоняла рвущийся наружу безумный смех. Лена знала, что если сейчас рассмеётся, то больше уже не остановится.

Она вздохнула и снова взяла в руки топор, затем, крепко стиснув рукоять, начала молча и сосредоточенно рубить ползущее тело Марины на части.

Вскоре Лена устала; руки, спина онемели от напряжения. Адреналин спал. Некоторое время она обессиленно смотрела, как по ковру, влажному от липкой, похожей на красный гной крови Марины, ползают отрубленные кисти рук сестры и дёргаются части ног. Голова сестры молчала и больше не подавала признаков жизни.

Вдохнув мерзкий смрад от ковра, Лена ощутила, как тошнота подступила к горлу, и побежала в ванную, где её вырвало.

Там она умыла лицо и руки, выпила воды и снова вытошнила в унитаз. От усталости и пережитого шока ей очень захотелось сесть на пол и больше никогда не вставать.

Что же она наделала? Она действительно убила свою сестру. А вдруг её можно было вылечить? Слёзы подступили к глазам, в горле образовался ком. Нет, она покачала головой. Та Марина в комнате больше не была её сестрой. Её настоящая сестра умерла ещё в больнице. Всё, хватит думать об этом.

Следовало вернуться в спальню. А ещё Лена очень надеялась, что маму ещё можно спасти и то, что она не могла нащупать её пульс, ничего не значило.

А ну, живо бери себя в руки!

Мысленно выругавшись, Лена заставила себя выйти из ванной, зайти на кухню, взять из-под раковины мешки для мусора, скотч и ножницы. Затем вернуться в спальню и сквозь подступающую к горлу тошноту дрожащими руками собрать куски Марины в мешки, крепко заклеить их скотчем и положить у стены, а голову перенести подальше – в ванную.

А после вытереть слёзы и, крепко стиснув зубы, заставить себя включить моющий пылесос и начать чистить ковровое покрытие в спальне. И в этот момент громко зазвонил телефон Марины.

Лена вздрогнула от дурного предчувствия и выключила пылесос. На ватных ногах пошла в комнату сестры. На дисплее смартфона Марины высвечивались незнакомые цифры.

- Алло? - тихо произнесла Лена.

- Почему я больше её не чувствую?

Приятный мужской голос в трубке был холоден как лёд.

Лена вздрогнула.

- Что ты наделала, мелкая сучка? Отвечай! - приказал незнакомец.

- Я, - замялась Лена и, нервно рассмеявшись, послала его к чёрту.

Телефон звонил и звонил. Она не поднимала трубку. Затем пришла эсемеска. "Ты поплатишься – и очень скоро". Лена с криком швырнула смартфон об стену и собралась вернуться в родительскую спальню, как в квартире вдруг стало очень тихо. Гроза закончилась.

Во входную дверь позвонили, и она в ужасе прижалась к стене, не зная, что делать. Неужели звонивший уже здесь?

Нет, ведь не может такого быть. И она ведь ни за что не пойдет открывать ему дверь, как какая дура. Не так ли? А если это пришёл не тот мужчина, кто звонил по телефону и угрожал Лене, то она очень сглупит, если хотя бы не посмотрит в дверной «глазок», чтобы, возможно, попросить помощи.

Боже, помоги! Лена на цыпочках медленно подошла к входной двери. И едва не осела на пол, когда увидела в «глазок» участкового. Харитон Ильич явно уже собирался уходить, ибо направлялся к лестнице. И Лена со всей силы заколотила ногой по двери и хрипло закричала: "Помогите!"

Глава седьмая. Пищевая цепочка

С утра голова раскалывалась. Любое движение отзывалась болью. Я кое-как поднялся и увидел, что Денис уже не спит.

— Ну что, оклемался? — спросил он.
— Ага. Не в том я возрасте, чтобы столько пить.
— Бокалов пять пива было вроде?
— Надо было останавливаться на трёх.

Я оделся, открыл кран в раковине и отпил воды. Денис уставился на меня, как на идиота.

— Ну что, — сказал я, — надеюсь, хоть она не убьёт меня?
— Она? Ты про воду или про девушку свою?

Точно. Юля. Я же ей столько наговорил вчера. По-моему, девушки у меня больше нет.

