Делаем игру "Убеги от меня. Александра"
Бродилка с элементами хоррора и с квестами, на UE5
Дайте вашей обратной связи плз.
Описание на стиме, трейлер ниже
Бродилка с элементами хоррора и с квестами, на UE5
Дайте вашей обратной связи плз.
Описание на стиме, трейлер ниже
В 1982 году медсестре из Канады по имени Синди Джеймс поступил странный телефонный звонок. Тогда она понятия не имела, что это было началом цепи событий, которые приведут к годам жестоких преследований и закончатся только ее смертью спустя почти 7 лет. На расследование этого дело будет потрачен 1,5 миллиона долларов – беспрецедентная по тем временам сумма. Кто-то будет считать Синди просто сумасшедшей, а кто-то жертвой жестоких издевательств.
Синтия Элизабет Хак родилась в городке Оливере в Британской Колумбии, Канада, 12 июня 1944 года. Её мать Матильда была домохозяйкой, а отец Отто работал учителем английского языка, после того как уволился со службы в Королевских ВВС Канады в звании полковника. Оба родителя были русского происхождения. Она была одним из шести детей, у нее было три старших брата и две младшие сестры. Синди провела часть подросткового возраста в столице Канады Оттаве из- за того, что ее отец служил в военно-воздушных силах. В своих личных дневниках она писала, что ее детство было ограничено строгостью отца, которая зачастую включала телесные наказания.
В зрелом возрасте Синди решила стать медсестрой и поступила в школу медсестер в Ванкувере в 1962 году. В этот время отца перевели по службе во Францию и перевёз с собой семью. Девушка решила остаться в Канаде и навещала родных во время каникул. В это время в письмах семье Синди время от времени упоминала некоего стажера, с которым она познакомилась во время учебы. Она утверждала, что они даже были помолвлены, однако впоследствии, когда у жениха была обнаружена неизлечимая форма рака, он покончил жизнь самоубийством во время катания на лыжах. При никто из родителей, братьев или сестер Синди никогда не встречал этого человека, а Синди так и не называла его имени.
Летом 1965 года Синди познакомилась с Роем Мейкписом, южноафриканским психиатром, который был на 18 лет старше ее. Они поженились 9 декабря 1966 года, в том же году, когда она окончила школу медсестер со степенью бакалавра. Родители Синди скептически относились к браку из-за разницы в возрасте пары, а ее отец считал, что Мейкпис воспользовалась «наивностью и доверчивостью» Синди. Члены её семьи рассказывали, что брак пары был проблемным и что время от времени они очень сильно эмоционально отдалялись друг от друга. Хотя Синди позднее выдвинула обвинения в супружеском насилии, Мейкпис утверждал, что за время их брака он всего два раза дал ей пощёчину. Несмотря на то, что Мейкпис имел лицензию психиатра в своей родной стране в Южной Африке, он дважды провалил аттестацию на получение медицинской лицензии в Канаде. Позабыв мечты стать врачом в Канаде, он устроился на работу доцентом медицинского факультета Университета Британской Колумбии.
С 1966 по 1975 годы Синди работала детской медсестрой в больнице общего профиля Ванкувера, где одно время работал ее муж. В 1973 году Рой устроился на должность директора службы здравоохранения в BC Hydro – местной электроэнергетической компании. В апреле 1975 года Синди была нанята координатором группы в Ванкуверском Blenheim House, учреждении по уходу за детьми с поведенческими расстройствами . Она проработала в Blenheim House около 12 лет и была отмечена коллегами за свою компетентность и профессионализм.
Синди Мейкпис, казалось, жила счастливой жизнью, зарабатываю на жизнь делом, которое приносило ей огромную радость. Однако, когда Синди и Рой решили расстатсья в июле 1982 года, когда женщине только-только исполнилось 36 лет, жизнь ее мечты превратилась в кошмар.
В конце сентября она рассказала друзьям и членам семьи, что подозревает, что возле ее дома скрывается грабитель. Всего через три месяца после расставания, ей начали поступать странные звонки. Первый такой звонок раздался 7 октября 1982 года. Хотя во время большинства звонков незнакомец просто шептал её имя, однажды после разговора она закрыла жалюзи, после чего звонивший перезвонил и сказал ей, что прятаться бесполезно, он знает, что сейчас она находится в гостиной. Мать Синди рассказала, что, хотя дочь и не хотела обсуждать свои переживания, она сообщила, что звонившие люди говорили разными голосами, а в некоторых случаях на другом конце линии слышилась просто тишина. Синди описала некоторые звонки как сексуальные и жестокие по своей природе.
11 октября поступивший Синди звонок сопровождался громким дыханием, а на следующий день она получила еще один звонок, в котором угрожающим шепотом говорилось: «Однажды вечером я достану тебя, Синди». Она сообщила о непристойных звонках в полицию. Полицейские посетили ее дом и предложили вести список всех звонков и их содержания, а также предложили оформить незарегистрированный номер. Вскоре после того, как офицер ушел, Синди позвонили, и мужской голос сказал: «Ты чертова сука. Я тебя достану». На следующий день, 13 октября, звонивший ей угрожал: «Так ты думаешь, что вызов полиции обезопасит тебя? Подожди. Моя молния расстёгнута я говорю с волнением ..», после этих слов Синди повесила трубку.
Но звонки были только началом. В течение следующих двух недель Синди сообщила рядом с её домом кто-то скрывается, что таинственный преступник бросал камни в ее окно, затем разбил фонари на крыльце и даже ворвался в ее дом и порезал ей подушку, лежавшую на кровати. При этом в доме ничего не пропало. Она получила сообщение с угрозами, составленное из вырезанных из журналов писем с надписью «Скоро, Синди». Незнакомец также отключил ее телефонную линию.
Констебль полиции Ванкувера Патрик МакБрайд подозревал, что виновником был ее бывший муж Мейкпис, который, однако, отрицал свою причастность. Сама Синди сделала противоречивые заявления относительно Мейкписа, заявив властям, что не думает, что он способен ее мучить, но также рассказала друзьям и коллегам, что она очень страдала от его жестокого отношения к ней во время их брака. 20 октября двое жильцов, снимавших подвал дома Синди, сообщили в полицию, что услышали странные звуки наверху на первом этаже после того, как она ушла на работу. Соседка сообщила Макбрайду, что стала свидетельницей того, как некий мужчина стоял возле дома вошёл через ворота переднего двора. Соседка уверяла, что этот мужчина не был похож на бывшего мужа Синди.
В то же время между Синди и констеблем Макбрайдом завязался роман, который продлился примерно год. Макбрайд недавно расстался со своей женой и переехал в дом Синди 31 октября 1982 года. Она рассказала друзьям, что Макбрайд предложил остаться примерно на две недели, помогая вести наблюдение в случае, если преступник прибудет в дом. Через несколько дней после того, как Макбрайд въехал в жилище Синди, он обнраужил Мейкписа сидящим в своей припаркованной машине в переулке за домом. При себе у бывшего мужа было два заряженных пистолета. На допросе Мейкпис заявил, что пытался поймать предполагаемого злоумышленника Синди «на месте преступления», и впоследствии перестал вести наблюдение, после того, как Макбрайд сообщил ему, что теперь сам занимается делом Синди.
