CreepyStory

«Нет, ну каково, в центре страны и такой гадючник. Неужели у них всё население городка под колпаком? Сколько тут населения? Тысячи три? Больше? Меньше? Фигня какая, а как же власти? Мэрия, полиция? Хоть видел он сегодня двух представителей закона. Блин, да где иголку найти?»

— Твою же, дурень, — он хлопнул себя по лбу, — у горничной должно быть.

Действительно, иголку он нашёл в маленьком закутке на своём этаже, да не одну, а целую коробку. Так-то лучше.

Соль у него есть, игл теперь тоже в достатке, со святой водой обстояло хуже, но и тут лазейку можно отыскать, только бы времени хватило на приготовление.

«Может, бросить всё и рвануть отсюда?» – мелькнула мысль.

Но память услужливо подсунула образ маленькой, хрупкой фигурки, укрытой саваном.

— Нет, шалишь, брат, — звук собственного голоса, звучащего в гулкой пустоте номера, успокаивал.

Никуда он, конечно, не уйдёт без Инны, когда-то маленькой, наивной девочки, ныне инициированной пророчицы. Три ниточки удерживают его здесь, причём так крепко, что корабельному канату впору позавидовать.

Первая – жизнь, и не чья-нибудь – его.

Вторая – совесть.

Третья – слово.

И каждая последующая крепче предыдущей.

Первая: не сделал он в своей жизни того, что должен, а значит, умирать немогет! А испугается, бросится бежать, мгновенно из охотника станет дичью, а у дичи одно предназначение – лечь под охотника. Да и не отпустят его, после того, что он видел, нет, не отпустят.

Вторая: не мог он бросить в беде ребёнка.

Третья: негоже нарушать слово, данное человеку перед смертью, ой негоже. Дед иному учил.

Все его рассуждения были так – пылью на ветру, всего лишь попыткой найти опору под ногами, да оправдать перед собой собственное присутствие в этом городе.

Отбросив пустопорожние размышления, он принялся готовиться к визиту, который, в чём он нисколько не сомневался, скоро состоится.

Максим вылил из пластиковой бутыли воду и, сбегав к примеченному им роднику, наполнил её заново. Вода была, конечно, не святой, но чистой и не испачканной тёмными эманациями. Теперь её свойства следовало усилить. Щедро сыпанув соли, он начал трясти бутылку, добиваясь полного растворения соли в воде. Он не был уверен, что солёная вода подействует на нуров, они, конечно, не люди, но и не совсем нечисть.

Максим запамятовал, что по этому поводу говорила Пелагея Дмитриевна: то ли такой рецепт действенен только на настоящих зомби, то ли и на нуров он тоже действует. В любом случае, если плескануть крутым солевым раствором в глаза, будь ты нур или просто человек, мало не покажется.

Когда соль большей частью растворилась, он проковырял в пробке несколько дырок. Вспомним детство, поиграем в «сикалки», вот только в отличие от детства, проигравший в этой игре в лучшем случае умрёт. О худшем Максим старался не думать.

Что там дальше? Максим застыл посреди комнаты вспоминая. Вот только вспомнилось ему совсем не то, что было надо…

__________________

Пётр Свержин.

Девять лет назад…

Мы сидели перед зажжённой свечей. Толстый цилиндр жёлтого воска горел хорошо, язычок пламени, похожий на рыжее перо жар-птицы, почти не танцевал. Подрагивая только тогда, когда до него долетало моё дыхание, от этого по стенам горницы плясали причудливые тени.

— Ты, Максим, уже работал со свечей?

Я так и не признался ей, что меня зовут Пётр, поэтому она звала этим чужим для меня именем. Почему я так сделал, я не знал, что-то внутри меня поддакнуло так назваться. А потом исправлять было поздно, так пусть я буду Максимом, не самое плохое имя.

Я кивнул.

— Конечно, — продолжила Пелагея Дмитриевна, — это первое, чему учит Дед.

— Чему вы будете меня учить?

— А чему бы ты хотел научиться?

Я пожал плечами: я не думал, что она сможет научить меня чему-то большему, чем то, что в меня вложил и ещё вложит Дед.

— А ты подумай, прислушайся к себе: ты уже должен отличать истинные желания и потребности от ложных.

— Может быть, вы мне предложите что-нибудь?

Пелагея Дмитриевна вздохнула:

— Я так и думала. Давай сегодня мы поработаем с амулетом.

Я кивнул: амулет так амулет.

Пелагея выложила на стол мешочек из мягкой замши.

— Что там?

— Кусочки горного хрусталя, достань один. Не торопись, пощупай их, погладь, перебери в ладони и выбери понравившийся, только не гляди на них, доверься телу.

Я послушно сунул ладонь в мягкое нутро. Пальцы погладили прохладные осколки, прошлись по гладким граням. Я перебрал кусочки хрусталя, числом девять раз, другой, решая, какой выбрать. По мне, так они были все одинаковы, только одни чуть меньше, другие чуть больше, и никаких особых эмоций не вызывали. Я уже собрался выбрать наугад, как пальцы, словно сами по себе, ухватили один, по ощущениям, самый маленький и с самыми острыми гранями.

Пелагея Дмитриевна, внимательно наблюдавшая за мной, одобрительно кивнула:

— Выбрал? Вынимай.

На моей ладони играл ломаными гранями маленький и неказистый обломок стекла.

…Ломаные линии, острые углы.

Да, мы здесь – мы прячемся в дымном царстве мглы…[1]

Вырвались у меня давно забытые строчки.

Пелагея Дмитриевна мягко улыбнулась:

— Нет, Максим, там нет ничего, кристалл – это всего лишь сосуд, который ты можешь наполнить своей силой, сам по себе он нейтрален. Захочешь – сделаешь его защитным, захочешь – наполнишь злом.

— Как это?

— Легко для того, кто умеет и почти невозможно для обычного человека.

— Научите?

Она кивнула.

— Тут всё просто. Зажигаешь свечу, кладёшь кристалл на линии свеча – глаза и наполняешь силой.

— Как наполнять?

— Избавляешься от мыслей, опустошаешь мозг и наполняешь обломок своей силой, отдаёшь ему частичку за частичкой. И так много раз, если хочешь, чтобы амулет был сильным.

— И всё?

Она мягко улыбнулась:

— Это только первый этап, потом ему надо сделать оправу и её тоже наполнить силой.

— Попробуем?

— Хочешь сейчас?

Я кивнул, полный азарта:

— А что он может?

— Охранять и предупреждать об опасности, защищать от сглаза и порчи. Всё зависит от того, что ты в него вложишь.

— Вы говорили, что амулет можно сделать и атакующим, как в книжках?

Пелагея Дмитриевна нахмурилась:

— Ты действительно хочешь это знать?

— Да.

— Можно, но очень сложно, я, например, не смогу.

Я кивнул понимающе, хотя, откровенно говоря, ничего не понял.

— Максим, как ты думаешь, кто такой Дед?

Этот вопрос Пелагея Дмитриевна задала много позже нашей первой попытки работать с амулетом: я как раз чинил прохудившуюся по весне крышу её дома.

Однозначно ответить на него я не мог. Назвать Деда колдуном или магом, язык не поворачивался. Не видел я за ним каких-либо магических способностей, хотя, что под ними подразумевать? Если пускание огненных шаров из пальца, превращение одних вещей в другие, то нет. Да и обстановка в доме у него была самая обычная, совсем не такая, какая должна быть у колдунов, которых описывают в книгах.

Но и простым человеком он не был. Одно то, что никто не мог найти дорогу к нему, что-то да значило. А иногда мне казалось, что он может читать мои мысли, но это можно было списать на богатый жизненный опыт и необычайную внимательность.

Поэтому я лишь неопределённо дёрнул плечом и произнёс первое, пришедшее на ум:

— Отшельник? — И, подумав, добавил. — Аскет?

Пелагея Дмитриевна за спиной фыркнула:

— Аскет, вот бы Дед посмеялся, если бы услышал. Понимаешь, Максим, есть мнение, что мир дуален, то есть делится на чёрное и белое, для обычных людей – нет. А вот когда это касается людей, наделённых силой – да. Если для простого человека допустимы и хорошие, и плохие поступки, в рамках морали, то для таких, как Дед или я, да даже ты сам, это непростительно. Ты либо идёшь по одной дороге, либо по другой, сразу по двум – невозможно.

— Почему? — Я отложил молоток, которым прибивал толь к скату, и повернулся к ней; её слова меня заинтересовали.

— Потому что капни керосина в крынку с молоком, и пить его будет невозможно.

— Загадками говорите.

— Да не загадками, а метафорами, ты же не дитя неразумное, чтобы тебе всё разжёвывать и в рот класть.

— Я, кажется, понял: серединного пути нет…

__________________

Максим потряс головой, отгоняя давние воспоминания: сейчас они не имели никакого отношения к делу и только мешали. Был другой разговор с Пелагеей Дмитриевной, он тогда вспомнил, как зачитывался в детстве книгами о зомби, восставших мертвецах и прочей нечисти и нежити, и спросил её – правда ли это, и если да, то, как с ними бороться.

Вспомнил!

__________________

Пётр Свержин.

Восемь лет назад…

— Пелагея Дмитриевна, правда, что зомби есть? — разговор я начал незатейливо.

Я крутил в руках сделанный амулет, он был почти готов, осталось сплести гайтан, что было непросто. При плетении следовало не ослаблять внимания и не отвлекаться на посторонние мысли. Но этим я займусь в следующий раз, а теперь можно было поболтать на отвлечённые темы.

— Это как в книгах и фильмах? — Пелагея Дмитриевна поставила передо мной исходящую паром чашку с травяным отваром.

— Ну да, — я отпил горьковатый настой, — твари бездушные, мертвецы ходячие, мерзкие и гниющие.

— Есть, но это большая редкость, так, по крайней мере, Дед говорит. Сложно их создавать, да и не оправдывает затраченных сил. Понимаешь, в чём нет души, само подняться уже не может. И чтобы такая сущность могла существовать и худо-бедно выполнять приказы хозяина, тот, кто его поднял, должен постоянно накачивать существо силой. И чем дольше по времени зомби существует, тем больше он требует энергии. В конце концов, он просто выпьет своего создателя досуха и опять превратится в простого мертвеца.

Есть нуры. Люди, у которых изъята часть души, большую часть, оставив маленький кусочек, чтобы ими управлять. Они не разлагаются, боли, правда, не чувствуют, но если их не кормить – умрут, физиологию ещё никто не отменял. Силой их накачивать не требуется, если ты не хочешь, чтобы они стали сильнее и быстрее. Но и здесь есть подвох. Нуры тупы, и, если ослабить над ними контроль, могут выйти из повиновения и начать всё крушить и убивать тех, кто находится рядом. Поэтому для их создания требуется сильный колдун, с хорошим самоконтролем, а то ослабишь волю, глядь, а тебя уже рвут собственные слуги. Понимаешь, то, что осталось от души, страдает и хочет освободиться от оболочки; когда контроль ослабевает, нуры стремятся всеми силами упокоиться.

При уничтожении оболочки душа освобождается. Кратчайший путь этого добиться – начать убивать окружающих, чтобы их самих уничтожили.

— Это просто, выстрел в сердце, и всё, — я отставил ополовиненную чашки и язвительно добавил, — физиологию ещё никто не отменял.

— Да нет, Максим, не всё так просто, — Пелагея Дмитриевна улыбнулась, — у них сильная регенерация, так просто их не убить, иначе какой смысл создавать нуров, тем более это непросто.

— Голову отрубить?

— Ты думаешь, это просто?

— Не знаю, не пробовал.

— Это сложно, но сработать может, только они ведь не будут стоять и ждать, когда ты это сделаешь, они сильны и достаточно быстры. Быстрее обычного человека.

— А как с ними справится?

— Святая вода, соль, — начала перечислять Пелагея Дмитриевна, — как ни странно, водка, холодное железо, но им сложнее, да и где его нынче найдёшь, правильную сталь. Таких кузнецов, наверное, не осталось. Ещё иглы на живом огне прокалить и в солевом растворе вымочить. Это их, конечно, не убьёт, но затормозит. Соль, рассыпанная перед дверью и окнами, не даст им войти в помещение. А при попадании на кожу будет жечь и причинять боль. Если соль внутрь засыпать, это  убьёт их, также действует водка.