— Вообще про воду, но…

На полуслове дверь распахнулась и в комнату влетел парень в военной форме.

— Кто из вас Минин?
— Что-то случилось? — спросил я.

Парень оглядел меня с ног до головы, словно по центру уже были развешаны мои фотографии, под которыми жирным шрифтом было написано «Розыск».

— Тебя майор Солнцев вызывает.

Парень удалился, а я посмотрел на механика.

— Не переживай, — сказал я, — скорее всего, это не по поводу пьянки.

* * *

Солнцев, как всегда, сохранял невозмутимость терминатора с этим ожогом на половину лица.

— Значит так, Минин, — сказал он, — сегодня твой последний день здесь.
— Я уволен?
— Нет, — Солнцев поднял на меня взгляд, — тебя отправляют под трибунал. Все бумаги уже подписаны, — он похлопал ладонью по стопке, лежащей на столе, — сделать ничего нельзя.
— Постойте, что? — я молился, чтобы мне послышалось. — За что? За то, что вернулся вчера после отбоя?

Если до этого майор сохранял невозмутимость, то теперь перешёл на крик. Он вскочил из-за стола и ударил по нему ладонью.

— Ты не просто вернулся вчера после отбоя! Ты вчера с Тарковым нарушил десятки правил — пьянство, покидание территории без разрешения, управление транспортом в нетрезвом виде, нахождение в военном городке без пропуска! Мне продолжать?

— Но… но… трибунал?!
— А ты думал, мы здесь в игры играем?! Но всё это ещё не самое страшное.

Майор выдохнул и вернулся за своё место. Всё внутри меня опустилось. Желудок буквально готов был испражниться, а тело — сбежать. Если раньше меня не беспокоили панические атаки, то теперь я знаю, что это такое. Следующие слова майора эхом отдавались в голове.

— Если ты не знал, то все телефонные разговоры внутри этих стен прослушиваются. А в твоём разговоре вчера прозвучали такие фразы как… — Солнцев достал листок и зачитал, — …как «военная тайна», «мёртвые животные» и — моё любимое — «смертельно опасная хрень». Ты бы ещё рассказал об устройстве робота или о найденном трупе! Ты вообще понимаешь, чем это могло закончиться?!

Если до этого я вёл себя словно наглый гость, которому спускают всё с рук, и максимум, что мне сделают — отправят обратно в Москву без оплаты, то теперь почти убедился в том, что здесь меня убьют и превратят в удобрение для почвы. Найти меня не смогут даже операторы М.У.П.У.

— Но… пожалуйста! — закричал я. — Может, можно что-то сделать?
— На твоё счастье, Минин, я здесь не последний человек! И могу не давать делу ход.

Я уставился на него и рефлекторно кивнул.

— Делаю тебе выговор, — продолжил Солнцев, пригрозив мне пальцем. — Ещё одно малейшее нарушение, — он похлопал по стопке перед собой. — Всё понял?
— Да, — ответил я, пытаясь не выдавать волнение и дрожь в коленках.
— И все звонки во внешний мир до конца работы на предприятии запрещены, — продолжил Солнцев.
— Ясно, — ответил я.
— Свободен, — майор махнул рукой в сторону выхода.

* * *

Весь следующий месяц я провалялся в депрессии. Не хотелось ни играть в теннис с Денисом, ни читать книги, а позвонить кому-то у меня возможности не было. Да, я избежал трибунала, но внутри меня что-то умерло.

Весь месяц я вставал с кровати разве что на ужин, остальное время — смотрел в потолок. Вспоминал наши отношения с Юлей, точнее — всё то хорошее, что в них было.

И когда в первых числах сентября снова прогремел взрыв, я не удивился. Морально готовился к тому, с чем мне ещё предстоит столкнуться в тайге.

М.У.П.У. даже завёлся не с первого раза. И я боялся представить, что ещё у этой китайской херни может сломаться, когда я останусь с ней один на один.

Каждый раз, когда пена превращалась в примесь, я старался не смотреть на то, что осталось после неё. Мёртвые туристы? Заживо похороненный посёлок? Стая зайцев? Но ближе к вечеру взгляд сам зацепился за очередную находку.