В середине ноября Макбрайд заявил, что однажды он сам ответил на звонок в доме Синди, когда звонил загадочный человек, но тогда звонивший не произнес ни слова. Макбрайд изначально подозревал, что звонок мог быть сделан из терминала аэропорта, поскольку он слышал женский голос системы оповещения, транслировавшийся через систему громкой связи. Однако, в конечном итоге, звонок был отслежен до пригорода Ванкувера Ричмонд. Чуть позже Синди нашла записку, прикрепленную к лобовому стеклу своей машины, на которой было изображение трупа, лежащего под медицинской простыней. 28 ноября Макбрайд заметил, что телефонные линии возле дома были оборваны в пяти разных местах. Синди, которая оставалась сердечной и дружелюбной с Мейкписом, несмотря на их разрыв, иногда приглашала его к себе домой в присутствии Макбрайда, поскольку оба мужчины преследовали общую цель отыскать таинственного злоумышленника и часто обсуждали это дело вместе. Макбрайд уехал из дома Синди 1 декабря, прожив там ровно месяц. Они продолжали встречаться с Синди, часто ужиная вместе в Ванкувере и в Вашингтон, США. Во время рождественской недели 1982 года Синди нашла возле своего дома записку с надписью «Счастливого Рождества» и фотографией женщины с перерезанным горлом. Фотография была залита красными чернилами.
Согласно хронологии событий, опубликованной в Edmonton Journal, первое физическое нападение на Синди произошло 27 января 1983 года. Ее подруга, Агнес Вудкок, пришла к ней домой в гости и нашла женщину лежащей без сознания на заднем дворе. На ее шее туго завязали черный нейлоновый чулок. Придя в сознание, Синди рассказала Вудкок, что на нее сзади напал злоумышленник, когда она шла к гаражу, и что этот человек привел ее в гараж, где их ожидал другой субъект мужского пола, и они оба бросились душить ее. Она утверждала, что мужчины вставили нож ей во влагалище и угрожали убить ее младшую сестру Мелани, если она сообщит о нападении в полицию. Она провалила две проверки на полиграфе во время допроса по поводу инцидента и призналась, что узнала одного из нападавших, но отказалась назвать его имя, потому что он угрожал в следующий раз преследовать всю ее семью. Врачи, обследовавшие Синди после предполагаемого нападения, не обнаружили никаких следов сексуального насилия, а один из детективов очень неоднозначно отреагировал на ее заявление. В полиции Синди порекомендовали обратиться к психиатру, но она отказалась, так как боялась, что это подвергнет ее дополнительной опасности; вместо этого она согласилась посетить врача общей практики с опытом консультирования.
1 февраля 1983 года Синди решила переехать в Западный Ванкувер. Менее чем через неделю она получила письмо с угрозами следующего содержания: « Беги, кролик, беги, я покажу тебе, насколько я чертовски хорош. Вскоре произойдёт бах, бах, и ты умрёшь». После серии дальнейших непристойных звонков Синди снова переехала в другой дом в апреле 1983 года. Мейкпис, который постоянно пытался помириться со своей бывшей женой, летом 1983 года осыпал ее несколькими щедрыми подарками и оплатил билеты на самолёт в Индонезию, чтобы Синди могла навестить своего брата Роджера, который уже длительное время проживал там. Через несколько недель после возвращения из поездки Синди нашла еще одну записку, датированную 22 августа, в которой говорилось: «С возвращением — смерть, кровь, ненависть и т. д.».
Синди перекрасила свою машину в другой цвет, пыталась скрыть свою личность и наняла частного детектива Оззи Кабана, чтобы он помог ей расследовать дело предполагаемого преследователя. Она продолжала платить за услуги Кабана в течение последующих шести лет. Кабан отметил, что Синди приложила все усилия, чтобы защитить себя, например, носила портативную тревожную кнопку и всегда держала при себе масло и перцовый баллончик. Кроме того, детектив выдал ей портативную радиостанцию, чтобы они всегда могли оставаться на связи.
Тем не менее, преследование продолжалось. В октябре 1983 года, через год после первого телефонного звонка, она обнаружила у себя во дворе трех мертвых кошек, свисающих с деревьев, к одной из них была привязана записка с надписью: «Ты следующая».
В своем личном дневнике женщина обвиняла Мейкписа в уничтожении сада на ее заднем дворе. Ей продолжали поступать многочисленные телефонные звонки дома и на работе, на некоторые из которых отвечали ее коллеги из Blenheim House, которые сообщили властям, что звонивший не разговаривал, просто молчал.
30 января 1984 года Кабан услышал странные звуки по рации, и сразу направился в её дом. Он нашел ее лежащей без сознания на полу в гостиной, а к её руке ножом для чистки овощей была приколота записка, составленная из букв, вырезанных из журналов. В записке говорилось: « ТЕПЕРЬ ТЫ ДОЛЖНА УМРЕТЬ, ПИЗДА». Синди была доставлена в местную больницу, и в разговоре с Кабаном заявила, что последнее, что она помнит перед тем, как ее нашли, это то, что она увидела, как мужчина прошел через ворота к ее дому, а затем напал на нее и ударил ее по голове тупым предметом, вроде куском доски. Она добавила, что, когда упала на пол, нападавший воткнул ей в руку иглу для подкожных инъекций. Врачи обнаружили след от иглы на ее правой руке, но не обнаружили в организме женщины следов каких-либо наркотиков. После случившегося Синди прошла проверку на полиграфе, которая якобы не выявила обмана; однако офицер, проводивший тест, позднее заявил, что результаты кажутся ему «неубедительными». К тому же в доме Синди отсутствовали следы взлома. Констебль Киё Икома, который явился домой к Синди в ночь предполагаемого нападения, заявил, что видел круглые пятна крови на полу кухни, как будто кто-то пытался стереть эти следы.
В феврале 1984 года детективы начали все чаще допрашивать Мейкписа, поскольку Синди призналась, что чувствовала, что это он ее мучил. К тому же она сообщила, что за время брака он пару раз поднимал на неё руку. На допросе Мейкпис предположил, что нападавшие на Синди были членами мафии и связаны с ее работой в Blenheim House, где часто лечили детей, находившихся под опекой суда. В марте 1984 года отец Синди Отто встретился с Мейкписом в магазине пончиков в Ванкувере, где полицейскими была организована прослушка. Отта приказал бывшему мужу дочери прекратить контакты с Синди. После этой встречи Мейкпис написал Отто шестистраничное письмо, в котором изложил свою теорию о том, что, по его мнению, Синдию преследует мафия, и призвал Отто оказать давление на полицию, чтобы они начали расследование в этом направлении.