— А как их создают, нуров?

— Не знаю, — покачала головой помрачневшая Пелагея Дмитриевна. Было видно, что разговор этот ей не нравится. — Это очень сильное колдовство и очень чёрное…

[1] Константин Бальмонт – Ломаные линии.

Максим нашарил, ставшей вдруг непослушной рукой пачку папирос. Мышцы были как желе. Чиркнул спичкой, втянул густой дым. Отечественная табачная продукция отчасти помогла. Мысли стали яснее и закрутились чуть быстрее. Он попытался представить себе пламя свечи, чтобы окунуться в него, сжечь в огне мутную плёнку, покрывшую его изнутри. Выходило плохо, отдельные мысли не желали складываться в образ – дробились, распадаясь на мелкие части: вот фитилёк, вот толстый цилиндр чуть оплывшей свечи, вот… всё. Огонёк добрался до конца спички, от которой он прикуривал и лизнул нежную кожу пальцев. Обгорелый пенёк полетел в пыль под ногами.

Максим смотрел на покрасневшие пальцы, на тлеющую в пальцах папиросу. Сунул ломкий мундштук в рот и глубоко затянулся. Кончик гильзы вспыхнул алым, словно подмигнул ему. Он ещё раз затянулся, позволяю сухому табаку сгорать с лёгким потрескиванием и, не позволяя мыслям зацепиться за действие, ткнул пылающим углем себе в руку, целясь в самую нежную часть ладони. В место, где сходятся большой и указательный пальцы. Нажал, прокручивая папиросу в собственной плоти. Боль прокатилась по телу, заставляя сокращаться мышцы, прошла очищающей волной, унося злую слабость и избавляя его разум от чужого присутствия.

Место, куда он прижёг себя, болело немилосердно, но он привычным усилием подавил её. Сжал несколько раз кулак. Ожог мешал, но он мог владеть рукой, по крайней мере, в ближайшее время.

Он снова посмотрел на дом. Тот был всё тем же домом из его детства. Тем лучше. Максим решительно шагнул из-за приютивших его кустов шиповника и быстро (но не бегом) направился к дому.

Дверь в подъезд была приоткрыта. Это было хорошо, ему не хотелось прикасаться к испачканной чем-то гадким ручке. Поэтому он просто пнул створку. Дверь с громким стуком ударилась о косяк и отъехала назад. Максим нырнул в открывшийся проём. Всё было почти так, как ему виделось, когда он наблюдал за домом. Тёмный коридор, уходящий вправо и влево от дверного проёма, только без гадких запахов и грязи. В подъезде царила тишина.

Он поднялся по чуть слышно поскрипывающим половицам лестницы. Почему-то он знал: надо наверх, внизу делать нечего.

Максим шагал по сумрачному коридору с рядом закрытых дверей, прямо к призывно распахнутой двери в конце коридора. За дверью плескался мрак, редкие огоньки горящих в комнате свечей не разгоняли его, а лишь делали более плотным. Казалось, тьма питается жёлтым светом восковых столбиков.

Он шёл, раскинув руки в сторону и шевеля пальцами, словно насекомое усиками. Максим чувствовал за стенами жизнь, но такую слабую, словно там были смертельно больные, готовые вот-вот умереть, или люди в глубокой коме. Щиты не мешали ему «щупать». Кроме его способности «слышать» людей, у него были и другие так называемые «сидхи» – побочные эффекты от практики внутренних боевых искусств.
И они не имели никакого отношения к экстрасенсорике или, как бы сказали в древности, к колдовству. Спасибо за науку Да Вэю – старому китайскому деду, который называл его «болсой луский дулачок». Деду, который разглядел в нём что-то, принял в семью и учил, как учил своих сыновей и внуков. Не делая различия между большим русским и маленьким китайцем. Что для Поднебесной была большая редкость.

Максим замер на пороге, на секунду показалось, что тьма ещё больше сгустилась и подалась навстречу. Он качнулся ей навстречу и шагнул вперёд. Шаг, другой, на третьем он остановился.

Внутри было светлее, чем казалось снаружи, не беспросветная тьма, а так, словно на глаза набросили серую вуаль. Большое помещение было практически пусто. Большой стол в дальнем конце, на котором лежало что-то накрытое домотканой холстиной. Судя по очертаниям человек. Да десяток свечей, расставленных на полу.

Между Максимом и столом, преграждая ему путь, соляными столбами застыли несколько фигур. В простых, до пола, платьях. Головы низко опущены, длинные волосы падают на грудь, мешая разглядеть лица. Из-за бесформенности одеяний было непонятно, мужчины это или женщины.

Максим, не отрываясь, смотрел на стол.

— Что тебе надо, гур? — перед Максимом беззвучно возникла женщина. Бледное узкое лицо, тёмные провалы глазниц, некогда светлые, а теперь изрядно битые сединой волосы стянуты на затылки в плотный пучок. Её можно было бы назвать красивой, если бы не излишняя худоба, сумасшедший огонь льющийся из глаз, и странные судороги, кривившие губы. Такое же, как и у фигур одеяние – серое, грубое, метущее подолом пол. За одним исключением – по груди чёрной кляксой расплескался узор.

— Девочка, — Максим, отвёл взгляд от стола и посмотрел на говорившую, — мне нужна девочка.

Он решил не глядеть ей в лицо, мало ли что она умеет. Поэтому смотрел в середину груди. Как оказалось, напрасно. Едва его взгляд упал на вышитый узор, как тот зашевелился и, змеясь, начал перетекать с одной груди на другую. Чёрный узор, похожий на могильных червей, зацепил его взгляд, да так, что не оторвать. Максим почувствовал дурноту и слабость. Мерзость, скользившая по груди женщины, лишала его сил, затягивала в себя.

— Тебе надо было сразу уйти, гур. — Глубокий, властный голос.

Вот тут ошибку допустила колдунья, ей надо было молчать. Ещё пара минут, и Максим потерял бы сознание, но её голос дал точку опоры, которую он потерял. Максим закрыл глаза, приходя в себя. И с закрытыми глазами, нет, не ударил (женщин он не бил, даже таких смертельно опасных, как чёрная гадюка, просто не мог, воспитание было не то), толкнул, но так сильно, что она отлетела к столу, проехав спиной по доскам пола.

— Возьмите его, — завизжала колдунья, потеряв всю свою спесь и величие.

Фигуры, замершие напротив него, одновременно подняли головы. Всё-таки это были женщины, даже девушки. Длинные волосы, узкие лица и пустые глаза. Лица похожие, словно у близнецов. Дверь за спиной с шумом захлопнулась. Свечи, разом, словно задутые огромным ртом, погасли, а с боков раздались шуршащие шаги. Свет исчез, и наступила тьма.

Максим усмехнулся:

— Потанцуем, девочки?

Нет света, значит, и глаза не нужны. Он опустил веки и, раскинув руки в стороны, крутанулся по часовой стрелке. Пальцы щупали окружающее пространство.

—…Чувствуй противника не глазами и ушами, а кожей, всем телом, болсой луский дулачок. — Старый учитель оглаживал реденькую бородёнку ладошкой, похожей на куриную лапку…

Максим нащупал их всех. Не так уж и много. Шестеро, не считая четырёх девушек, мешавших пройти к столу. Ему на закуску. Двое с правого бока, двое с левого и парочка со спины. Мужчины. Это хорошо, можно не церемониться.

Сначала те, что справа. Первого, того, что повыше и поплотнее (так было по ощущениям) он срубил простым цэчуай – ударом ноги вбок. Мощно оттолкнулся левой ногой и врубился пяткой противнику в грудь. Тот отлетел вглубь помещения и сломанной куклой рухнул на пол. После удара Максим оказался совсем рядом со вторым врагом. Небольшой подшаг, правая нога распрямилась как лук, и стопа вонзилась в пах противника с такой силой, что того подбросило вверх. Максим, не давая опомниться, прихватил его за плечи и, дёрнув на себя, с хрустом вбил колено в лицо. Второй готов. Берёмся за следующих.

А следующие, наступающие сзади, уже накатывали на него. Накатывали грамотно, не мешая друг другу. Они, видимо, ещё не сообразили, что Максим ориентируется в темноте не хуже их самих.

Третий, успевший первым, ударил сверху по косой линии от правого плеча к левому бедру. Ударил сильно и быстро, чем-то длинным, зажатым в кулаке. Чем? Да неважно. Хоть битой, хоть ломом, хоть мечем. Ответ один.

Максим прихватил ударившего приёмом сихо-наге из арсенала Дайто-рю Айки-дзютсу.

Разворот на правой ноге, блок левой рукой руки противника с одновременным ударом правой в висок. На следующем движении Максим ухватил руку врага за запястье, крутанул его, заставляя выронить оружие. Прихватил его руку второй рукой и, протянув её через левое плечо, резко дёрнул вниз. Плечевой сустав сухо щёлкнул, ломаясь, Максим упал на одно колено и швырнул противника под ноги четвёртому. Тот запнулся об упавшее тело и налетел горлом на кулак. Минус четыре. Но расслабляться некогда, последняя пара на подходе.

Очередного противника Максим встретил прямым ударом в низ живота, той же ногой, оттолкнувшись от согнувшегося противника, ударил в колено последнего. Нога нападавшего подломилась, он упал, и Максим встретил его нос своим коленом.

Потанцевали. Максим чуть расслабился. Напрасно. Первый нападавший начал подниматься. Вот чёрт! От таких ударов, вообще-то, не встают. Но он вставал хоть и медленно, но уверенно. Вслед за первым зашевелились и остальные. Слишком темно. Максим подхватил подмышки копошащегося у его ног и мощным движением отправил в сторону закрытого ставнями окна. Тело проломило дерево, выбило стекло и наполовину вывалилось наружу, упасть на улицу ему помешали брюки, зацепившиеся за острые осколки стёкол. Так лучше. Серый свет залил комнату. НападавшиЕ задвигалась активнее. Но Максим на них не смотрел. Его внимание приковала четвёрка девушек. Они кружились рядом со столом в похожем на суфийский зикр танце. Колдунья, сидя на коленях, что-то напевала, то переходя на низкие басовые частоты, то срываясь на пронзительный визг. От этого звука противники словно набирались сил. Они окружали его, вот и повисший в окне зашевелился, а судя по позе, у него был сломан позвоночник. Из Максима же словно выкачивали силы. Надо бежать.

«Прости, девочка, я вернусь. Вот подготовлюсь получше и вернусь».

Максим набрал в лёгкие побольше воздуха и, издав боевой клич, сбивая мотив колдуньи, прыгнул на врагов. Стоявшего между ним и спасительным окном ударил плечом в грудь, сбивая с ног. Другого, достал хлёстким ударом пальцами по глазам. В два прыжка преодолел расстояние, отделявшее его от окна. За ногу выдернул застрявшего в нём и сиганул наружу. В воздухе развернулся как кошка, и, приземлившись под окно лицом к фасаду, погасил инерцию перекатом через плечо. Замер, всматриваясь в маячившие в окне лица девушек. Повернувшись к ним спиной, он бросился в сторону кладбища, уголком глаза углядев движение за спиной. На бегу оглянулся. Шестёрка бодро высыпала из подъезда и устремилась за ним.

Максим бежал к кладбищу, постепенно ускоряясь. До погоста было недалеко, метров триста, почти по прямой, с разбитым асфальтом дороге. Вот и первые надгробия. Максим легко перепрыгивал низкие оградки. Для верности углубился на территорию погоста метров на двадцать. Остановившись, оглянулся и присвистнул от удивления. Зомби или кто там они были, бодро топали за ним. А ведь не должны были. Нечисть, как и нежить, кладбищ не любит, если земля освещена, конечно. Максим завертел головой: так и есть, надгробия советские, так что вперёд. Он нырнул под нависавшую над головой ветку и запетлял по извилистым тропинкам, ведущим вглубь кладбища, изредка оглядываясь. На невидимой границе старого и нового кладбищ зомби притормозили. Максим остановился в старой части, где вместо прямоугольных обелисков возвышались кресты и замысловатые надгробия, с ятями в эпитафиях, и повернулся к преследователям. Довольно ухмыльнулся и ткнул в сторону замершей в нерешительности нежити всем известной фигурой, сложенной из трёх пальцев.