На выжженной земле рядом с друг другом лежали трое медвежат. В любой другой день от такой находки у меня по щекам потекли бы слёзы, но теперь мне было плевать. Если целому исследовательскому центру плевать на людей, убитых пеной, то про медвежат мне даже не стоило и заикаться.

Когда я развернул манипулятор, через лобовое стекло увидел то, с чем не готов был встретиться. Огромную, пушистую, бурую проблему. Медведь был разъярён. Своим небольшим мозгом он наверняка меня винил в смерти своих детей. Он встал на задние лапы и зарычал. А в следующее мгновенье уже бежал в мою сторону.

Я попытался задержать его клешнёй, но её скорости не хватало, чтобы сбить с ног двести семьдесят килограмм. Медведь подбежал вплотную и, размахнувшись, ударил по кабине. М.У.П.У. затрясло. На лобовом пошли трещины от удара.

Вспомнив, что Денис говорил про ручное управление воронкой, я попытался зажать хищника между клешнёй и воронкой. Но даже несмотря на то, что всасывание было включено, для медведя это было лишь лёгким ветерком.

Зверь обошёл кабину и ударил сбоку. Металлический лист вдавило во внутрь. Теперь Денис не сможет решить эту проблему простым подкручиванием гайки.

Я отъехал на несколько метров, но медведь был быстрее китайской подделки. Он нагнал меня и, встав на задние лапы, опустил передние на кабину.

Только противогаз и химзащита спасли меня от летящих в лицо осколков. От лобового стекла осталось одно название.

Ещё немного, и хищник бы добрался до меня. Ни клешнёй, ни воронкой мне его было не победить. Убежать — не вариант. И в голове созрел план, противоречащий всем моим моральным принципам.

Позади медведя находилась ещё не убранная пена. Мне удалось обхватить горло зверя клешнёй и, пока он не успел освободиться, надавить на газ. Он открывал рот и рычал во всю глотку, но это не могло его спасти от неминуемой гибели. Манипулятор медленно, но уверенно подталкивал хищника к пене.

И как только он оказался рядом с ней, я отпустил клешню и толкнул бурого гостя капотом.

Пена обволокла медведя. Буквально сжирала его, трясясь ещё больше, только подтверждая мои догадки, что она… живая? Теперь я собственными глазами наблюдал процесс «химического убийства». Животное нелепо барахталось в ней, издавая такой громкий рык, что птицы взмывали в небо. Медведь шевелил лапами, пытаясь выбраться, но его засасывало внутрь, будто он попал в болото. Вскоре из белой жижи осталась торчать только голова зверя. В его бездонных глазах я прочитал и ненависть, и мольбу о пощаде. Но сделать я ничего не мог — всего лишь спасал свою шкуру. Крики затихли, а медведь растворился в белоснежном яде. Если бы я поел перед поездкой, то меня наверняка бы стошнило.

Но я лишь выдохнул от того, что опасность миновала. Недалеко от медвежат теперь лежало бездыханное тело их матери. Или отца.

А я поехал обратно в центр на роботе, который буквально разваливался на части.

Бросив его около гаража, я пошёл внутрь, чтобы сообщить Денису «радостную» новость. Он оторвался от починки какого-то очередного гениального изобретения, вытер руки и посмотрел на меня.

— Ну что там, опять линза сломалась?
— Нет, — выдавив из себя смешок ответил я, — с линзой как раз всё в порядке.

Денис бросил на меня подозрительный взгляд и молча вышел из гаража. Посмотрев на М.У.П.У. без лобового стекла, с выбитыми листами и вмятинами от огромных лап, он выпучил глаза и обернулся ко мне.

— Я же говорил, — сказал я, — линза не пострадала.  

* * *

Я рассказал Денису про мертвых медвежат, встречу с их агрессивным родителем и то, что с ним случилось потом.