Летом 1984 года сообщения о случаях преследования Синди достигли апогея. 18 июня она в панике позвонила Кабану, и он примчался к ней домой и обнаружил, что она затаилась в саду, утверждая, что кто-то проник в дом. Кабан обнаружил её собаку Хайди, сидевшую в подвале. К собаке была приколота записка с текстом «С Днем Рождения» и фотографиями откровенно сексуального характера. Оказалось, что собаку избили, и Кабан отметил, что верёвка, обвязанная вокруг собаки, была точной такой же, на какой Синди прошлой осень нашла подвешенными трупы кошек. На подоконнике в подвале был обнаружен окурок, Синди не курила сигареты этой марки. Кабан пришел к выводу, что Синди не могла инсценировать это преступление и заявил: «Она никогда бы этого не сделала, если бы была той самой Синди, которую я знал». В течение следующих нескольких недель поступали новые звонки, на один из которых Кабан ответил в доме Синди, пока она была на работе, а на лестничной клетке ее дома была найдена мертвая кошка. 1 июля Синди сообщила детективу, что к ее входной двери подошли двое мужчин, выдавая себя за полицейских, но скрылись, когда она связалась с Кабаном по рации. Синди впоследствии сообщила о серии дальнейших непристойных звонков, один из которых заключался в том, что звонивший сказал: «Ты уже мертва, сука. Это будет приятно». Коллеге Синди из Blenheim House также позвонили и сказали: «Избавьтесь от большой свиньи».
9 июля 1984 года мать Синди, Тилли, провела ночь у дочери дома. Посреди ночи Тилли проснулась от лая Хайди и обнаружила, что Синди проверяет окна и двери на первом этаже дома. Спустя несколько мгновений они обе услышали звонок в дверь и обнаружили, что окно возле крыльца треснуло в нескольких местах. Две недели спустя, 23 июля, Синди заявила, что примерно в 8:30 вечера на нее напал злоумышленник в соседнем парке Данбар, когда она выгуливала собаку. Нападавшим был бородатый мужчина, управлявший зеленым фургоном, внутри которого также находилась женщина-пассажир. Несколько часов спустя, около полуночи, она была найдена в ошеломленном состоянии при попытке проникнуть в дом соседа, на шее у нее был темно-серый нейлоновый чулок. Ее собака Хайди была найдена Кабаном, бродившей по территории парка. Женщину доставили в близлежащий Центр здравоохранения и науки Университета Британской Колумбии, где врачи заметили два прокола на ее правой руке. Пока Синди проходила обследование, в регистратуре больницы сообщили властям, что мужчина с акцентом позвонил на стойку регистрации и поинтересовался политикой безопасности больницы. Когда полицейские включили аудиозапись голоса Мейкписа, сотрудница больницы сообщила, что существует «большая вероятность», что это был звонивший. В октябре 1984 года, находясь под присмотром гипнотерапевта, Синди рассказала о подавленных воспоминаниях о том, как стала свидетельницей двойного убийства, но не раскрыла дальнейших подробностей.
Полиция прослушивала телефон жензины и направила офицеров для наблюдения за ее домом, они дежурили посменно. Однако они прекратили работу после того, как прошли несколько месяцев без каких-либо дальнейших инцидентов. На тот момент они потратили на расследование почти 1 миллион долларов, но так и не приблизились к нахождению ответов.
В январе 1985 года, находясь под гипнозом, Синди рассказала полиции, что стала свидетельницей того, как ее бывший муж убил мужчину и женщину, а затем расчленил их тела топором, пока пара отдыхала в хижине на острове Торманби, недалеко от Сечелта , в июле 1981 года. По словам Синди, Мейкпис размазал кровь из отрубленных конечностей одной из жертв по лицу во время расчленения. Позже выяснилось, что сестра Синди, Мелани, находилась вместе с ними во время того отпуска, но не подтвердила ничего подобного.
В конце июня 1985 года Синди была принудительно помещена в психиатрическое отделение больницы Лайонс-Гейт в Ванкувере после попытки самоубийства путем передозировки отпускаемых по рецепту лекарств, хотя позже она заявила, что не собиралась кончать с собой. 2 июля она согласилась разрешить полиции прослушивать телефонный разговор с Мейкписом, в ходе которого она обвинила его в том, что он является источником ее проблем, и рассказала ему о воспоминаниях, которые она рассказала под гипнозом о том, как он убил двух человек. В ходе разговора Мейкпис отрицал эти инциденты, называя Синди «сумасшедшей». После этого записанного звонка полиция назначила офицеров для круглосуточного наблюдения за Синди, Мейкписом и двумя другими неназванными подозреваемыми. В конечном итоге наблюдение было прекращено, поскольку ничего необычного не наблюдалось. Власти дополнительно расследовали заявления Синди относительно предполагаемых расчленений, совершенных Мейкписом, и не обнаружили в то время никаких доказательств каких-либо убийств или случаев пропажи людей на островах Персидского залива.
Снежинки бились в стекло, как слепые мухи. Поезд убаюкивал маленькую Варю ритмичным постукиванием стальных колёс и душным уютом полумрака – всем, что он мог ей предложить. Но девочка совсем не хотела спать. Она нехотя надевала колючий свитер из верблюжьей шерсти, подаренный бабушкой на 7-летие. И всматривалась в зимний пейзаж за окном пассажирского поезда: ей жизненно необходимо увидеть какого-нибудь лесного зверька. Это, своего рода, ритуал – по пути домой после выходных у отца высмотреть в окне какую-нибудь зверушку. Для Вари это хороший знак. Местность здесь дикая, а потому без местного “приветствия” домой она ещё не возвращалась.
Суетливая проводница объявила санитарную зону и теперь закрывала туалеты. Мама доставала сумки с верхней незанятой полки. В это время Варя воскликнула, тыча пальцем в стекло:
– Мам, там Санта!
Пары секунд девочке хватило, чтобы разглядеть в темноте леса, еле освещаемой луной, старика с красным мешком за спиной. Он уверенно шагал по сугробам в одном направлении с поездом.
Мама с шумным выдохом устало присела рядом с дочкой и обняла её:
– Доченька, собирайся. Ты же знаешь, что Санта дарит подарки только тем, кто хорошо себя ведёт?
Девочка с энтузиазмом продолжила собираться, косясь в окно. Проводница заглянула в их купе и предупредила:
– Подъезжаем к станции “1840 км”.
– Да, мы уже собираемся, – кивнула ей мать.
Девочка надела валенки, синий комбинезон и спрыгнула с сиденья. Мать взяла сумки в одну руку, другой взяла дочь за руку. Они прошли в тамбур мимо мужчин обсуждающих что-то пылким громким шёпотом; мимо малочисленной молодёжи, лица которых подсвечивались смартфонами; мимо торчащих из-под одеял пяток, как в морге, только без бирок на больших пальцах.
В тамбуре пахло сигаретами и чем-то механическим. Поезд замедлял ход. Проводница с умилением посмотрела на девочку. Та перехватила взгляд и тут же похвасталась:
– А я видела Санту в лесу!
– Ого! А как ты поняла, что это Санта, а не Дед Мороз?
– А он был одет в красное, а не в синее.
Состав остановился на небольшом техническом полустанке, чтобы перецепить локомотив. Проводница открыла дверь, выпуская тепло взамен на морозную свежесть.
– Всего доброго, – попрощалась проводница.
– До свидания, – ответила мать, спустилась и помогла спуститься дочери.