— Выкусите, черти. Что, нет ходу вам на святую землю? Вот и проваливайте к своей хозяйке.

Опустившись на надгробие, он пробормотал:

— Прости, лежащий здесь, я не потревожу тебя.

Зомби стояли, не шевелясь, вперив в него бельма неподвижных глаз. Сидеть под таким «огнём» было неуютно, и Максим, поднявшись, теперь уже не торопясь, пошёл вглубь кладбища.

Он шёл до тех пор, пока неподвижные фигуры не скрылись за очередным поворотом поросшей травой тропинки. Максим опёрся о кованую решётку ограды и прикрыл глаза. Надо всё толком обдумать. И Пелагея Дмитриевна, и Дед рассказывали о ходячих мертвяках, собственно, мертвяками они не были, они были нурами – людьми, у которых забрали часть души, оставив маленький кусочек, чтобы можно было ими управлять. Но на освящённую землю им хода не было. Как с ними бороться, он тоже знал, знал да забыл. Пелагея Дмитриевна рассказывала: надо вспомнить, он ведь, кажется, сам тогда этот разговор завёл.

Максим присел на корточки, сосредоточился, уходя в себя, ныряя на глубинные слои памяти…

 ________________

Пётр Свержин.

Девять лет назад…

— Ты к Пелагее сходи, — начал Дед, неожиданно, — она многому научить может.

— Чему? — Я удивился, чему она может меня научить.

— Травы знает, заговоры, как с нежитью бороться, как силы восстанавливать, да много чего она знает, так что ты сходи, лишним не будет.

Я согласно кивнул, отчего не сходить, только удивился, какая нежить, о чём Дед говорит, может, заговариваться начал.

— Ты, отрок, многого не знаешь, не видел и не пробовал, так что учись, пока такие учителя рядом, потом поздно будет. А если ты в нечисть не веришь, так это не значит, что её нет. Понял?

— Да понял я, понял.

— А раз понял, то собирайся и валяй по холодку.

Спорить я не стал. Мне и самому стало интересно, какими знаниями обладает Пелагея Дмитриевна, что о ней с таким уважением отзывается Дед.

С тех пор к тренировкам Деда добавилась учёба у Пелагеи Дмитриевны. Не так многому я у неё научился, но то, чему она научила, впитал крепко. Работа с амулетами, травяные отвары на все случаи жизни, поиск пропавших вещей, работа с рамками и лозой. Вот и всё, времени у нас было мало.

  ________________

Со дна памяти неторопливо, словно старинная субмарина из глубин океана, всплыло знание, когда-то поведанное ему Пелагеей Дмитриевной.

…Соль, игла, святая вода…

Ладно, нечисть, поборемся на вашем поле.

— Се! Рый! — рыкнул, навалившись всем своим медвежьим весом.

Я выдавил на остатке воздуха поздравления, но кажется, он их не расслышал.

— Штрафную ему! — подскочила Лика. — Эй, ребята, тащите вискарь!

Кто-то совал мне в руку стакан, кто-то орал в ухо приветствия. В микрофон вещала Анжела, не обращая внимания на то, что её никто не слушает.

— За здоровье юбиляра до дна! — крикнул Лёха.

Я вливал в себя стакан вискаря и сам вливался в пьяную движуху Вадима.

Лофт оказался с сюрпризом: уходящая наверх лестница заканчивалась открытой верандой со скользким деревянным настилом. Я курил одну сигарету за другой, глядя в серые сумерки ночи. Возвращаться в зал не хотелось — в голове стоял шум от выпитого, перед глазами плыло, но горячий комок в груди так и не растворился. А я ведь надеялся, что может хотя бы сегодня…

Когда два года назад погибли дочь и жена, моя жизнь тоже закончилась. Я прекратил общение с друзьями и родственниками, замкнулся и выпал из привычного русла. Мог только работать. Больше ни на что не хватало моральных сил. Время шло, жизнь менялась, но я застыл в том моменте, когда с номера Ани мне позвонил чужой человек. Я и теперь не совсем понимал, на каком я свете. И кто из нас на самом деле погиб.

— Серёж, ну что ты тут опять в одиночестве? — на веранду, шатаясь на шпильках, выбралась пьяненькая Лика.

— Курю, — я продемонстрировал почти затухшую сигарету. — Будешь?

Лика дружила с Аней с детства, и была вместе с ней на катере, когда он затонул. Только она выжила, а моя семья нет. Мне стыдно было признаться в этом даже самому себе, но видеть Лику мне было тяжелее всех остальных из компании. Сама собой возникала мысль: почему? Почему они, а не ты?

— Угу, — промурлыкала она и вынув сигарету из моих пальцев, с силой затянулась. Замерла, глядя на меня из-под полузакрытых век, и выдохнула. Реальность дрогнула, колыхнулась, будто из Лики вышел не дым, а серая хмарь, затянувшая город ещё со вчерашнего вечера.

— Слушай, Серёж, — она щелчком отбросила окурок, и тот растворился внизу. — Хорошо, что ты сегодня пришёл. Я как раз кое-что хотела тебе сказать…

— Эй, ну вы где?

На веранду поднимался Вадим. За ним, толкаясь, забирались Лёха и Анжела Вторая — полная Ликина тёзка. Почти все гости ушли, но наша банда друзей-одноклассников была в полном составе. Лика раздражённо вздохнула и отвернулась, облокотившись о перила.

— Нам же скоро того, — Вадик достал телефон и прищурившись, вглядывался в экран. — Пора выходить.

— Куда? — не понял я.

— Как это?! — возмутился он. — Ну ты даёшь! Ну даёт! — оглянулся он за поддержкой, и та не заставила себя ждать — банда возмущённо загомонила, подтверждая, что я правда даю.

Только я всё никак не мог понять, что.

— Серый, ну ты чо, — Лёха протиснулся мимо качающегося Вадика и обнял меня за плечи. — Сегодня же на рассвете мы идём все… ик… на квест. Мы же Вадику подарили, забыл, что ли?

— А-а.

Я и правда забыл. Вадик — адреналинщик со стажем. Мы дарили ему прыжки с парашютом, полёты на параплане и в невесомости, погружение с аквалангом, а теперь вот, когда идеи иссякли, Лёха предложил хоррор-квест. Мне было всё равно, на что скидываться, но я точно помнил, что об участии всех речи не шло.

— Слушайте, ребят, это вы без меня, — я криво улыбнулся и покачал головой.

— Да в смысле, братан?! — Вадик прищурился. — Как это мы без тебя?

Я знал этот тон. Вадик использовал его с детства, и опытным путём давно было выяснено — спорить с ним в этот момент бесполезно. Но ведь я давно не ребёнок.

— Не-не, — я поднырнул под Лёхину руку и, пошарив в карманах, достал пачку сигарет. — Не пойду, ребят, правда. Не люблю я всё это. Да и потом, почему сегодня-то?

— Так это ж эксклюзив, — пояснил Лёха, — персональный подарочный квест. Ребята креативно к делу подходят — изучают данные участников, и на основе этих данных подбирают задания и время для каждой группы. Да и правда, сейчас — самый кайф! Ночной загул, тряхнём стариной! Ну когда ты в таком поучаствуешь? Погнали!

Я беспомощно огляделся. Лика загадочно улыбалась, блестя полоской зубов. Анжела Вторая пьяно подмигивала, повиснув на Вадике.

— Когда начинаем-то? — вздохнул я.

— Через полчаса на причале, — обрадовался Вадим. — Хватайте что осталось и вперёд! Нас ждут…

— Великие дела! — проскандировали мы хором свой лозунг из детства.

Когда мы спустились к причалу, уже почти рассвело. Город замер в предутреннем сумраке. Гулянья закончились, отсверкали салюты. Было тихо, только над головой барахтались в листве птицы. Воздух пах огуречно-весенне — корюшкой. Фонтанка вздрагивала, словно зевающий кот, ветер топорщил на ней волны-шерстинки, перекатывая большую деревянную лодку.

На скользких причальных мостках, опустив голову, стоял человек в плаще. При нашем появлении он медленно распрямился, закрывая собой проход, и поднял голову.

— Ух ты какой! — вполголоса воскликнула Анжела. — А он мне нравится!

Человек и правда выглядел колоритно — высокий и широкоплечий, с жёстким взглядом светлых, почти что белёсых глаз и плотно поджатыми губами. Он стоял, укутавшись в длинный серый плащ и держал перед собой вытянутую лодочкой ладонь.

— Это что, типа, Харон? — хихикнула Лика. — Мужчина, вы Харон?

— Не мешай! — одёрнул её Вадим. — Видишь, в образе человек. Лёха, ты взял?

Лёха кивнул, пошарился по карманам, извлёк оттуда несколько монет мелочью и ссыпал их в руку «Харону».

— Вот и плата за проезд! — прокомментировала Анжела. — Как оригинально!

Вадик на неё цыкнул.

Человек в плаще на секунду сжал пальцы в кулак и монеты исчезли.

— Ловкость рук и никакого мошенничества, — шепнула мне на ухо Лика.

— Пять монет за вход, — глухо сказал «Харон», снова поднимая голову. — Пять за выход.

Его светло-серые, почти сливающиеся с белками радужки, смотрели словно насквозь. Стоило признать, что такая мелочь как линзы очень даже неплохо влияла на общую картину — взгляд «Харона» вызывал омерзение, будто смотрел живой труп.

— Э-э, а у меня больше нет, — растерялся Лёха. — У кого-нибудь есть мелочь для выхода?

— Мир теней извивается, кусая себя за хвост, — будто не слыша его, равнодушно вещал «Харон». — Только пройдя каждый виток, вы сможете вернуться обратно. Только тот, кто вернётся, получит дар от богов.

— Какой дар? — с интересом спросил Вадим.

Белоглазый как будто только что понял, что рядом есть кто-то ещё. Он перевёл взгляд на Вадика и коротко пояснил:

— Желание.

— Ого, прям любое? — восхитился Вадик.

— Погоди, а что значит «только тот, кто вернётся»? — встрял Лёха.

— Так сейчас на тебя какие-нибудь брёвна посыпятся. Ну типа как в «Пункте назначения», — улыбаясь, пояснила Лика.

— Да харэ вам, ну чего в самом деле! — возмутился Вадим. — Всю атмосферу портите, только бы ржать. Продолжай, братан! — кивнул он «Харону». — Чего там с желаниями?

Тот молча смерил Вадима взглядом. Потом коротко выплюнул:

— В путь.

Развернулся и, тяжело шагая, пошёл по причалу. Мостки скрипели под его ногами, но лодка, выглядевшая довольно хлипко, даже не шелохнулась, когда он шагнул в неё и застыл на носу, глядя вперёд. В единственной уключине перед ним чуть покачивалось весло.

— Ну чего встали, пошлите уже, — подтолкнула нас Лика. — Раньше начнём, раньше закончим.

Мы гуськом потянулись к лодчонке.

— Погодите, а нам что, даже жилетов не дадут? — испуганно спросила Анжела. — Я так-то плавать не умею.

— Я умею, — подмигнул ей Вадим. — Не боись, если что — вытащу.

— Не очень меня это успокаивает, — пробурчала она, но шагнула вперёд и заняла своё место.

Скамейки были самые простые — пять перекладин поперёк судёнышка. Не особо удобно, но потерпеть можно.

«Харон» взмахнул веслом, и мы отчалили.

Лодка шла быстро, берега тонули в тумане.

Позади хихикала Лика, шепча Лёхе, кого ей напомнил наш перевозчик. До меня доносились обрывки фраз:

— …а я же диплом писала… классно они поработали, столько инфы собрали… да-а-а, я и говорю…

Впереди похрапывал Вадим. Я сидел в середине и тоже понемножку дремал. Скорее бы уже этот аттракцион закончился, и назад, в своё логово на Ваське. Принять пару таблеток, завернуться в одеяло и выпасть из реальности до понедельника.