— Ты реально скинул его в пену? — удивился он.
— Я уже не знаю, Дэн. Я хочу уехать.
— Кто бы сомневался, что китайский манипулятор слабее агрессивного зверя. Хотя китайцы гарантировали полную безопасность, — он больше размышлял вслух, чем разговаривал со мной.
— Мне уже насрать и на этот манипулятор, и на то, что будет дальше. Мне нужно съебаться! — крикнул я.
— В смысле?
— Вернуться в Москву. Или что, это невозможно?
— Насколько я знаю, пока не закончится контракт — невозможно.
— Может, можно договориться? — спросил я.
— С кем? С Солнцевым?! Он тебя месяц назад чуть под трибунал не отправил, а ты собрался с ним договариваться?
— Блядь, — я схватился за голову, — я уже не понимаю, что делать.
— Просто работай, Сань. Не забивай голову.
— Не забивай голову?! — вскипел я, вскочив с кровати. — Это уже не мёртвые звери и даже не труп! Речь идёт о моей жизни! — я ткнул пальцем себе в грудь.
— Пойми, что бы ты ни делал — ты здесь застрял ещё на полтора года. Попытаешься сбежать — погибнешь. Будешь задавать много вопросов — погибнешь. Или сядешь.

«Если осмелишься убежать, на тебя даже патроны тратить не будут. Сожрут волки или сдохнешь от голода» — вспомнились мне слова майора. Но, выходит, волки меня могут сожрать даже на работе, без попыток к бегству.

Так что я теряю?

— Ладно, забудь, — отмахнулся я и вышел из комнаты.

Глава восьмая. Биомусор

На протяжении следующего месяца над М.У.П.У. работала целая команда механиков — вставляли лобовое стекло, чинили корпус, проверяли линзы и работоспособность клешни. И пока из китайского хлама делали конфетку, я думал о том, что меня привело к такому состоянию.

Первое: «Атом» — секретный объект, который, скорее всего, в экспериментальных целях уничтожает леса. Звери и люди — лишь побочный продукт их жестокости. Вопросов тут лучше не задавать, а если задаёшь — привлекаешь к себе слишком много внимания. И я должен оказывать помощь этим садистам ещё полтора года.

Второе: по всему лесу теперь валяются убитые волки, лоси, белки и зайцы. И встреча с их разложившимися телами на работе мне снова предвещала поганое состояние, близкое к депрессии.

Стоило мне только задуматься об этом, как я переставал есть, у меня нарастала тревожность, а по ночам снились кошмары. Последние несколько суток я практически не спал, боясь услышать очередной взрыв.

Третье: помимо животных есть вероятность наткнуться на труп человека — очередного лесника или туриста, которого не найдёт ни один спасательный отряд. И закрывать глаза на то, что «Атом» пытается скрыть факт их смерти и избавляется от тел, становилось всё труднее.

По вечерам меня тошнило. А если я не поужинал — рыгал над унитазом, выворачивая себя наизнанку.

Четвёртое: моя прежняя жизнь окончательно разрушена — Юля больше не станет со мной разговаривать. Я соврал ей. Думал, так будет лучше, но своим враньём я только глубже вырыл яму нашим отношениям.

Пару дней назад, несмотря на запрет звонков, я пробрался в радиорубку и позвонил ей по карточке Дениса. Как только я сказал неуверенное «привет», пошли короткие гудки. Юля не хотела больше со мной иметь ничего общего.

До родителей я тоже не дозвонился. Возможно, они уже спали. Интересно, соизволил ли Солнцев сообщить им, что со мной всё в порядке? Ведь если он этого не сделал, они будут переживать, что их единственный сын бесследно пропал в тайге.

Пятое: начальство угрожает мне трибуналом и следит за каждым шагом. Я словно оказался в романе Оруэлла, где из каждого угла за мной наблюдали несколько пар глаз.

На этой неделе я стоял перед кабинетом Солнцева, но так и не смог набраться смелости, чтобы постучаться. Попрошу разорвать контракт — только выставит меня на смех. Как школьник перед кабинетом директора, я топтался на месте, а после просто развернулся и ушёл. Помощи от него было ждать глупо.

Поняв, что за мной и так пристальный контроль, я решил не делать ровным счётом ничего. До того момента, пока не представится подходящий случай, чтобы убежать отсюда. И я сделаю это, чего бы мне это ни стоило.

* * *

М.У.П.У. наконец починили. Обновлённый робот стоял в гараже. Об этом мне сообщил радостный Денис.