– С Новым годом, – обернувшись напоследок попрощалась девочка с проводницей. – Ведите себя хорошо, а то Санта угольки подарит.
– Ну, будет хотя бы, чем печку топить, – находчиво ответила проводница и засмеялась, закрывая дверь.
Из первого вагона вышел мужчина и направился в сторону деревни, закурив на ходу. Вспышка зажигалки на секунду осветила его лицо, испещрённое язвочками, и расчерченное шрамом на щеке. Кроме него и женщины с ребёнком на станции никого не было. Женщина вдруг задумалась: лучше дойти до деревни в компании незнакомого мужчины или в одиночестве, но по соседству с диким лесом? Она выбрала тактику пропустить его вперёд по протоптанной тропе и держаться позади на безопасном расстоянии. Из-за маленькой Вари спешить и не получалось. И вскоре мужчина скрылся за холмом, разделяющую тропу от станции до деревни пополам.
– Мам, а как думаешь, куда идёт Санта? Он шёл в нашу деревню? – заинтересованно заглядывала девочка в лицо матери, – Мы с ним встретимся?
Где-то в чертогах леса завыли волки. Мать заволновалась и ускорила шаг.
– Лучше бы нам ни с кем не встречаться, – обеспокоенно сказала она.
– Ой мам, волки поют! – воскликнула Варя и представила себе, как на залитой лунным светом поляне волки поют, стоя в ряд, как церковный хор, а перед ними сидят разношёрстные обитатели леса и с упоением слушают.
– Ага… Ничего хорошего в этом пении нет. Ты знаешь сказку про мальчика, который кричал: “Волки”? – старалась мать отвлечь ребёнка на подходе к холму.
– Да! Жил-был мальчик пастух… – начала девочка рассказывать маме сказку. – Ему было скучно пасти овечек и он вдруг решил закричать на всю деревню…
Сказку девочки перебил мужской истошный крик. К нему добавился волчий лай, похожий на кратко прерывающийся вой, будто череду смешков.
Мать резко остановилась, бросила сумку и взяла дочь на руки. По телу пробежала волна холода. Сердце заколотило по грудной клетке, как арестант, привлекающий внимание. Из-за холма доносился душераздирающий вой мужчины, его крик тонул в заполняющем всё вокруг волчьем вое. Холм загораживал происходящее, поэтому мозг с готовностью дорисовывал сцену по мрачному наброску.
Женщина попятилась назад к станции, вокзала там нет, но можно спрятаться в поезде или в крохотной будочке работника станции.
И тут на вершину холма поднялся волк Он величественно и надменно оглядел женщину с ребёнком и завыл.
Мать поставила девочку на землю и сказала:
– Беги к поезду, спрячься там.
– Мам, побежали вместе… – дрожащим голосом попросила Варя.
– Беги! – крикнула мама, и тут же волк кинулся на неё, шоркнув когтями по утоптанному снегу.
Варя развернулась и побежала к поезду, стоящему вдали, с теплом наблюдающим за происходящим своими жёлтыми окошками. За её спиной раздавались звуки борьбы, рычание, треск ткани и отчаянные ругательства матери.
На своих маленьких ножках девочка не смогла убежать далеко. Вдруг состав громыхнул своими суставами, потягиваясь перед долгой дорогой, и пришёл в движение.
– Стойте! Подождите! – кричала девочка ему вслед. Она заплакала от беспомощности, боясь обернуться назад и увидеть там страшную картину, которая случилась с её мамой.
– А ну пошли отсюдова! Вон! – раздался громкий бас по округе. Девочка вздрогнула и обернулась. Возле холма лежала мама. От её тела растекались струйки в разные стороны, как томатный сок по белоснежной скатерти. Издали доносились поскуливания волков.
Варвара медленно подошла и аккуратно присела возле матери.
– Мама... Мамочка, вставай! – дочь с упорством толкала маленькими ручками тело, желая пробудить маму ото сна. – Мам, волки ушли. Пойдём домой.
После тщетных попыток девочка заплакала. Поезд ушёл. И в тишине она услышала какой-то шум за холмом. Варя опасливо поднялась и подошла поближе. За холмом открывался вид на мирно спящую деревушку. По ту сторону холма на тропинке лежал мужчина в бордовом ореоле. Над ним склонился крупный седой старик в красном тулупе. Он разбирал разорванный труп на куски и бросал их в мешок из плотной ткани в пятнах и разводах, который местами сливался с багровым снегом.
– Санта?.. – неуверенно тихо спросила девочка.
Старик вздрогнул и обернулся. Он вытер мокрые красные перчатки о тулуп, взял мешок и потащил его по снегу. За мешком потянулась размашистая кровавая полоса, как от полной краски кисти, будто художник с небес рисовал красным по белому. Старик подошёл к девочке.
– Здравствуй, Варенька, – сказал он.
В нос девочке ударил спёртый запах железа и корицы. Великан снял перчатки и заткнул их за пояс, достал из внутреннего кармана красно-белую сахарную трость в герметичной плёнке, обвязанную зелёной ленточкой. Протянул её девочке и сказал мягким басом:
– Возьми, Варенька, покушай. А я пока для твоей мамы “подарок” подыщу.
Девочка с жалобным видом взяла сладкую палочку и спросила:
– А ты правда Санта?
– Да, а ты в меня не веришь? – спросил он, спрятав улыбку в густой седой бороде.
– Я всегда верила, а вот моя мама… – и девочка опять захныкала, оглянувшись на маму в луже крови.
– Ну-ну, Варенька, успокойся, попробуй леденец – он очень вкусный! – старик погладил девочку по пушистой шапке. Та поддалась и раскрыла леденец. – Ну вот, другое дело.
Он подтащил мешок к женщине и присел перед ней. Залез обеими руками в мешок и стал активно там перебирать. До девочки донеслось шуршание фантиков, будто мешок был доверху наполнен конфетами. Наконец, он вытащил красный продолговатый кусок мяса в прозрачной подарочной упаковке и бантом с надписью. Протянул девочке:
– Варенька, прочитай, пожалуйста, что тут написано? А то дедушка очки оставил в другой стране.
Девочка уже подуспокоилась. Санта контролировал ситуацию и сейчас поможет маме. Нужно только сначала помочь ему прочитать.
– Мар-гар-и-та, – прочитала по слогам она.
– Ну вот и славно, – старик развязал бант, стянул шуршащую упаковку и положил мыщцу в разгрызанную голень женщины. Мыщца идеально легла в пустое пространство. – Вот так.
– Санта, а что это? – спросила девочка с удивлением.
– Это? “Подарки”, – ответил он и вынул из другого внутреннего кармана иголку с красной нитью. – Один день в году я дарю подарки детям, а в остальные дарю подарки взрослым, хоть они в меня и не верят. Я их не виню, они думают, что выросли. Но они такие же детишки, как ты, только старые.
Великан потрепал девочку по шапке. Та тепло улыбнулась. Он насладился её улыбкой и начал зашивать ногу женщине.
– А где ты берёшь эти ”подарки”? – спросила Варя.
– У тех, кто плохо себя вёл, – ответил ей старик.
Старик зашил ногу и принялся искать в мешке кисть.