Я натянул рукава джинсовки до пальцев, поднял воротник и прикрыл глаза. Лодка мягко покачивалась, вода плескалась о борт.

Видно, я всё же уснул, потому что, вдруг резко очнувшись, не понял, где нахожусь. Было очень темно, и вроде бы лодка качалась на месте. Мы что, заплыли под мост? Но по курсу был только Аничков, а он не такой широкий, чтобы полностью заслонить нас от света.

— Эй! — темнота впитала мой возглас, как губка. — А где это мы?

Я не видел не только нашего перевозчика, но и никого из банды. Не видел… и даже не слышал.

— Эй! — попробовал я ещё раз. — Хватит прикалываться! Вообще не смешно!

Где-то по правую руку плеснула вода. Лодка качнулась.

Я вцепился в скамейку, чувствуя себя по-детски беспомощно. Ещё раз плеснуло. Что-то стукнуло в борт.

— Ну всё, всё, я испугался, поплыли дальше! — крикнул я. Голос прозвучал жалко и правда испуганно. Ответа, как и в прошлый раз, не последовало.

Я притих и прислушался. Только сердце стучало в ушах и за бортом плескалась невидимая вода.

— Папочка! — вдруг раздалось совсем рядом.

Я втянул воздух сквозь зубы. По спине побежали мурашки. С персональными данными неизвестные составители квеста зашли слишком далеко. Зачем так-то?..

— Папочка! — дочкин голос был совсем рядом, звонкий, певучий… родной. Я думал, что за два года забыл его, но сейчас вспомнил мгновенно.

— Папочка, где ты?

В голове всё помутилось. Я вскочил. Скинул туфли и куртку. Начал было расстёгивать брюки, но бросил — слишком много возни. Крикнул:

— Саша! Саша, ты где?

Тишина отозвалась:

— Здесь!

И вдруг, пробудившись, запело эхо. Неправильное, странное, судя по звуку, уходящее в воду: «Здесь-здесь-десь-есь…» Но я почему-то не уловил этой странности, просто перешагнул через бортик и ушёл в глубину.

Вода сомкнулась над головой без всплеска, облепив будто мокрая ткань. Я забарахтался в густой плотной жиже, сразу потеряв верх и низ. Попытался всплыть, но вокруг была только вода, и куда плыть, я не понял. «Саша! — сообразил вдруг. — Она где-то здесь!» Как будто отвечая мне, впереди что-то мелькнуло. Я рванулся на свет, вытянув руку, попытался схватить. Впереди мелькало что-то белое, но сколько я ни тянулся, догнать это что-то никак не получалось. Вдруг оно замерло, закачалось на месте, собираясь из призрачного лоскута в единое целое. Я дёрнулся и едва не закричал, опомнившись только в последний момент. Это была она, Саша.

Дочь смотрела на меня, улыбаясь, и манила тоненькой белой ручкой. Сияние, исходившее от неё, освещало что-то громоздкое по сторонам. Словно коридор из составленных рядами гигантских костей шёл прямо под землю. Воздух в груди заканчивался, я ринулся вперёд, вытянул руку, и Саша на этот раз не стала от меня уплывать. Она схватила мою ладонь и потянула за собой в костяной туннель. От её прикосновения меня будто пробило током, я захлебнулся, вдохнув воду. Густая вязкая жидкость хлынула в лёгкие. Я задёргался, а Саша всё тянула, тянула…

— Братан! Эй, братан! — голова дёрнулась от пощёчины.

— Ты дурак? — крикнул кто-то тоненько. — Искусственное дыхание надо!

— Отвали! Серый, эй!

К горлу подкатила тошнота и я согнулся, выблевав всё, что было в желудке. Кто-то присвистнул. Кто-то забормотал совсем рядом. Кто-то похлопал меня по спине.

— Ну ты как?

Я разлепил глаза. Они почему-то опухли и едва открывались. «Так это я в Фонтанку с открытыми сиганул, а в той воде чего только нет», — сообразил я. Мысли собирались неохотно, будто я ещё не проснулся.

— Ну ты напугал нас, братан!

Мир вокруг бешено качался, и меня снова скрутила рвота.

Потихоньку возвращался разум.

Я свернулся калачиком на дне трясущейся лодки, рядом на коленях стоял Вадим. Из-за его плеча испуганно выглядывала Анжела. Скамейки сдвинули, чтобы освободить место, на одной из них сидел Лёха. Почему-то у него были мокрые рукава.

— А что… — попытался сформулировать я. — Что случилось?

— Ты прыгнул в воду, — тихо пояснил Лёха. — Мы и понять ничего не успели.

— Прости, братан, — встрял Вадик. — Зря я потащил тебя сюда. Сейчас мы где-нибудь причалим и по домам. Нахер это квест, потом как-нибудь.

— Саша! — вдруг вспомнил я. Сердце гулко заколотилось в ушах. Я кое-как сел и выглянул за борт. — Вы её вытащили? Где она?

Попытался выглянуть из-за Лёхи, но в хвосте лодки сидела только Лика и как-то странно на меня смотрела.

— Где?! — заорал я, хватая Лёху за воротник.

— Тихо, братан, ты чего! — Вадик положил мне руку на плечо. — Не было никого, клянусь. Ты просто встал и шагнул в воду. Мы все охренели, если честно, никто ж не ожидал… Один Лёха, молодец, не растерялся, успел тебя за руку схватить и вытащить. Но ты всё равно наглотался. Прости, братан, моя вина, не подумал, что вода кругом, и тебя переклинить может. Сейчас договорюсь, причалим. Эй, мужик! — крикнул он в сторону лодочника.

Лика сказала вполголоса:

— Странный он, да? Клиент чуть не утонул, а он хоть бы шевельнулся.

— Да засудить надо их контору! — пискнула Анжела. — На такой паршивой лодке и даже без жилетов!

— Мужик, слышь! — Вадик перешагнул через оставшуюся скамейку и похлопал «Харона» по плечу.

Тот медленно, будто механически повернулся. Вадик выматерился. Вскрикнула Анжела. Бледное лицо перевозчика стало рыхлым, распухшим, из белёсых глаз совсем исчезли зрачки. Синяя венозная сетка расползалась по шее и исчезала под капюшоном плаща. Тонкая полоса губ шевельнулась, голос, скрипуче, как несмазанная уключина, произнёс:

— Первый виток.

Он вытянул мертвенно-серую руку и направил свой жуткий взгляд на меня. А я понял, что в моём кулаке что-то есть. Потянув меня сквозь костяной коридор, Саша вложила в мою ладонь…

Я разжал кулак и посмотрел. Там лежала монета. Простая металлическая, с непонятными письменами у самой грани.

— Чего?! — выдохнул Вадик и повернулся к «Харону». — Слышь, братан, кончай цирк! Нам на берег надо, усёк? Давай разворачивайся и причаливай, шоу закончилось!

Бледный никак не отреагировал, продолжая смотреть на меня.

— Вот мудак! — разозлился Вадим. — Ладно, без тебя справлюсь.

Шагнул вперёд, по пути толкнув замершего лодочника. Тот даже не шелохнулся. Вадим плюнул и сам схватился за весло.

Дальше всё произошло очень быстро, но для меня время как будто замедлилось, разбив происходящее на кадры.

Вадик замер. Дёрнулся. Попытался что-то сказать, но изо рта вырвалось только глухое мычание. Он снова задёргался, как будто хотел оторвать руки от ручки весла. Лодка качнулась. Через борт плеснула вода. Взвизгнула Анжела и, потеряв равновесие, бухнулась рядом со мной. Вадик хрипел, его лицо стремительно синело. Лёха молча рванулся вперёд. Отлетел, натолкнувшись на невидимую преграду. Вадик отдёрнул руки. Потеряв равновесие, заскользил и упал в воду. Фонтанка вспенилась, зашипела, будто в неё кинули гигантскую таблетку аспирина. Вадим заорал отчаянно и протяжно, но быстро умолк, захлебнувшись. Вода разъедала его у нас на глазах. Растворяла одежду, плоть, кости. Пальцы истончились, исчезли за какое-то мгновение. Растворились руки и ноги. Вадим молча открывал и закрывал рот, глаза вылезли из орбит, таращась на нас с немой мольбой о помощи. Через секунду взгляд потух, последние клочки волос истаяли без следа. Бурая речная муть стала красной, потом чуть розоватой. Потом снова окрасилась в однотонный грязно-туманный цвет и выровнялась, замерев как хищник в ожидании новой жертвы.

Мы оцепенели, не веря в происходящее.

Лодочник требовательно сжал и разжал пальцы. Я приподнялся и вложил в его ладонь монету. Он кивнул, выпрямился и обвёл нас своим жутким взглядом.

— Первое кольцо не предназначено для обитателей пятого, — проскрипел он. — Чтобы выжить, вы должны двигаться дальше.

Мы с Лёхой переглянулись. Позади него тонко вскрикнула Анжела, тут же зажав рот руками. «Харон» повернулся и снова взялся за весло. Лодка медленно тронулась.

Туман развеялся. Серый гранит набережных проявился сквозь него, словно старая чёрно-белая фотография. Он рассыпáлся под воздействием воды, оседая в Фонтанку, кое-где ржавые перила обломками уходили под воду. Людей не было видно, но на уцелевших перилах, на голых обломанных ветках и водостоках домов чёрными комьями застыли полчища птиц. Сами дома — такие же блёкло-серые, как вода, по которой мы плыли, мелко дрожали, будто иллюзия, и слепо пялились на нас матовыми провалами окон. Казалось, они правда смотрят — я чётко ощущал чужой взгляд. Совсем не дружелюбный.

— Что это? — шепнула Лика.

Впереди высился Аничков мост. Гигантские, раза в четыре больше привычных, кони, казалось, тянули мост в разные стороны. Тела бронзовых юношей извивались под копытами, словно живые, пытаясь уцепиться пальцами за парапет.

Когда над нами повисла громада моста, в темноте вдруг раздался вздох и кто-то завыл громко, надрывно. Я вздрогнул, не сразу сообразив, откуда идёт этот звук. Мост закончился, я проводил глазами статуи.

— Тш-ш-ш, — раздалось позади.

Лёха притянул к себе Анжелу и гладил по голове, а она давилась рыданиями и дрожала всем телом.

— Он… Умер там… А все просто сидели… Просто сидели!

Лёха что-то бормотал успокаивающе, поверх её головы глядя на меня.

— Как вы… Да что вы за друзья после этого!

Анжела попыталась вырваться, и лодка закачалась.

— Хватит! — крикнула Лика. — Ты хочешь, чтобы и мы тоже умерли?

— Да! — заорала Анжела, вскакивая. — Плевать мне на вас! Куда вы нас затащили? Где мы?! Что это за кошмар?

Лика пружинисто выпрямилась и коротко размахнувшись, влепила Анжеле пощёчину. Та изумлённо застыла, прижав руку к щеке.

— Хватит! — вполголоса приказала Лика, усаживаясь обратно. — Потом истерить будешь! Когда выберемся… Или если.

Коротко всхлипнув, Анжела уселась, демонстративно отвернувшись от всех и глядя на воду.

— Вообще-то, она права, — заметил я. — Мне тоже интересно, что это за квест такой. Кто его покупал?

— Я, — буркнул Лёха. — На рекламу наткнулся и купил. Там сотня отзывов была положительных…

— Теперь-то чего! — резко сказала Лика. — Вы не понимаете, что сейчас не до ссор?! Есть проблемы и поважнее!

— А не все такие куклы, как ты! — Анжела опять завелась. — У живых людей обычно чувства имеются.

— Ты с первого раза не поняла? — зло поинтересовалась Лика. — Ещё врезать?

— Нет связи. — Лёха зло сплюнул в воду и сунул телефон в карман брюк.

— Ладно, давайте подумаем, — Лика успокаивающе подняла руки, — что это за чертовщина такая. Может нас опоили, и это всё бред? Галлюцинации коллективные?

— Хорошая мысль, — согласился Лёха. — Многое объясняет. Мы что-нибудь пили перед самым уходом? Что-нибудь необычное?