— Чёрт, совсем забыл, — сказал он, заходя в гараж. — Приехали новые линзы для этой залупы. Не кинешь их в кабину? — пальцем он показал на стол, где лежала маленькая коробочка.
— Давай, без проблем.
— Спасибо. Я пока за инструментами схожу.

Я взял со стола коробку и потряс её в руке. Линзы внутри зазвенели. Надеюсь, хотя бы они не будут ломаться каждую вылазку.

Я зашёл в кабину манипулятора, уже ставшую для меня вторым домом. Сел в кресло, думая о том, что скоро мне опять придётся очищать тайгу от белого яда на этой хреновине. Провёл рукавом по пыльному экрану. Включил зажигание — проверить, что робот хотя бы заведётся.

Мотор зарычал, экран загорелся, а на экране я увидел то, чего не должно было там быть. Новые координаты.

Шестерёнки в моей голове закрутились с оглушающим скрежетом. Невозможная гипотеза врезалась в голову, но тут же вылетела из неё и кружилась рядом, словно слово, которое вот-вот вспомнишь.

Я заглушил мотор и вылетел из гаража. Мне нужно было освежить голову. На улице я нервно закурил. Что-то здесь было не так. Но что именно?

«Ночью в лесу случилась техногенная катастрофа. Тебе нужно будет поехать туда и убрать последствия. В радиусе полукилометра от эпицентра взрыва всё поглотила пена» — не это ли были слова майора?

Сначала взрыв. Потом последствия. После координаты. Не наоборот.

Если координаты будут первыми в этой логической цепочке, выходит и взрыв — не случайность?

В голове одна за другой рождались гипотезы, путались, хаотично танцевали и никак не выстраивались в нужной последовательности. Сначала взрыв, потом — координаты. Не наоборот.

Вечером я вышел во двор и огляделся. У забора стояли несколько огромных коробок — ещё с утра их здесь не было. Я подошёл ближе и разглядел на них китайские символы. Те мне показались до боли знакомыми. Зажав сигарету губами, я дрожащими руками вытащил из куртки руководство на М.У.П.У. Символы на обложке совпадали с теми, что были изображены на коробках. Твою мать!

Стоя перед этим чудом техники, до меня дошло, что меня не отпустят ни сейчас, ни после окончания контракта. Если НИЦ боится сообщить родственникам о трупах, то от меня, человека, который знает важную для них информацию, просто избавятся, как от расходного материала.

Мои догадки наконец приняли целостную форму. Вот, что я никак не мог понять вчера, когда увидел координаты…

«Атом» ближайшей ночью планирует взрыв. И не один. Раз для очистки пены понадобилось аж… я посчитал количество новых М.У.П.У. …аж десять манипуляторов. Сигарета выпала изо рта.

Им не избавиться от меня — я уже придумал, что сделаю следующей ночью.

* * *

С Денисом я не поделился ни планом, ни опасениями. У меня внутри словно была заложена бомба, и, если я подожгу фитиль раньше времени — только доставлю себе проблем. Меня разрывало от желания с кем-нибудь поделиться, но здесь это слишком опасно, а все близкие люди слишком далеко. Уверен, Степанович за кружкой пива не поверит ни единому слову — скажет, что я всё придумал. Создал красочную историю.

Впрочем, я не был уверен, что доживу до ещё одного разговора с другом на другом конце России.

Следующей ночью я не спал. Дождался, пока Денис захрапит и выждал час. Аккуратно поднявшись с кровати, на цыпочках подошёл к вешалкам и нащупал в кармане его куртки пропуск.

Дело оставалось за малым.

Я залез в манипулятор, надел химзащиту, противогаз и поехал к воротам. Сонный охранник поднял руку, и мне пришлось остановиться. Открыв люк, я протянул ему пропуск. Солдат протёр глаза, посмотрел на пропуск, потом — на пыльное лобовое стекло и человека в противогазе за ним.

Пот лился с меня ручьём, колени дрожали, сердце билось так, что едва не выпрыгивало из груди. Зачем я вообще всё это затеял? Сейчас рядовой поймёт, что что-то не так и поднимет тревогу. Но он лишь молча выглядывал что-то на пропуске в луче фонарика.

— Езжай, — наконец ответил он и протянул пропуск обратно.