– А тот дяденька плохо себя вёл, раз ты у него забрал “подарки”?
– Ой, он очень плохо себя вёл. Он заслужил то, что заслужил, – ответил он, распаковал очередной “подарок” и начал пришивать. Девочка облизывала леденец. Глаза потихоньку закрывались. Она устала.
– Вот так, – повторил дед и убрал швейные принадлежности обратно в карман. – Как новенькая!
Варя проснулась утром в своей постели. С кухни доносились звуки готовки: гремела посуда, хрустели овощи под ножом. Девочка встала с постели и прошла на кухню.
– Уже проснулась, доченька? – мама обеспокоенно носилась по кухне, как фея. – Одевайся теплее. Я вчера забыла печку затопить. Не помню, как добрались домой…
– Мам, так это был Санта! – восторженно воскликнула дочка и засияла от радости, хлопнув в ладоши.
– А не рановато для него? – мама мельком глянула на отрывной календарь на стене. – 4 декабря только.
Варя потопталась на холодном полу и внимательно всмотрелась в мамину лодыжку. На коже виднелся еле заметный шрам в виде хвойной ветви.
– Мам, а ты веришь в Санту, только честно? – спросила девочка серьёзно, нахмурив брови.
Мать на секунду зависла над пышущей паром кастрюлей и задумалась, запечатывая мысли в слова перед ответом:
– Верю, Варя. Я верю, что кто-то наблюдает за нашими поступками и затем воздаёт по заслугам.
Варе понравился мамин ответ. Уже потом, повзрослев, она раздумывала над тем как он звучал: одновременно пугающе и успокаивающе. Но в тот день, она этого ещё не понимала. Маленькая Варя побежала в комнату надевать тёплые носочки. На плите гремела крышкой кастрюля. На окраине деревни возле холма толпились полицейские, криминалисты и местные зеваки. Где-то в одном из душных кабинетов уголовного розыска снимали ориентировку с доски “Их разыскивает полиция”. Дело закрыто. Маньяк растерзан.
Над лесом мирно падал снег.
Напомнило историю как семейку каннибалов вычислили по фоткам на потерянном мобильнике.
Инициатор поимки краснодарских каннибалов: «Нашел телефон, открыл фото, ужаснулся»
Нам стали известны подробности жуткой истории, которая раскручивается сейчас в Краснодаре, где, по некоторым данным, правоохранительные органы задержали семью каннибалов, съевших около 30 человек. Подозреваемых удалось «вычислить» по мобильнику с жуткими фото, который дорожные рабочие нашли на улице.
Все началось 11 сентября, когда в отдел полиции Прикубанского округа Краснодара попал мобильный телефон «Самсунг», в фотоальбоме которого были обнаружены селфи мужчины с расчлененкой. Вот как это произошло.
Один из сотрудников компании «Энергопоставка» Роман Хомяков во время дорожных работ нашел мобильник.
- Мы работали возле улицы Гастелло, клали асфальт, - рассказал «МК» Хомяков. - Телефон я нашел возле ливневой канализации. Территория там грязная и люди обычно там не ходят, только собачники выгуливают собак.
Рабочий решил посмотреть содержимое телефона и залез в фотоальбом. Там он открыл только две фотографии и ужаснулся.
- Сначала я даже толком не понял, что на них изображено. Пригляделся - вроде, голова, рука. У меня даже мысли не возникло, что это фотомонтаж, сразу подумал, что фотографии настоящие.
Но вскоре к рабочим подошел мужчина с небольшой собакой.
Читайте материал: «Краснодарские каннибалы»: история Натальи, которая «хлебнула в жизни»
- Вид у него был как у бомжа. Он сказал: я потерял телефон. Где мой телефон? - рассказывает Хомяков. - Я его сразу узнал, это был тот самый мужик с фотографии. Поэтому телефон мы ему не отдали, сказали: ничего не знаем. Он ушел. Как раз через некоторое время мимо проезжали сотрудники ППС. Я им отдал мобильник, сказал: ваша работа, вы и разбирайтесь. Пояснения в полиции я дал, все рассказал, как было, а больше ничего не знаю.
Как выяснили полицейские, сим-карта, установленная в телефоне, принадлежала Дмитрию Бакшееву, 1982 г.р. Полицейские установили, что проживает Бакшеев на территории высшего военного авиационного училища им. Героя Советского союза А.К. Серова, вместе со своей супругой Натальей, 1975 г.р., которая работала в училище медсестрой. К училищу супруги уже не имеют отношения, но продолжали занимать комнату в старом офицерском общежитии.
Когда фото Бакшеева, что хранится в паспортном столе, предъявили дорожным рабочим, те еще раз подтвердили — да, это тот самый мужик с собакой, что искал свой телефон.
Полицейские тут же задержали Бакшеева, несмотря на то, что тот оказал сопротивление.
В полиции Бакшеев рассказал: дескать, вечером 8 сентября он нашел части тела в лесопарке на пересечении улиц Гастелло и Дзержинского, положил их в рюкзак и отнес домой. Там он сделал несколько снимков с головой, после чего положил ее в пластиковое ведро, залил ее водой и пошел спать.
Наутро, было около семи часов, Бакшеев отправился на работу — он занимался отделкой одной из квартир в многоквартирном доме на ул, Петра Метальникова.
Находясь в ремонтируемой квартире, Бакшеев вытащил из рюкзака кисть, сделал несколько снимков с нею. При этом, он помещал кисть в рот, а пальцы засовывал себе в нос. Потом он отрезал от кисти мизинец при помощи канцелярского ножа.
Сделав свою работу в квартире, Бакшеев сложил части тела снова в рюкзак и поехал домой. Причем, передвигался он все время на общественном транспорте.
Дома он сложил все в ведро и пошел спать. А на следующий день, якобы, вынес части тела в мусорный бак, стоящий рядом с общежитием.
В мусорном баке, на который указал задержанный, никаких останков не оказалось. Полиция начала прочесывать район, в котором рабочие обнаружили мобильник со страшными фото, обыскивали также и территорию летного училища. Здесь к поискам присоединились курсанты училища. И наконец, один из сержантов наткнулся на ужасную находку - скальп с рыжими волосами. Также в общежитии офицеров, где жили Бакшеевы, под лестницей было найдено ведро со следами бурых подтеков, а неподалеку и сама голова в пакете.
Когда скальп предъявили задержанному с вопросом, для чего он это сделал, тот пояснил, что снял его с головы перед тем, как выбросить ее в мусорный бак. А зачем? Просто совершил глупость.
Чтобы установить личность погибшей, сотрудники полиции обошли в первую очередь все магазины и павильоны, расположенные вблизи летного училища. Некоторые люди опознали женщину по внешним данным, но кто она, назвать не смогли (как стало известно позже, погибшую удалось идентифицировать — по первоначальной информации, это 35-летняя уроженка Кировской области Елена В/).
А спустя несколько дней эта история получила еще более жуткое продолжение. Правда, пока совершенно не понятно, какова во всем этом доля правды.
По некоторым данным, дома у супругов был проведен обыск. Там оперативники обнаружили мобильные телефоны, которые принадлежали людям, что считались пропавшими без вести. Само собой, сам Бакшеев утверждал, что и их он нашел.