— Да чего мы только не пили! — выкрикнула Анжела. — Придурки, зачем мы попёрлись прям в день рождения!

— А тебя кто-то силой тащил?! — вдруг разозлился Лёха: — Достала, бля! Постоянно только и делает, что ноет! Повзрослей уже!

Я ошеломлённо смотрел на них. Эта ссора лучше всего подтверждала, что Вадима нет с нами — как стая, оставшаяся без вожака, все перегрызлись в первые же минуты.

— Вадика больше нет, сука! И это ты виноват! Ты его сюда затащил! — Анжела опять вскочила. Лёха схватил её за руку, дёрнул. Она бухнулась на скамейку, продолжая громко ругаться.

В пылу ссоры мы не сразу заметили, что лодка качается на месте, застыв почти у самой набережной. На уходящем вверх граните вразброс сидела на постаментах пара десятков бронзовых птичек. Сверху нас пристально разглядывали бусинами глаз птицы живые.

— Виток второй, — объявил лодочник, и все тут же умолкли.

— Почему здесь так много Чижиков? — пробормотала Лика. — И что мы должны с ними сделать?

Никто не ответил.

— Я вроде бы знаю, — неуверенно сказал Лёха. — На постаментах монеты. Наверное, надо одну оттуда достать.

— Так в чём же дело? — прищурилась Анжела. — Достань.

— Погоди, — я уже достаточно ожил, чтобы начать соображать. — Не может быть всё так просто. Да и зачем их здесь столько? Надо подумать.

— Трусы! — скривилась Анжела, вскакивая. — Мужики, тоже мне. Пока вы тут раздумывать будете, мы все сдохнем.

И, быстро наклонившись к стене, схватила с ближайшего постамента монетку. Раздался щелчок. В воздух поднялось облако птиц. Из камня с железным звоном выскочили десятки кольев, похожих на клювы. Сразу несколько пронзили Анжелу, и с тихим щелчком втянулись обратно. Лёха попытался подхватить девушку, но она покачнулась, и его рука скользнула по воздуху. Монета выпала из её пальцев и исчезла в воде, и тот же миг упала сама Анжела. Фонтанка забурлила, и через мгновение подруга Вадика исчезла так же, как он.

Лёха с шумом втянул воздух. Так же шумно выдохнул. Схватился за голову, затряс ею.

— Что это, что… — бормотал он, глядя на бронзовых птиц. — Я не хотел же этого, не хотел, не хотел…

Лика смотрела на меня огромными глазами. Её губы тряслись, она силилась что-то сказать и не могла.

— Я знаю, — выдавила наконец. — Я видела!

— Что? — глухо спросил Лёха.

— Эти… Штыри. Они выскочили везде, кроме одной птицы. Вон! Та настоящая!

Она ткнула пальцем в маленькую птичку на вид точно такую же, как и все остальные.

— И как до неё добраться? — Лёха тяжело опустился рядом со мной. — Нам не достать отсюда.

— Я достану, — сказала Лика. — Смогу. Смотрите, — она скинула туфли на шпильках, подошла к краю лодки и махнула рукой. — Я буду стоять тут. Так лодка не опрокинется. Вы подстрахуете меня, а я наклонюсь и достану.

— Уверена? — я потёр лоб. Раскалывалась голова.

— А какие у нас варианты?

Лика в упор на меня посмотрела, и я вдруг вспомнил, что она собиралась что-то сказать. Там, на террасе, в лофте.

— Давайте-давайте, — поторопила она.

Мы обернули Лику курткой и, протянув рукава со спины, крепко вцепились в них. Она встала на цыпочки, словно танцуя балет.

— Только держите, — прошептала и стала клониться к бронзовой птичке.

Мы балансировали, боясь, что одно неверное движение, и она рухнет в воду.

— Ещё немножко, — сдавленно попросила она. — Чуть-чуть…

Рука её коснулась Чижика и зашарила по постаменту.

— Есть! — крикнула. — Поднимайте!

Мы потянули назад и рухнули на дно лодки.

Пару минут просто молча лежали, не было сил двигаться. Потом Лика села. В кулаке она крепко сжимала добычу. Зашевелился лодочник, склонившись к ней и вытянув руку. Она положила монету ему в ладонь. Он кивнул, отвернулся и взялся опять за весло.

Лодка повернула к Мойке.

На этот раз плыли недолго. По левой стороне мелькнули осыпающиеся серые стены Михайловского замка, будто призрачные декорации некогда живого города. А дальше от города не оставалось вообще ничего — набережные исчезли, сменившись глинистым берегом, и вокруг простиралась только бескрайняя болотистая равнина. Где-то далеко, словно мираж, дрожали в воздухе столбы Ростральных колонн.

Лодка свернула к правому берегу и мягко уткнулась в ил. Марсово поле было сплошь затянуто камышом, он подступал к самой воде. Откуда-то тянуло горелым. Ветер шевелил жухлые островки травы и казалось, что в ней кто-то непрестанно движется.

— Третий виток.

Мы переглянулись. Посмотрели по сторонам.

— И что нам здесь делать? — Лика посмотрела на перевозчика. Тот не удостоил её ответом.

— Какие есть варианты? — повернулась она к нам.

Я пожал плечами.

— Вообще нет идей, — сказал Лёха. — Наверное, придётся идти искать неизвестно что.

Лика задумчиво разглядывала «Харона». Потом перевела туманный взгляд на нас и сказала:

— Пошлите тогда.

Один за другим мы спрыгнули на землю. Почва пружинила, сквозь траву проступала вода, но не жгла, как речная, а просто неприятно хлюпала под ногами. Небо клубилось прямо над головами. Казалось, руку протяни — и достанешь.

— Куда теперь? — Лика сунула руки в карманы и огляделась.

— Вперёд, — пожал плечами Лёха.

И мы пошли вперёд.

С берега болото казалось плоской равниной, но на деле оно всё заросло камышом, травой и чахлыми деревцами. По сторонам то и дело слышались шорохи, шепотки. Воняло горелым. Я обернулся, явно почувствовав пристальный взгляд. Лодка уже скрылась из глаз, неизвестно кем проложенная тропинка петляла. Сколько я ни пытался найти наблюдателя, не мог никого заметить. Друзья тоже постоянно оглядывались; чутьё предупреждало не меня одного. Лёха шёл впереди, Лика же быстро стала сбиваться с шага — по болоту на шпильках далеко не уйдёшь. Пару раз она оскальзывалась и хваталась за меня, пока я просто не взял её под руку.

Запах усиливался.

— Эй, смотрите! — Лёха остановился и ткнул пальцем вперёд.

Там, прямо из топи, вырастал коричнево-красный зиккурат с широкими проёмами по сторонам. Он не был похож на те призрачные дома, что мы видели раньше. Нет, его стены выглядели незыблемыми и осязаемыми, будто единственно настоящие сооружения этого мира. При виде этих багровых стен стало совсем тревожно.

Мы не сговариваясь пошли вперёд. В центре площадки в квадратной каменной чаше горел костёр. По сторонам от него лепестками расходились надгробия.

— Это что за пародия на вечный огонь? — вполголоса пробормотала Лика.

— Некрополь? — предположил Лёха.

Я пожал плечами, разглядывая гробницы.

— Мемориал какой-то. Ну и где нам искать монеты?

Мы обошли площадку по периметру, тщательно осмотрели стены. Заглянули даже в костёр. От него шла та самая вонь, но что именно горело, было неясно — огонь просто пылал в каменной чаше сам по себе.

Ноги промокли и с каждым шагом всё сильнее проваливались в грязь. Мои некогда светлые брюки покрылись пятнами и превратились в хаки.

— Может, монеты вообще не здесь? — Лёха облокотился об одно из надгробий и принялся чистить подошву осколком камня.

— Должны быть здесь, — пробормотала Лика, разглядывая плиту. — Ну-ка, помогите мне. Есть одна мысль.

Мы упёрлись в плиту и попытались сдвинуть. Сначала она не хотела поддаваться, но потом вдруг скрипнула, будто вошла в пазы и легко скользнула в сторону. Мы дружно выдохнули. Из гробницы под землю вели каменные ступени. Лика развела руками, мол, вуаля.

Спускаться вниз никому не хотелось, но других вариантов не было.

— Предлагаю Лику оставить на шухере, — Лёха включил фонарик на телефоне и посветил вниз.

— Не согласна, — отрезала подруга. — Разделяться — плохая идея.

Я кивнул.

— Ну, как знаете, — Лёха перелез через надгробие на ступеньку, пробуя её на прочность. И подсвечивая телефоном, пошёл вниз. Лика прыгнула следом. Я огляделся и, ничего не заметив, шагнул за ними.

Воздух отдавал тленом. Каменные ступени быстро закончились — дальше шли земляные. Они уходили вниз метра на три, заканчиваясь узким коридором. По нему можно было идти чуть согнувшись, и мы гуськом шли за маячившим впереди фонариком Лёхи.

— Там свет какой-то, — шепнула Лика, оглянувшись. И верно — по стенам прыгали желтоватые блики, будто от живого огня. Они становились всё ярче, коридор немного расширился, так что в пещеру мы шагнули почти одновременно. Лика ахнула, я застыл в ступоре. Идеально круглая подземная комната была заполнена людьми. В стороны расходились лучи-коридоры, в центре подпирал потолок деревянный столб. Вокруг него высились идолы. Вырезанные в дереве лица выглядели такими живыми, что почти не отличались от рассевшихся вокруг них стариков. По стенам в маленьких нишах горели свечи. Воздух, удушливый, жаркий, облеплял, будто плёнка.

— Долго же вы, — сурово сказал один из стариков, глядя прямо на нас. — Заждались вас.

Наверху скрежетнуло, лязгнуло.

— Плита! — выдохнул я и выскочил назад в коридор. Там было темно. Выход оказался отрезан.

— Сядьте! — приказал старик.

Десятки взглядов обратились на нас, и под действием невидимой силы мы бухнулись на пол и замерли, оглядывая собрание. Ближе всех к центру сидели старцы, затем мужики, женщины. Последним кольцом у самых стен жались дети. Их было много, от мала до велика. Светловолосые, светлоглазые, с красноватого оттенка кожей. В белых рубашках по самые пятки. Старшие держали на руках спящих младенцев и с любопытством разглядывали нас. У каждого на шее болтался маленький медальон. Монета с письменами у самого ободка.

Я посмотрел на Лику, кивнул на монеты, но она будто бы не заметила. Сидела, подтянув колени к груди и уткнувшись в них подбородком. В глазах застыла паника.

Продолжение

Больше рассказов в Холистическом логове Снарка

По земле стелился белый туман. Настолько плотный, что в десяти метрах в нём терялись деревья и глохли все звуки. У него не было ничего общего с обычным туманом, который Влад частенько видел, когда вечером возвращался домой из области. Тот ложился зыбкими волнами в низинах. Издалека казалось, что он густой как сигаретный дым, но стоило подойти поближе, и он рассеивался. А этот скрывал всё, словно кто-то запалил бесконечную дымовую шашку.

По ощущениям Влад блуждал полдня. На самом деле — пошёл всего второй час тщетных попыток выбраться. Хотя кто знает, не обманывали ли часы. Навигатор, без которого Влад никогда не совался в лес, обнадеживающе показывал, что до машины всего пять километров, но значение не менялось ни через полчаса, ни через час. Телефон ожидаемо транслировал полное отсутствие сети.

Иногда туман подкатывал как морской прибой. Бился об ноги, обдавая неестественным холодом, и снова отступал. Но никуда не девался. Кружил вокруг долбаным хороводом. Влад в очередной раз зло выругался. Даже совсем дурак понял бы, что вляпался в какую-то неведомую хрень. Про такие аномалии он ни разу не слышал, но это и неудивительно. Он же самоучка. Только в самом начале так называемой охотничьей карьеры у него был напарник, он же наставник. Но поработали они вместе недолго — пока этот напарник не откис. От него Влад узнал, что, оказывается, есть полноценная контора, которая кошмарит всякую нечисть. С отделениями по всей стране. Госуха их, ясен хрен, крышевала и держалась знакомого курса, что никого там нет. Тем более, охотников за какой-то чертовщиной.