Я не поверил собственной удаче. План, который был обречён на провал, срабатывал. Мне невероятно везло. Но не было смысла радоваться раньше времени.

Меня кинутся искать только утром.

«— А если мне всё это надоест, и я решу уехать на этой машине-убийце куда-нибудь подальше?  — вспомнил я разговор с Денисом.
— На этот случай в кабину встроен локатор, по которому тебя быстро вычислят»

Локатор поможет вычислить местоположение робота, но они не доберутся до него. Если всё получится, даже новомодные коптеры не смогут меня засечь.

Я выдохнул только тогда, когда оказался на точке, указанной навигатором.

Вокруг была ночная тайга. Я вздрагивал от каждого шороха. Наплевав на технику безопасности, закурил прямо в кабине. Либо я гений, либо сегодня будет моя последняя ночь.

Кто бы мог подумать, что обычная командировка закончится тем, что я буду сидеть в тесном роботе и ждать, пока меня разорвёт на атомы? Надежда была только на механиков НИЦ. Хоть одна дырка, одна малейшая трещина в корпусе — и конец. Моя смерть — на их совести. Но если робот починили без изъянов, я выживу. Мужик в курилке говорил, что М.У.П.У. как-то приехал в пене. Значит, металл этот яд проесть не может. Когда я толкал медведя в «сугроб» капотом, лишний раз в этом убедился.

От раздавшегося взрыва у меня зашевелились волосы на голове. Я вздрогнул так, что едва не вывалился из кресла. Сразу за ним прозвучал ещё один — с другой стороны. Через секунду — следующий. Я словно оказался в подвале дома, который бомбят с воздуха.

Я посмотрел в лобовое, и моему взору предстала ужасная, но в то же время прекрасная картина. В чёрное небо фонтаном взлетали брызги. Пена окутывала лес белоснежным покрывалом. И в этот момент на меня снизошло озарение. Это не просто взрывы. Не просто эксперименты.

Это поражающее.

Инновационное.

Оружие.

М.У.П.У. лишь подчищает за ним следы.

Стоит бросить такое с самолёта, и в городе не останется ничего живого. Люди, животные и растения задохнутся в яде. А когда десятки манипуляторов превратят её в химическую примесь, останется лишь убрать трупы. Инфраструктуру эта херня не разъест.

«Террористы используют новейший вид химического оружия. «Атом» это скрывает и подчищает пену, чтобы война не началась» — сказал мужик в курилке. Ошибся он только в одном.

Террористы — это мы.

И мы хотим не предотвратить войну, а начать её. С помощью этого совершенного оружия, война будет быстрой и беспроигрышной.

Догадка ошарашила меня, накрыла волной так же, как пена накрывает лес. И через мгновенье за окном была только белая пелена. Я оказался похоронен в усовершенствованном китайском гробу посреди жижи.

«Пип, пи-и-ип» — раздался сигнал, что всё чисто.

Чище некуда.

На навигаторе мигала красная точка. В правом нижнем углу виднелись очертания зданий — очень похожих на те, что были в военном городке — там будут искать в первую очередь. В левом верхнем углу было что-то похожее на деревню. Там будут искать во вторую. Получается, единственный выход не дать «Атому» добраться до меня — умереть.

Нужно оставить М.У.П.У. в пене — как можно ближе к военному городку. А самому спрятаться в деревне. Тогда все силы НИЦ бросит на обыск военного городка, а не деревни. И я понял, как это можно сделать.

Натянув противогаз, я вслепую поехал в сторону деревушки, не дожидаясь, пока на меня упадёт дерево. Манипулятор трясло. Он спотыкался на кочках, врезался в стволы, но через полчаса мучений, показавшихся мне вечностью, за окном просветлело. Я выехал из радиуса поражения. Манипулятор всосал пену с самого же себя.

«Пип, пи-и-ип».

Нет, китайский друг, мы ещё не закончили. Я дал задний ход — обратно в пену, но в этот раз оставляя перед собой узкую извилистую тропинку, с воздуха больше похожую на лабиринт. Манипулятор то и дело врезался в деревья, и меня подбрасывало на месте. Я лишь давил на газ, опасаясь того, что пена сдвинется с места и «засосёт» оставленную мной тропинку. Вскоре я оказался с противоположной стороны радиуса поражения. Ближе к военному городку и подальше от деревушки. Манипулятор на половину стоял в пене — её не было лишь на люке, чтобы я смог вылезти, не получив химический ожог.