Но была еще одна находка, которая не на шутку озадачила оперативников. У супругов в комнате нашли видеоуроки, обучающие приготовлению блюд из... человечины. Кубанские СМИ, между тем, сообщают, что были найдены и банки с законсервированными частями тел.
В ЭТОЙ БАНКЕ ЗАКОНСЕРВИРОВАНЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ОСТАНКИ. ФОТО: ПРЕСС-СЛУЖБА МВД КРАСНОДАРСКОГО КРАЯ
Как пишут местные СМИ, ссылающиеся на свои источники в правоохранительных органах, супруга Бакшеева, якобы, призналась, что они с мужем ели людей и даже заготавливали их мясо впрок — делали из него тушенку.
Бакшеевой, якобы, предъявили десятки фотографий людей, которые с 1999 года считались в городе пропавшими без вести. И в них она уже узнала около 30 человек, ставших их жертвами.
По не подтвержденной пока информации, останки семерых убитых уже обнаружены оперативниками.
Подтвердить официально эту информацию не удалось — телефоны пресс-служб правоохранительных органов Краснодара в понедельник на протяжении целого дня реагировали на звонки сигналом «занято».
При этом, интернет-порталу Кубань-24 в пресс-службе СУ СК РФ по Краснодарскому краю сообщили, что пока ни опровергнуть ни подтвердить эти данные нет возможности, СК проверяет, соответствует ли эта информация действительности.
Местным СМИ в Краснодарской полиции сообщили, что речи о 30 убитых не идет, а пока задержанные признались лишь в двух эпизодах убийств. Одно связано с селфи, которое было найдено в телефоне Бакшеева. Второе убийство - мужчины, как он признался, он совершил в 2012 году.
🔞 Фильмы в этом списке 📌
1. 00:00 - ► Смерч 2 ▪́ Премьера (мир) — 19 июля 2024 🕷
Режиссер: Ли Айзек Чун
Жанр: боевик, триллер
В главных ролях: Глен Пауэлл, Дэйзи Эдгар-Джонс, Энтони Рамос, Кирнан Шипка, Дэвид Коренсвет, Мора Тирни
Описание фильма: Кейт Купер, бывшую охотницу за штормами, которую во время учебы в колледже настигла разрушительная встреча с торнадо, а теперь она изучает характер штормов через экраны в Нью-Йорке. Ее друг Хави заманивает ее обратно на открытую местность, чтобы протестировать новую революционную систему слежения. Там она пересекается с Тайлером Оуэнсом, очаровательным и безрассудным, суперзвездой социальных сетей, который преуспевает в публикации своих приключений в погоне за штормами со своей шумной командой: чем опаснее, тем лучше. По мере того как сезон штормов усиливается, возникают невиданные ранее ужасающие явления, Кейт, Тайлер и их конкурирующие команды оказываются прямо на пути множества штормовых систем, сходящихся над центральной Оклахомой в борьбе за свою жизнь.
2. 01:59 - ► Паранормальные явления. Поместье призраков ▪︎ 6.5 IMDb ▪ Премьера (РФ) — 20 июня 2024 💢
Режиссер: Мэттью Батлер-Харт
Жанр: ужасы
В главных ролях: Элли Даклс, Тори Батлер-Харт, Мэтт Барбер, Эмма Кинг, Грэм Батлер
Описание фильма: Популярные блогеры Тея и Луиз отправляются в заброшенное поместье, чтобы снять для своих зрителей паранормальные явления. В давние времена здесь было логово оккультистов, и каждый месяц в полнолуние владелец поместья и его последователи приносили в жертву украденную девушку, чтобы дать демону новые силы и упрочить его власть. Расставляя камеры по всему дому, девушки не подозревают, что сегодня полнолуние, и им придется столкнуться с потусторонними силами в прямом эфире.
3. 03:34 - ► Синистер. Пожиратель душ ▪︎ 6.2 IMDb ▪Премьера (РФ) — 27 июня 2024 🔞
Режиссер: Александр Бустильо, Жюльен Мори
Жанр: ужасы, триллер
В главных ролях: Виржини Ледуайен, Сандрин Боннер, Поль Ами
Описание фильма: Легенды оживают в самые мрачные времена. Пожиратель душ был местной байкой, но, когда в этой тихой деревне начали исчезать дети, о демоне вновь заговорили. Два детектива, ведущих расследование, не верят в потустороннее, но вскоре им придется столкнуться с ужасающей правдой: Пожиратель душ существует. И он вышел на охоту.
4. 04:34 - ► Опасные воды ▪︎︎ Премьера (РФ) — 12 июня 2024 🥊
Режиссер: Йоахим Хеден
Жанр: ужасы, триллер
В главных ролях: Ким Спирман, Джек Парр, Джулиан Сэндс, Александр Арнольд, Эрин Маллен
Описание фильма: Британские Виргинские острова. Пятерка друзей по колледжу ныряют с аквалангом в недавно обнаруженное место кораблекрушения времен Второй мировой войны и оказываются в ловушке у больших белых акул.
5. 05:23 - ► Не говори никому ▪︎ Премьера (мир) — 13 сентября 2024 🧩
Режиссер: Джеймс Уоткинс
Жанр: триллер, драма
В главных ролях: Джеймс Макэвой, Маккензи Дэвис, Скут Макнэри, Аликс Уэст Лефлер, Крис Хитченс
Описание фильма: Когда американскую семью приглашают провести выходные в идиллическом загородном поместье очаровательной британской семьи, с которой они подружились на отдыхе, то, что начиналось как отпуск мечты, вскоре превращается в запутанный психологический кошмар.
6. 07:46 - ► На краю Земли ▪︎ 7.6 IMDb ▪︎ Премьера (РФ) — 6 июня 2024 ❣
Режиссер: Ли Тамахори
Жанр: боевик, драма
В главных ролях: Гай Пирс, Тиореоре Нгатай-Мельбурн, Антонио Те Майохо, Жаклин Маккензи, Лоренс Макор
Описание фильма: На краю света, где правят древние племена маори, нет места чужакам. Здесь почитают духи предков, за кровь платят кровью, а сердце прекрасной девушки способно разжечь войну. Но чужаки пришли не одни — с ними бог, медицина и порох.
7. 09:06 - ► Астрал. Ночь в могиле ▪︎ 7.1 IMDb ▪︎ Премьера (РФ) – 6 июня 2024 🔞
Режиссер: Джоко Анвар
Жанр: ужасы
В главных ролях: Фарадина Муфти, Реза Рахадиан, Видури Путери, Музакки Рамдхан, Кристин Хаким
Описание фильма: Древнее поверье гласит, что люди, которые много грешили, после смерти подвергаются чудовищным пыткам прямо в могиле. Сита решает проверить легенду и находит самого грешного человека при смерти. Скоро она сможет доказать, что после его смерти ничего не произойдет. Как только он умирает, девушка просит оставить ее вместе с ним на одну ночь в могиле.