У Влада в одном из таких отделений был более-менее свой человек, время от времени сливаюший ему что-нибудь полезное. То наводку какую даст, то нужные связи подкинет Не за спасибо, конечно, но такой расклад вполне устраивал. Этот же знакомый дал понять, что Влада к конторе и близко не подпустят. Пиздел, скорее всего — не хотел потерять свою кормушку. Отделений много, и руководство везде разное. Кому-то и такой, как Влад, подойдёт. В конце концов, люди с его опытом на дороге не валяются, но проверять он не хотел. Хватит с него пока, наслужился на других дядь. Почему-то даже мысль, чтобы пойти снова кому-то рапортовать, вызывала стойкое отторжение.

Влад поднял голову и невольно вздрогнул. Наверху чёрной тучей кружило вороньё, но до него не долетало ни звука. Да и птичья стая вела себя неестественно — носилась по кругу на одном и том же месте, не разлетаясь.

— Какого хрена, — зло процедил сквозь зубы Влад.

Его совсем не прельщала перспектива блуждать в проклятом тумане, пока не свалится под каким-нибудь деревцем, чтобы потом его труп нашли прямо возле дороги, когда это долбаное наваждение развеется.

— Да отъебись ты от меня! — уже громче выкрикнул Влад. — Чего тебе, блядь, надо?

В ответ в оглушающей тишине раздался смех. Туман колыхнулся и ожил детскими голосами.

— Кровь…

— Твоя кровь…

— Совсем капелька.

— Она будет как фонарик.

— Покажет дорогу.

Влад судорожно заозирался. Конечно, он никого не увидел. Только услышал очередной смешок как ответ на свои метания.

— Глупый, не слушаешь.

— Кровь покажет, куда идти.

— Совсем немного.

Белое марево вдруг подступило почти вплотную. На пару мгновений предупреждающе замерло на расстоянии вытянутой руки и накрыло с головой. Влад машинально рванул вперёд, сделал несколько шагов в попытке выбраться из непроглядного облака, но ничего не поменялось. Его окружала густая мгла. Он снова задрал голову, но увидел только сплошную белизну.

— Сука… — выругался Влад.

Собственный голос звучал глухо и неестественно. Туман не просто заглушал все звуки, он словно давил со всех сторон. Принёс с собой стужу, как будто Влад из июля шагнул прямиком в морозный февраль. Он выдохнул и увидел, как изо рта вырвалось облачко пара, тут же утонувшее в дымке. Холод быстро пробирался сквозь лёгкую одежду.

— Ну ладно, будь по-твоему.

Влад вытащил из рюкзака армейский нож. Вынул его из чехла, поднял рукав куртки. Его не страшила перспектива слегка пустить себе кровь, но он не особо верил в эту долбаную игру — хотя бы потому, что не понимал кто или что с ним играет. Лезвие легко скользнуло по коже чуть выше запястья, сразу над старым, давно побелевшим шрамом — одной из ошибок порывистой юности, когда он пытался всё закончить раньше, чем предписано. Кровь потекла по руке. Поначалу ничего не происходило, но как только первые капли упали на землю, туман отхлынул на пару метров в сторону. Вернулись звуки и тепло. Дышать стало полегче. Влад с изумлением осмотрелся — впереди замаячила вроде бы знакомая местность. Он был готов поклясться, что проходил возле дерева с раздвоенным стволом, и, оно росло совсем недалеко от дороги, где он оставил машину. Влад бросился вперёд, но мгла ринулась за ним, как свора бродячих собак. Обступила, снова обожгла холодом. Всё затянула белой пеленой.

— Ладно. Хер с тобой, золотая рыбка.

Он сжал рану. Что ему в первый раз что ли кровью путь прокладывать? Что своей, что чужой. Кровь потекла сильнее, упала тяжелыми каплями под ноги. Туман снова отпрянул. За раздвоенным деревом Влад увидел просвет, как будто бы лес поредел. Неужели выбрался? Ему даже показалось, что он отсюда заметил тёмное пятно своего “вольво”. Он ускорил шаг. В сознании колыхнулось чувство облегчения, что он всё-таки выбрался… Пока всё не утонуло в тумане.

— Да как же вы заебали, — прорычал Влад и снова полоснул по руке.

Второй порез получился глубже. Кровь щедро полилась на землю. Туман послушно растаял, но вместо только что виденного просвета Влад с нехорошим изумлением смотрел на подёрнутое ряской болото. Он сколько ни блуждал, вообще не видел здесь ни воды, ни топей.

— Это что ешë такое?..

Он обернулся, но позади вместо знакомого дерева тоже поблескивали черные озерца трясины. Запахло сыростью и гнилой травой. Злость накатила быстрее, чем проклятый туман. Ударила в голову так, что руки сами собой сжались в кулаки. В одной Влад всё ещё крепко держал нож. Будь у него возможность, он бы эту нечисть освежевал прямо здесь. Только мрази прятались во мгле и не торопились ему показываться.

— Какого, сука, хера?! Вам же надо было кровь? Вот она!

В белом мареве рассмеялись невидимые дети. Точнее, что-то, что ими притворялось.

— Мы подсказали тебе, как видеть.

— Но не разрешали уйти.

— Глупый-глупый-глупый.

— Останешься с нами, мы поиграем с твоими косточками.

Виски на мгновение прорезало острой болью. В глазах потемнело, словно Влад вот-вот потеряет сознание. Он пошатнулся. Чудом не выронил нож.

— Бля-а-а…

Вокруг снова смеялись и наперебой голосили.

— Туман уходит от крови.

— Туман тебя убьёт.

— Отгоняй, пока кровь не закончится.

— Или засыпай скорее.

— Баю-баюшки баю…

— Заснёшь — умрёшь.

— Не заснёшь — всё равно умрёшь.

Ублюдочные твари в тумане веселились. Влад подавил очередную бессильную вспышку злости. Она сейчас не поможет. Что бы там ни пряталось, оно выглядело более-менее разумным и действовало по своей извращённой, но всё же логике.

— А чего сразу так жёстко? — с ухмылкой спросил Влад.

Туман вновь подобрался к ногам и дохнул могильным холодом. Раны на руке странным образом затянулись. На месте обоих порезов уже виднелась новая розовая кожа. Стиснув зубы, Влад сделал третью насечку. Мгла словно нехотя отступила и затаилась, выжидая. Так дело не пойдёт. Можно резать себя до отключки, и нихрена это не поможет.

— Может, договоримся, а? Вы меня отпустите, а я что-нибудь взамен… — Влад помолчал и осторожно добавил. — Отдам или привезу.

Мгла оживилась голосами. Слов Влад не разобрал. Он будто стоял за дверью школьного кабинета, где разгалделись оставленные без присмотра ученики. Постепенно сквозь гомон начали проступать фразы.

— Оставь свой глаз.

— Оба, я тоже хочу.

— У него красивые глаза. Как бирюзовые камушки.

— Нет, ногу. Одну отрежет, на второй допрыгает.

Во времена детства у Влада и его сверстников были разные развлечения, за которые они потом получали по шапке. Они совали соломинки в жопу слепням, надували лягушек. С помощью линзы поджигали муравейники или заливали слитой в отцовском гараже горючкой и кидали зажжённую спичку. Просто, чтобы посмотреть, что будет. Здешние существа выглядели такими же детьми, ещё не до конца понимающими, что такое боль и жестокость в отношении других живых существ.

— Если я отрежу ногу, руку или голову, уже никогда отсюда не выйду, — едко заметил Влад. — Может, что-то другое придумаем?

Ответили не сразу. Сначала послышалось тихое перешептывание. Потом зазвучали голоса.

— Мы тебя выведем.

— Прямо до дороги.

— За ручку, хоть ты и взрослый.

— У меня будет красивый глазик!

— Нет, у меня!

Мысленно Влад выругался. Чёртовы “детки” упорно хотели поотрывать ему ручки-ножки как долбаной мухе. Он глубоко вдохнул. Краем взгляда заметил, что туман снова пришёл в движение и стелился по земле, приближаясь к нему. Влад поднёс нож к руке, но резать не торопился.

— Почему ваш туман боится крови?

В ответ прозвучал заливистый смех.

— Глупый, он её не боится.

— Мы просто сказали ему так делать.

— Уходить, если ты поранишь себя.

— Туман любит кровь. Он её ест вместе с нами.

Влад ощутил нехороший холодок на загривке. Вот уж, блядь, повезло так повезло. Но ничего, пока не двухсотый, можно подёргаться. Даже если наугад.

— А, может, я привезу вам много крови, — осторожно обронил он. — Больше, чем у меня.

После его слов туман, почти подползший к носкам ботинок, застыл на месте.

— Насколько больше? — требовательно спросили из ниоткуда.

— Ну, раза в два, например.

В белизне прозвучал удивлённый вздох.

— В два раза! Вот это да.

— Да, давай в два.

— Но своей.

— Да-да, своей!

Влад нахмурился. Своей, значит.

— У меня столько нет. Может, что-то другое?

— Нет-нет-нет!

— Или своей в два раза больше, или мы тебя съедим.

Ладно, с этим он как-нибудь разберется. Сейчас важнее было вообще выбраться. Без потери глаз, рук и ног.

— Тогда договорились? — он недобро улыбнулся и отвёл от руки нож, спрятал его в чехол. — Вы разрешаете мне прямо сейчас целому и невредимому дойти до машины и вернуться домой, а я потом возвращаюсь и привожу вам крови в три раза больше, чем во мне.

Он старался проговаривать все условия дурацкой сделки, ненавязчиво склоняя её в свою сторону, но безо всякой уверенности, что это поможет. Чего уж, он бы вообще не удивился, если бы из белой мглы его послали нахер и сожрали до костей.

— Но если не вернёшься с тем, что обещал, ты умрёшь.

— Через час. А мы тебя подождём.

— Не забудь, что в два раза больше.

“Детки” повелись. Влад сделал ещё один крохотный шажок к освобождению.

— Через час я даже до дома не доеду, — с напускным удивлением возразил Влад. — Мне отсюда только полдня ехать в одну сторону. Потом ещё кровь искать. Может, через неделю? Сегодня у нас что, вторник? В следующий приеду.

— Нет-нет-нет!

— Долго!

— Слишком долго!

— Завтра.

— Или умрёшь.

Влад мельком подумал, что хорошо бы сжечь к херам этот участок леса вместе со всей обитавшей здесь нечистью.

— Два дня, — возразил он с интонацией строго классного руководителя. — В два раза больше крови, значит, два дня. Потом вернусь.

— Ну ла-а-адно.

— Иди тогда.

— Мы пока погуляем.

Туман рассеялся как по волшебству. Вернулись звуки. Где-то об дерево клювом молотил дятел. Шелестели кроны, под ногами шуршали сухие прошлогодние листья. Влад с облегчением шумно выдохнул. Схватил висящий на шее навигатор — до машины показывало три километра. Он рванул в сторону трассы. Вопреки опасениям, счётчик расстояния не застыл на одной отметке, как прежде, а уменьшался. Влад бежал, пока лес окончательно не расступился и не выпустил на дорогу. Тяжело дыша, он добрёл до “вольво”. Опёрся руками на крышу внедорожника, нервно рассмеялся. Он выбрался. Выжил. Следом хлестнула мысль — надо сваливать отсюда как можно скорее, пока те черти не передумали и не случилась ещё какая-то неведомая хрень. Влад нашарил в кармане куртки ключи. Бросил на заднее сиденье нож и рюкзак. На мгновение показалось, что он заметил в лесу движение. Несколько секунд он пристально вглядывался в лес, но больше ничего не увидел. Влад сел в машину, завёл двигатель и погнал в город.

Дома он первым делом вытащил одну из своих коллекционных бутылок виски и разом выхлебал почти треть — не заморачиваясь на стакан. Прямо из горлышка. Так пить вискарь ценой величиной с зарплату среднестатистического охранника или дворника было слегка кощунственно, но и хрен бы с ним. В голове приятно потяжелело. Развалившись на кресле, Влад разглядывал засохшие потеки крови на руке и четыре шрама — старый белый и три свежих. Как памятные зарубки на прикладе. Он зло плеснул вискарем на руку. Попробовал стереть, но только размазал. Даже сквозь лёгкое опьянение скреблась мысль о неосуществимых условиях его освобождения.