«Пип, пи-и-ип».

Ни секунды немедля, я вылез из люка, спрыгнул на землю и побежал.

Бежал, не разбирая дороги. Бежал между двумя белыми ядовитыми стенами. Объёма лёгких и так не хватало для интенсивного бега, а тяжёлый воздух лишь вызывал приступы кашля. Я еле успевал перепрыгивать брёвна и кусты на бегу, едва не спотыкаясь. А на полпути случилось то, чего я больше всего опасался — пена перестала быть статичной. Деревья падали на землю, заставляя её двигаться. Она медленно засасывала тропинку. На миг обернувшись, я заметил, что манипулятора уже не видно — он был «съеден».

Теперь, когда меня кинутся искать, по локатору обнаружат М.У.П.У. в пене. Решат, что я похоронен внутри. А когда расчистят местность и увидят пустую кабину, первым делом проверят военный городок. На всё это даже при самом худшем раскладе должно уйти больше суток.

На последнем издыхании я выбежал из радиуса поражения, без сил упав на выжженную землю. Деревня была совсем рядом. А там — спасение.

* * *

Деревушка представляла собой несколько заброшенных домов. Надеюсь, что местные уже давно покинули свои жилища, а не сделали это вынуждено из-за угрозы смерти от непонятной белой хрени.

Увидев свободную пыльную кровать, я лёг на неё. Та едва не развалилась на части. Сил оставалось только на то, чтобы поспать. Хотя бы пару часов. Потом двинусь дальше. За окном солнце уже поднималось из-за горизонта. Совсем скоро меня будут искать с собаками, коптерами и автоматами. Но всё это подождёт.
Подождёт.

Я долго не мог заснуть. В голову лезли ненужные мысли, а глаза начинали слезиться. Сука. В тридцать лет я оказался не готов к тому, что меня поглотит жестокий и грубый мир. Я был бессилен даже перед природой — для обитателей тайги я был лишь звеном пищевой цепочки. Когда ты оказываешься один на один с лесом, ты начинаешь играть по его правилам. Все бытовые проблемы отходят на второй план, и остаётся только одна цель — выжить.

Не говоря уже о том, что я не смог пройти отбор на человека чёрствого, безэмоционального, но выполняющего простейшие требования. Я ведь мог просто работать. Закрыть глаза на происходящее. Хотя бы ради того, чтобы вернуться к нормальной жизни. Но я начал придавать слишком большое значение находкам в тайге. Руководству НИЦ нужны роботы. Либо такие, как Солнцев — абсолютно бескомпромиссные и жестокие, либо такие, как Денис — жизнерадостные — они ищут грибы, и им похуй на трупы и химическое оружие.

Иными словами, и для власти, и для природы я — биологический мусор. Ржавая шестерёнка, которая замедляла работу огромного механизма. От таких обычно избавляются.

С этой крутящейся в голове мыслью я и заснул на грязной кровати в заброшенном доме посреди леса.

Проснулся уже днём — меня разбудил громкий удар в дверь. Она слетела с петель, словно её выбили с ноги. В дом вбежали несколько человек в военной форме, направляя на меня дула автоматов.

За ними совершенно спокойно, размеренным шагом и с улыбкой на лице вошёл Солнцев. Наверное, это был кошмар. Кошмар же?

Майор бросил на пол оставленный в манипуляторе противогаз. Сложил руки за спиной и поднял на меня взгляд.

— Добегался, Минин?

Я протёр глаза, всё ещё не веря в происходящее.

— Поздравляю, — сказал он. — Станешь очередным работником, который трагически погиб в тайге.
— Ч… что?

Я приподнялся на локтях, смотря на кошмарный ожог на лице Солнцева. Теперь я понимал, что майор тоже пострадал от пены. Но из него, словно из глины, слепили образцового человека. Я же так и не вернусь домой.

Последнее, что я услышал — щечки перезарядки автоматов. Надеюсь, что в Аду Дьявол будет выглядеть лучше, чем ублюдок, который отправил меня на тот свет.