8. 10:48 - ► Отчаянные наследники ▪︎ 5.3 IMDb ▪Премьера (РФ) – 4 июля 2024 🔞
Режиссер: Хуана Масиас
Жанр: драма, комедия
В главных ролях: Инма Куэста, Диего Мартин, Сара Саламо, Альфонсо Бассаве, Пере Понсе
Описание фильма: После смерти преданной няни состоятельная семья отказывается выполнить ее просьбу о захоронении в их родовом склепе. Неожиданно каждый из членов семьи получает от нее обвинительное письмо, что приводит к череде забавных открытий и непристойных разоблачений.
9. 11:37 - ► Ловушка ▪ Премьера (мир) — 9 августа 2024 💢
Режиссер: Манодж Нелльятту Шьямалан
Жанр: триллер
В главных ролях: Джош Хартнетт, Ариэль Донохью, Салека Шьямалан, Хейли Миллс, Эллисон Пилл
Описание фильма: Отец и дочь-подросток посещают поп-концерт, где понимают, что оказались в центре темного и зловещего события.
10. 13:48 - ► Дэдпул и Росомаха ▪ Премьера (мир) — 26 июля 2024
👀
Режиссер: Шон Леви
Жанр: фантастика, боевик, комедия
В главных ролях: Райан Рейнольдс, Хью Джекман, Эмма Коррин, Морена Баккарин, Мэттью Макфэдиен, Дженнифер Гарнер
Описание фильма: Ведя тихий образ жизни, Уэйд Уилсон попадает в организацию «Управление временными изменениями» (УВИ), что заставляет его вернуться к альтер-эго Дэдпула и изменить историю с помощью Росомахи.
Видео и музыка предназначены только для информационных целей + 18 🎬
Все авторские права принадлежат их законным владельцам. 💽
– А что родители?
– В другой спальне были, в левом крыле, – сонно ответил следователь Женя. Он вёл его через сад, нужно было обойти дом. Игровая площадка с деревянными фигурами находилась с задней стороны.
– И не проснулись?..
– Нет. Не слышали даже, как кричала соседка. Наши разбудили. Когда наряд приехал и опергруппа.
Вот это дела. Второй из троицы. Пётр Вениаминович Дорогомилов, он же Горюнков до тридцати одного года. Ножа для колки льда на этот раз на месте убийства не обнаружили, но точно такой же японский нож остался в теле убитого. И выглядело всё теперь намного изощрённей. Кишки намотали на забор, выпустили на всю длину и развесили. Как гирлянды красовались на железной изгороди, оплетённой ранним вьюном. Мёртвому, ему развязали ноги и руки, сбросили с сиденья качели и вставили нож… в общем, туда. Это уже на маскировку заказного убийства под бытовое не тянуло ни с какими волшебными натяжками. Как бы Мишины ребята по указке начальства не старались.
«Уаааа… Уаааа…» – раздавалось за ближайшим углом. Значит, Юра был на месте. Художеством, оставленным убийцей, впечатлился. Кирилл говорил, что он не блевал только в морге, где проводил вскрытия. Чувствовал себя там на своей территории. Был лучше любого судмедэксперта, потому на особые дела всегда привозили первым. И пусть заблюёт всё вокруг и изгадит, но вещи иногда замечал такие, мимо которых обычный тренированный взгляд проскакивал. Например, это Юра заметил щель в доме Вербицкого, на месте убийства, куда вставляли нож для колки льда, чтобы согнуть немного лезвие. На кухне, под гарнитуром. Не важно для чего – не его задача искать причины. Главное, указал на деталь.
Данила остановился. Его самого чуть не вывернуло. От выпитого с Верой в кофейне коньяка подташнивало на голодный желудок. Ужинать перед сном не стал, было поздно. Может, и хорошо, а то местечко рядом с Юрой у клумбы было свободно. Для глаз и желудка впечатлений в саду родителей Горюнкова-Дорогомилова было в это утро достаточно.
– Женщина... – дважды медленно обойдя всё место, вынес, наконец, свой вердикт Данила.
– Что?.. – Кирилл нёс за ним папку, тогда как Женя отошёл к ребятам.
– Своими руками или нет, но с большей вероятностью за всем стоит женщина. И она не совсем здорова. Есть признаки творческой хаотичной инсталляции. Простым языком выражаясь – "художества в полях"...
– Что это значит?
– Скульптор иногда не видит будущей скульптуры в мёртвом камне, а художник – пейзажа на полотне, пока не возьмут в руки один – долото, а другой – свою кисть... – остановились у яблони. – Прониклась на месте, так сказать… А это что?..
На земле, метрах в десяти от тела, лежала заколка для волос. Не затоптанная, не заржавевшая от долгого лежания, а будто вот уронили. Данила подозвал одного из ребят. Знаком показал, что б захватил пакет для найденного.
– Что наши девочки?
– Альбина всю ночь была дома. Аллу и Алёну проверили только утром. Недавно.
Он обернулся.
– Да помилуй же, Саныч, где я столько наружки возьму? Мы с Женькой сами не спали, у подъездов вчерашних девиц дежурили...
– А Вяземский?
– За домом наблюдают. Ему уже сообщили, но пока никуда не выезжал.
– Давай-ка сразу к нему…
Он знал, что Валентин Григорьевич Вяземский подвигами юности не сильно отстал от убитых. И в недавних похождениях тоже. Но вряд ли что скажет сейчас интересного. Любопытно было просто взглянуть на реакции на лице. Человека, который знает, что происходит, отличить от незнающего легко. Однако на лице Валентина Григорьевича во время разговора отчётливо проступил третий тип – допускал, что такое возможно, но не знал, откуда прилетел бумеранг. Да, наследили ребята в этой жизни.
– Вы понимаете, что,.. можете стать третьим? – обязан был спросить его Данила и спросил.
– С чего бы? – достаточно резко произнёс в ответ собеседник. – У меня есть охрана. А за последний месяц Андрей и Пётр, скорее всего, сами во что-то наступили. Я два дня назад вернулся из Греции. Общих долгов у нас нет. А вот у них двоих – были. Пощупайте кемеровских, это ж все знают. Говорил не связываться с ними. Не послушали…
Это было правдой. Не насчёт кемеровских, а по поводу Греции и последних застолий. Дорогомилов и Вербицкий несколько дней гуляли вдвоём, почти все майские. С гостями, разумеется, и с девочками. Обошлось без пароходов и яхт, несколько ресторанов в городе и скучные дачные посиделки. Со слов управляющего, горничной и охраны всё прошло скромно. Надо бы ещё раз их допросить, поскольку Дорогомилов умер, могли теперь сказать что-то больше. Мишины ребята пусть и займутся, у него людей больше.
– Наружку пока не снимать, – распорядился Данила. Вяземский вышел из дома через пять минут, в сопровождении охранника и водителя. Видели, как его мерседес уехал в город. Загородный дом, возле которого они стояли и где хозяин появлялся чаще всего, располагался в полутора километрах от дома родителей Дорогомилова. Всё тут было близко, и кто-то безбоязненно кромсал бизнесменов японскими ножами. Ещё и так дерзко, с вызовом. Кишки на заборе развесили не что б напугать соседей. Это был «звоночек» Вяземскому, последнему из троицы. Стойкое сложилось на этот счёт предчувствие.