— Да пошло оно всё, — зло пробормотал Влад. — Строевым, сука, шагом…

С этими словами он решительно выбросил из головы и безумную сделку, и маленьких кровожадных уродцев. Сходил в душ и завалился спать. На его счастье — без сновидений.

Проснулся Влад далеко за полдень. От неприятного ощущения, что на него кто-то смотрел. Его буквально выбросило из кровати, но, само собой, в квартире он был один. Он тряхнул головой с мыслью, что после вчерашнего разгулялось подсознание и вдруг застыл посреди спальни — на простыни рядом с подушкой краснело свежее пятно. Влад почувствовал, как по спине пробежался нехороший холодок. Он быстро глянул на руку и вздрогнул — вокруг старого шрама засохла кровь. Влад потёр кожу. Никаких повреждений. Он перевёл тяжелый взгляд на пятно — напоминание о его долге, от которого он хотел с чистой совестью слиться. Теперь он понял, что нихера у него не получится забить на злобных лесных детей.

Влад нашёл телефон и написал Гоше Грифу, единственному человеку, который мог бы подсказать, что делать в его паршивой со всех сторон ситуации. Как только увидел вспыхнувший на дисплее короткий ответ “Приезжай”, быстро собрался и погнал на другой конец города. На Грифа Влада навёл Седой, всё тот же знакомый, что тёрся среди охотников. Гоша, по его словам, сам был из бывших сотрудников несуществующей организации. Пока Влад на перекрёстке ждал зелёного сигнала светофора, виски вдруг сдавило — совсем как в лесу. Перед глазами потемнело. Он скривился от резкой боли и потряс головой. Из захлестнувшей его темноты послышался детский смех.

“Мы ждём, мы ждём, мы ждём”.

Наваждение быстро схлынуло, оставив неприятное ощущение чужого взгляда, словно его “вёл” невидимый враг. Позади уже сигналили, чтобы Влад не задерживал движение. Он выругался сквозь стиснутые зубы и заставил себя тронуться с места. В сознании бушевала бессильная злость вперемешку с разочарованием и полуживой надеждой, вдруг у него всё таки получится сбросить петлю с шеи. Бултыхаясь в отвратительной мешанине эмоций, Влад добрался до нужного дома.

Когда Гриф открыл дверь и увидел его лицо, пропустил без лишних вопросов. Влад молча прошёл на пропахшую сигаретным дымом кухню. Сел на табуретку возле приоткрытого окна.

— Ну выкладывай, — ровно произнёс Гоша, садясь напротив.

Грифу было далеко за пятьдесят, а то и за шестьдесят. Прозвище ему на редкость подходило. Потрёпанный, с собранными в жидкий хвост седыми космами и цепким взглядом матёрого хищника. Он мало рассказывал о своём прошлом, кроме того, что когда-то был в той же конторе, что и Седой. Забитые тюремными татухами руки намекали об отсидке в местах не столь отдалённых, хотя в речи и повадках Грифа мало что напоминало бывшего заключенного. Влад рассказал ему про все свои недавние приключения, включая данное обещание. По долгому молчанию Гоши понял, что дело — дрянь.

— Знаешь про такое? — хмуро спросил он.

— Немного, но слышал, — кивнул Гриф и покачал головой. — Эк тебя угораздило.

Влад усмехнулся. Ну кто бы сомневался. Странно только, что в этот раз обошлось без его привычного призрака смерти. Устала она, видимо, предупреждать, чтобы не лез, куда не надо.

— Что, совсем всё плохо?

— Ну как тебе сказать, — задумчиво протянул Гриф. — Вариантов у тебя не особо много. Самым простым решением было бы отвезти в лес двух не очень приятных родственников. Гарантий, как ты понимаешь, никаких, но при удачном раскладе могло бы сработать.

— Ага, а если бы у бабушки был бы член, она была бы дедушкой, — хмыкнул в ответ Влад. — Ещё варианты будут?

— Ты посиди пока здесь, — произнёс Гриф, поднимаясь из-за стола. — А я питерским ребятам позвоню. Надумаешь курить — включи вытяжку.

Влад молча проводил его взглядом. Мысли волей-неволей закрутились вокруг слов Гоши. За родственниками не пришлось бы даже далеко ходить. На соседней улице по-прежнему жила сестра матери с мужем. Они вырастили Влада после того, как погибли его родители. Где-то в пригороде обосновался их родной сын с тремя или четырьмя детьми. Ни с кем из них Влад практически не общался. Не то чтобы тому были какие-то веские причины, просто так сложилось. Во время редких телефонных разговоров его обязательно звали в гости, он обещал заехать, но так и не приезжал. Влад бездумно поводил взглядом по холостяцкой кухне Грифа. Возле плиты лежала пачка сигарет. Рядом стояла банка с окурками. Сразу же захотелось курить. Влад дёрнул уголком рта — потом на улице покурит. Попробует потушить горящие нервы. Он и до Грифа понимал, что в этот раз влип по полной, но в глубине души всё равно надеялся, что старший товарищ что-то ему подскажет. Что-то, кроме самого очевидного пути, по которому Влад не пойдёт.

Когда Гриф вернулся на кухню, ничего обнадеживающего на его лице Влад не увидел.

— Пациент скорее мёртв, чем жив? — усмехнулся он.

Гоша молча подошёл к кухонной плите. Вытащил сигарету и, почиркав дешёвой пластиковой зажигалкой, прикурил. Включил вытяжку. Та натужно загудела.

— Говори как есть. За мной уж давно смерть ходит. Какая разница, когда.

— Большая, — отрезал Гриф.

Он глубоко затянулся. Поморщился и резким движением выключил шумящую вытяжку. Влад видел, что тот злился.

— В общем, ничего нового мне не сказали, — выдохнув дым, заговорил Гоша. — Как была всего пара случаев, так ничего и не поменялось. В отдел Седого я тоже позвонил, но и там тишина, хотя эта чертовщина у них прям под носом происходит.

— Всегда только здесь? — спросил Влад. — А что это вообще такое? Кто эти существа?

— Да хер их знает. Питерские предполагают, что это могут быть неупокоенные души.

— Ага, пусть ещё скажут, что это фашисты расстреляли отряд пионеров-каннибалов, и те теперь пожирают заблудших грибников.

— В том и проблема, что никто ничего не знает. За последние десять лет всего два случая. Ну, как ты понимаешь, выявленных. Если кто-то просто в тех местах пропал и не нашёлся, это уже другая история. Это проблема поисковиков, полиции и МЧС.

— Как думаешь, их можно убить?

— Да хер его знает. Может, и можно, но точно не в лобовую. Да и по кому ты стрелять собрался? По туману?

Влад помедлил. В голове неохотно провернулась тяжёлая мысль.

— Что стало с теми людьми, которые типа выявленные случаи?

— Погибли, — сухо ответил Гриф. — Один пообещал пальцы на обеих руках отрезать, но забил. Второй тоже что-то из той же серии.

— То есть они за мной придут? — уточнил Влад.

— Нет, скорее всего, это по-другому работает… Они вешают что-то типа метки или проклятья. Если жертва не выполняет условия, метка её убивает. После второго случая Питерские приезжали, чесали лес. Это лет восемь назад было. Тогда ещё и я в конторе работал. Ничего не нашли. Они потом хотели ещё раз с каким-то ведуном приехать, но у них там начались перестановки в руководстве. Ну и положили хер, как обычно.

— Как они погибли?

— Разрыв сердца, — Гоша помедлил, но всё-таки добавил. — Вроде как от сильного испуга.

— Даже так, — с усмешкой отозвался Влад и поднялся из-за стола. — Ну поглядим, чем меня эти черти напугают. Спасибо тебе, Гриф.

— А я тебе говорил, что нехер в одну рожу по лесам шастать. Надо было идти к Седому.

В чужом взгляде Влад видел хорошо знакомые ему чувства: злую безысходность. На него раньше тоже так накатывало. На себя-то, как правило, насрать, а вот за других бывало горько. Он, правда, так и не понял, чего Гриф к нему так прикипел, как к родному.

— Да меня всё равно не взяли ли бы, — отмахнулся Влад. — Седой мне все уши прожужжал, что у их руководства к наёмникам такое себе отношение.

— Пиздит твой Седой! Ты им, наоборот, самое то. Стелс-пехота для несуществующей организации.

Влад криво улыбнулся и, не отвечая, пошёл к двери. Там он на прощание крепко пожал Грифу руку и спустился по лестнице. Которую неделю стояла адская жара, но сейчас Влад её не замечал. На гражданке поотвык всё-таки от смерти, раз второй день нет-нет да морозило. Он дошёл до машины, сел на водительское сиденье. Закурил. В душе снова закипела глухая злость и нежелание настолько тупо подыхать. Влад ударил основанием ладони по рулю.

— Сука!

Он на секунду прикрыл глаза. Скрежетнул зубами. Нет, он ещё повоюет за свою шкуру и постарается этих ублюдков с собой прихватить, что бы там ни говорил Гриф. Влад припомнил слова про кровь родственников. Кем бы ни были те существа, он должен попробовать их обыграть. А если уж не получится, значит останется в лесу. Даже без безымянной могилы.

Влад вернулся домой. По дороге у него появился план, как попытаться обдурить безумных детишек. Вся проблема заключалась в том, что для этого ему нужен был человек с медицинскими знаниями и без сильных моральных принципов. Будь у него больше времени, он бы нашёл, но срок в два дня ставил жирный крест на всех метаниях. Два дня, один из которых уже почти закончился. Влад почувствовал, что по щеке как будто что-то потекло. Дотронулся и с изумлением увидел на руке кровь. Он быстро зашёл в ванную и посмотрел в зеркало. Из шрама на лице сочилась кровь. Влад быстро провёл пальцами по давнему рубцу, но как и утром, на коже не оказалось никаких повреждений. Он с застывшим взглядом смотрел в зеркале, как сквозь загрубевшую кожу проступила алая капля и медленно потекла вниз.

Этот шрам был помоложе, чем тот, что на руке. Остался на память от второй Чеченской кампании, когда рядом с головой ударила пуля. Сердечник пробил кирпичную стену, а отлетевший осколок оболочки распахал левую щёку. Тогда он впервые увидел тень смерти. С тех пор она всегда приходила к нему в облике девочки, до глаз замотанной в чёрное. Влад на всю жизнь запомнил своё изумление, когда боковым зрением вдруг заметил ребёнка. Повернулся к ней, и тут же в стену ударила пуля. Если бы не дёрнулся, ему бы башку пробило. Там бы и остался. Никто из сослуживцев девчонку не видел, только он. Поржали потом над ним, что его от смерти глюк уберег. Только никакой она не глюк. В Чечне он её больше не встречал, а в Сирии она к нему несколько раз приходила. Перед последним ранением тоже видел. Появилась чуть ли в паре метров. Смотрела спокойно так, внимательно. А потом ему от снайпера в броник прилетело. Влад даже подумал, что всё, конец его истории, но нет, выжил. Может, и здесь девочка-смерть к нему придет. Покажется напоследок.

Влад умылся холодной водой. Взлохматил и так растрёпанные тёмные волосы. Снова глянул в зеркало. Оттуда смотрел уставший человек с лихорадочно горящими глазами. Человек, который не боялся смерти, но по привычке боролся за свою жизнь.

Продолжение следует

- Мы бы хотели видеть Мстислава Сергеевича, - объяснил Перун.

- Вы записывались?

- Нет.

- Боюсь, тогда Мстислав Сергеевич вряд ли сможет вас принять, - тон девушки выражал глубочайшее сожаление.

- Милая Екатерина, - начал бог, прочитав имя на бейдже, - вопрос не в том, сможет ли он нас принять. Вопрос, сядет ли он в тюрьму после нашего визита или же останется на свободе. Так куда нам пройти?

Девушка изменилась в лице и побледнела. Ей всегда казалось, что у шефа все схвачено.

- По лестнице на третий этаж, потом по коридору направо и до конца.

- Спасибо, вы очень любезны, - поблагодарил Перун. – Целую ручку. И ещё, не подскажете, Анатолий Грачев здесь?

- Толик? Н-не знаю, сегодня не видела. Но я опоздала немного!

- Ещё раз благодарю.

Телохранителя они с Дмитрием дома не застали. На шум выбежала только бдительная соседка – дряхлая, но бойкая старушка за восемьдесят. Она и рассказала, что Толенька в последнее время появляется дома редко, весь в работе бедняжка. Бедняжка, как же…

Вместе с лейтенантом они поднялись наверх, без труда нашли нужную им дверь с золоченой табличкой, гласившей «Северов М. С.». Коснувшись фигурной ручки, громовержец дернулся. Да, они пришли по адресу. Чувствовалось, что корень зла притаился где-то здесь. В принципе, логично. Грачев лишь телохранитель, обыкновенная шестёрка, а сам тёмный джокер находится за этой дверью.

- Я тебя, Нестеров, попрошу об одном – не лезь на рожон. Ты мне помог с сестрицей, и вряд ли бы я справился без тебя, но сейчас я и представить не могу, что нас ожидает. Не подставляйся.

- Сварожич, этого я обещать не могу. Да и где наша не пропадала? Мы ведь, любители ролевых игр, со всем можем справиться, ведь так?

- Дурак ты, Димка, - улыбнулся Перун. – Твоя ж Наталья с меня шкуру спустит, если с тобой случится что и не посмотрит на мою божественную сущность.

- Не спустит, - заверил лейтенант. – Мы там умирать не собираемся. Идёмте, посмотрим, что из себя представляет этот Северов.

Они вошли без стука, сразу очутившись в кабинете. Обычно такие люди обустраивают себе приёмную с секретарём, за которой и скрывается непосредственно руководитель. Интересно, это очередная прихоть? И кофе ему Екатерина с первого этажа таскает? Или же где-то за стеной предусмотрен отдельный кабинет для секретаря? Впрочем, это неважно.

За столом красного дерева сидел директор фирмы. Увидев непрошенных гостей, он удивлённо приподнял бровь.

- Вы ко мне?

- К вам, Мстислава Сергеевич. Милиция. Разрешите задать пару вопросов?

- Не знаю, какие вопросы могли возникнуть у нашей доблестной к моей персоне, но садитесь, задавайте. Постараюсь ответить максимально честно, - Северов, вроде бы случайно, отодвинул подальше стоящую в рамочке фотографию.

Он нисколько не волновался. Он – хозяин этого здания, этой фирмы, хозяин положения, а это всего-навсего гости, хоть бы и в форме. В нем чувствовалась излишняя самоуверенность, пренебрежение к другим, превосходство над ними. Слишком много для бизнесмена средней руки. Да и выглядел он так же – средне. Лицо без лица, ничего запоминающегося. Пройди такой мимо тебя на улице, и ты даже не сможешь его вспомнить. Но нет же, сидит с надменным видом, мнит себя чуть ли не владыкой.

- Что вы можете сказать нам о вашем сотруднике Анатолии Грачеве? – задал первый вопрос Нестеров. Громовержец пока предпочёл молчать. В висках покалывало, внутри все переворачивалось. Здесь, светоч дьявола где-то поблизости.

- Толя? Мой личный телохранитель. Один из двух. Отличный парень, работящий, спортсмен. Ничего плохого о нем сказать не могу. А что он натворил?

- Быть может вы знали некоего гражданина Данилова, доцента кафедры истории?

- Впервые слышу. Кто он такой?

- Жертва. Его убили на месте раскопок. Он и, возможно, его подельники нашли немецкий тайник Второй мировой, а ваш телохранитель, насколько нам известно, буквально помешан на нацистах.

- Толя – убийца? – расхохотался Мстислав. – Не смешите. И вовсе он не помешан на, как вы некорректно выразились, нацистах. Он увлекается историей, не более того.

- Настолько, что подставил своего друга ради Испанского креста? А сам убил коллекционера, который им владел?

- Уважаемые, не несите чушь! – взорвался Северов. – Вы швыряетесь голословными обвинениями! Я сделаю скидку на специфику вашей работы, но в дальнейшем терпеть подобное не намерен. У нас в фирме нет и не было никого и ничего, что связывало бы нас с нацизмом!

Боль в висках у Перуна все возрастала. Слишком наиграно директор возмущается, глазки бегают. И этот жест с фотографией. Любовница на фото что ли? Так им без разницы, жену-то его они все равно не знают, рассказать не смогут. Да и смысл? Нет, здесь что-то иное. Бог присмотрелся. Простая рамочка стандартного размера. На фото может оказаться все, что угодно – от семьи до любимого горного пейзажа. Вот только… В самом низу рамочки на фанерке Перун различил три дубовых листа. Если специально не присматриваться – не заметишь. Совпадение это вряд ли могло быть.

- Что вы знаете об “Аненербе”? – задал бог прямой вопрос.

- Ничего, - последовал спокойный ответ. Чересчур быстрый, пожалуй.

- Разрешите? – Перун потянулся к рамочке. В глазах Северова отразился испуг, он попытался схватить фото, но не успел: широкая ладонь громовержца крепко держала рамку. Изображение… Любовницей этот человек быть не мог по определению. Родственником тоже. С портрета смотрел никто иной, как Гиммлер, основатель той самой оккультной организации. Ходить вокруг да около Перун не стал.

- Где светоч, Северов? Не ври, я знаю, что он у тебя. И Данилова ты убрал, чтобы он лишнего не сболтнул. Так? Лишний свидетель. И тех двоих парнишек, разорванных на куски. Я знаю эту черную силу! У их трупов я почувствовал её же. Парня возле клуба тоже твои шавки устранили? Не пойму только зачем.

- Они помогали в раскопках! – выпалил директор, отскакивая к стене и засовывая руку за ворот рубахи. – Расходный материал. Теперь и вас убить придётся… Всё правильно, лишние свидетели. Мне искренне жаль.

Перун не понял, откуда в них метнулись два огненных шара, но среагировал вовремя – отпихнул Дмитрия в одну сторону, сам упал в другую. Все, разговоров не будет. Короткий свист. Бог по наитию откатился чуть дальше. На ковре в том месте, где он лежал секундой ранее, дымилась дыра. Что там говорил Чернобог про щит? Попробуем.

- Ближе ко мне! – рявкнул он Нестерову, сосредоточился, напрягся, собирая силы. Вокруг него закружились, будто снежинки, крохотные искорки. Они притягивались друг к другу, стремительно образуя кокон, накрывший собой человека и бога.

Перун поднялся. Он мог держать щит, но это лишало его возможности атаковать. У Северова, напротив, руки были развязаны. В защитный кокон раз за разом врезались огненные шары, темные копья, миниатюрные смерчи. Ситуация складывалась патовая. Директор не мог – пока не мог! – пробить защиту, Перун не мог ответить на выпады. Лейтенант в это время достал пистолет, прицелился.

- Не выйдет, - остановил его бог. – Пуля сгорит в щите.

Словно в подтверждение его слов, позади загрохотали выстрелы, на поверхности кокона вспухли искрящиеся фонтанчики. На помощь шефу пришёл невесть откуда взявшийся телохранитель. Грач. Хорошо хоть без напарника. Выходной у того что ли? Легче от этого, конечно, не было. Стоит ослабить защиту – и сзади их изрешетят пулями, а спереди добьёт полоумный Северов. До конца попробовать тактику Чернобога и задавить этого наглеца нахрапом? Что ж, может получи́ться.

- О, да вы не из простых смертных? – в голосе директора послышалось нечто, похожее на одобрение. – Кто же вы, если не секрет? Обидно, если я убью кого-то могущественного, но так и не узнаю кого.

- Меня зовут Перун! И убить меня ты не сумеешь! – громовержец заметил, как на лбу врага проступили капельки пота и вздулись вены, а под глазами залегли круги. Врёшь, с такой силой тебе долго не совладать, кишка тонка. Могущество богов лишь для них, несмотря на то, что этот амулет сотворен нацистским чёрным гением. Но смогут ли продержаться они? Если нет…

- Тот самый славянский бог? – зашёлся смехом Северов. – Жалкая пародия на божество. Германские боги – вот истинная сила, а вы ничто. По отдельности, разумеется. Собранные и объединенные в одну многие ваши способности являются великим дарованием, оставленным нам Гиммлером. Один же ты ничего из себя не представляешь. С вашего позволения, я продемонстрирую.

Он сжал амулет в ладонях, и кабинет исчез. Они находились на бесконечной каменной равнине. Где-то у края горизонта возвышались конусы вулканов, изрыгающие из себя потоки лавы и столбы чёрного смрадного пепла. С багрового неба падали едкие капли, шипели на камнях, пузырились. Щит по-прежнему держался, но теперь он начал мерцать и рябить, как поломанный телевизор. Очевидно, кокон постепенно давал трещину.

Со всех сторон на них бросались адские гончие, с высоты пикировали странные летающие существа. Они ударялись о щит, сгорали, испаряясь без остатка. Северов смотрел на это с удовлетворением и радостью психа, пританцовывал на месте, отвешивал похабные шуточки. Его не смущало даже то, что Толя Грач лежал растекшейся в кашицу лужицей, расплавленный смертоносными каплями. Вот уж воистину расходный материал.

- Я не смогу долго держать щит, - похрипел Перун. – Светоч слишком могуч. Северов продержится дольше нас.

- Дайте немного энергии мне! – прокричал Дмитрий. – Простая пуля не пробьёт барьер, но если она будет частичкой вас, то есть шанс!

Громовержец думал недолго. Необходимо использовать любую возможность, но у лейтенанта окажется всего несколько секунд до того момента, как защищающий их кокон исчезнет. Он протянул ладонь правой руки в сторону табельного оружия коллеги, направил в него поток яркой клокочущей энергии. Щит практически сразу начал истончаться, на плечо бога упала проскочившая капля, прожгла кожу и мышцы, не задев кость. И в этот момент выстрелил Дмитрий. Пуля была похожа на снаряд из винтовки Гаусса, как его изображают в фильмах и играх. Она свободно пересекла умирающий защитный барьер, прошила насквозь нескольких адских гончих, прыгающих слишком высоко, и врезалась прямо в грудь Северова.

Прозвучавший взрыв заслонил собой грохот вулканов. Полковника и Нестерова швырнуло вместе с ослабевшей защитой, небо устремилось вниз, превращаясь из багрового в чёрное, непроницаемое. Адских гончих и летунов смело без следа.

- Держись! – прокричал Перун, вкладывая последние крохи энергии в щит. Небо обрушилось на них, закрутило, поволокло. Клочья разрядов от щита разлетелись во всех направлениях. Лёгкие человека и бога обожгло огнём. Эта боль длилась бесконечно долгие три секунды, а затем все стихло. Они обнаружили себя посреди кабинета. У стены с дырой в груди лежал директор. Рядом с ним валялся чёрный кругляш, отблескивающий багровым. На негнущихся ногах Перун подошёл к нему, поднял. В ладонь впились миллионы игл, но он стерпел – и они отступили.

- Это и есть знаменитый светоч дьявола?

- Да, Димитрий. Сила, причинившая много бед и горя, способное на многое, но несущая в себе лишь злобу. Дыхание Чернобога. Им правит дыхание Чернобога, моего бывшего врага.

- Вы можете его уничтожить?

- Сейчас – нет. Но я вспомнил одни очень мудрые слова. Время не только лечит, но и убивает. Я спрячу его. Спрячу так, что никто не найдёт, а когда настанет время – сотру его в пыль, не сомневайся.

Дмитрий с опаской посмотрел на страшный артефакт, не рискуя приближаться. От одного вида светоча становилось не по себе.

- Надеюсь, он никому не достанется.

- Мы справимся, я знаю это наверняка. Или ты забыл, кто я?

Лейтенант улыбнулся. Он не забывал ни на секунду, кто такой полковник. Перун. Он Перун, защитник Яви. Значит, миру ничего не угрожает, пока он на страже.

Черный светоч. Часть 3