Офис Вербицкого в этот день мог вызвать настоящее нерабочее отвращение. Если б только не мысль, что где-то на пару этажей выше ведёт приём Вера Борисовна. Время посещений в её кабинете начиналось в девять. Кому-то проблемы мешали жить прямо с утра. Данила появился позже, до десяти успел доехать до гостиницы и отдохнуть пару часов. Уснуть, кажется, толком не сумел, хотя какие-то видения посещали. Прыгающая с высоты Оксана, музыка, теплоход. Такое было возможно лишь в утренние часы. Провалишься на 20 минут, а перед глазами развернётся целая эпопея. Пытался достать девушку из воды, потому что в грёзах она сорвалась не с крыши двухэтажки, а прыгнула в воду с борта. А когда вынырнули из Волги, вместе гребли на каком-то большом контрабасе к берегу. Надо же такому присниться. Редкие сновидения касались его работы, но иногда оно случалось. Прекрасный повод навестить сегодня психолога.
В мягкое кресло в кабинете, где ещё недавно Андрей Вербицкий проводил совещания, Данила погрузился на несколько часов. Всё было собрано в папку. Имелось небольшое досье на каждого, составлены все были им лично. Их было уже девятнадцать – таким он видел близкий круг Вербицкого на момент убийства. Видео опросов и записи с камер в холле собрал в свой ноут. Включил и пересматривал, как позавчера толпились люди с цветами. Дима написал, что по записи с диктофона ничего интересного не выявил. «Амазонки» язвительно трепались, много молчали, и полезного сказали чуть. Два раза за ночь переслушал.
– Данила Александрович, с девушками-то что делать? – заглянул стажёр. – Кирилл Андреевич звонил. По всем трём подтвердилось, что дома были сегодня.
– Отпускай…
Покрутил снова видео, во второй раз полистал досье. Откидывал голову назад и сосредотачивался. Ничего. Ни один из перечня не подходил. А с появлением нового трупа начинать нужно заново. Если шеф даст команду углубиться, то он останется. Но после недавнего звонка почувствовал, что на самом верху хотят всё переиграть. Борисыч осторожно об этом говорил, намёками. Нехорошо было на личные дела такие убийства списывать, портить покойным репутацию, когда они так постарались при жизни для общества. Зато кемеровские бизнесмены, о которых упомянул Вяземский, много кому надоели, и Мишина группа за несколько часов хорошо постаралась, чего-то на них уже нарыла по своим каналам. Удобней вроде как оказалось всё на них вешать. При возможности, разумеется. Так что полковник слегка «натянул поводок», велел пока не усердствовать. Глядишь и намордник скоро наденет.
В дверь постучали. Одна из «амазонок» оставила вчера здесь помаду, доложил стажёр. Разрешили ей войти. Данила сначала продолжал листать бумаги, а потом поднял голову. Алёна Велеславовна. Или просто Алёна. Нашла свою забытую помадку, накинула на плечо сумочку и вильнула напоследок задом, обернулась в дверях на миг. Даже после Аллочкиных пиздюлей – фонарь под глазом горел ярко, как красный сигнал светофора – оставалась бессовестно красивой. Однако, полагал он, красота должна быть с совестью. С берегами и границами. Полыхающей, как вечный огонь. Красота такой амазонки, как Алёна, может быстро приесться. Вербицкого, по слухам, хватило на три дня, размолвка у них вышла на четвёртый. Да и не в его она вкусе, Данила таких не очень жаловал. Вкус же, как известно, – самая капризная женщина в жизни любого мужчины.
Впечатлённый собственным сравнением, он резко встал. Отложил бумаги. Почему бы и нет? Кофе, в конце концов, после развода он пить уже с кем-то научился. Мог теперь кому-то позволить залезть себе в голову. Хуже от этого точно не станет. Быстро накинул светлый пиджак, сегодня был при костюме. Зашёл выпить чашечку кофе в столовую, для храбрости, разумеется, и там же взял печенье с предсказаниями. «Если волшебство сегодня не случится, пусть это станет его горем», – гласила бумажка. Что ж, он и не ждал чудес. Дело-то сложное. Набрался смелости и с четвёртого спустился на третий…
Повезло, что на приёме никого не оказалось. Вера Борисовна была удивлена, но на сеанс согласилась без колебаний. Уложила его на диван, сама же осталась на стуле. Лишь изредка он не угадывал вопросы и их последовательность – «азбука» для него была знакомой. А потом, когда она спросила про полный контроль, его вдруг осенило. Вскочил. И, удивив её не мало, выбежал из кабинета, пообещав вернуться. Конечно же, контроль! Он просто просмотрел её, потому что она давно готовилась. Вот и не попала в лист подозрений. Сама, можно сказать, не вписала себя в него или вычеркнула. Всегда была рядом и всё контролировала, всё знала о них троих. А женщин, которых Данила отбросил поначалу, можно было насчитать десятка полтора, от младших бизнес-партнёров, сотрудниц, знакомых до мелкой прислуги и подчинённых здесь. Обижена была. Умна. Мудро скрылась в тени перед убийствами и выпала из поля зрения. Он-то отсматривал тех, кто в нём оставался – так ему велели. Всегда самым ближним кругом занимался. Эта же дама немножко отступила за границы. При «сорванной кукушке» последовательна и осторожна. Опасный противник. Разведёт перед носом костёр и устроит пожар.
«И что?..» – не понимал Лев Борисович.
«А то, что ждала она его, – продолжал Данила – Ждала, когда соберётся вся троица, без этого не начинала. И в первый же день приезда Вяземского из Греции Вербицкого вдруг не стало. Дорогомилова – сегодня; убила б и вчера, но он всю ночь в местном казино сидел в подвале. Вяземский теперь по плану. Чую. Печёнкой. А печёнка у «психов» вроде меня – вся в голове…»
Полковник молчал, сопел в ухо.
«Что, прям сегодня третий труп будет?..»
«Да не, денёк подождём. До второго трупа она понимала, что можем не сообразить про связь. И сейчас надеется, что не поймём. Потому, если создать условия… В общем, сегодня устроим ей выходной. А завтра…»
Снова сопит, старый филин. Размышляет. Ясно стало, что если сначала Данилу сюда и не для галочки отправили, то никто ни в Москве, ни здесь всерьёз личную версию уже не рассматривал. Вернее, её спешно перестраивали в заказную. Видимо, поменялись планы. Конечно, не ребята-следаки до такого додумались, им сверху эту мысль прививали. Самоубийство Оксаны накануне в газетах вообще замолчали, не было никаких грехов прошлого у убитых, копайте, пока лопаты не сломаете. А заказняк, как известно, особенно таких людей, желательно маскировать под несчастный случай, да под тяжёлую болезнь. Или под такую вот кровавую, но всё же бытовуху. Поползли уже подзаголовки про завистников, которые именно так всё обставили. Не было никакой мести, чистый заказ. Большой бизнес без большой крови не делят. Лишь бы к лику святых не причислили.
«А тебе-то зачем всё это? – раздалось, наконец, недовольно в ухе. – Ребятам подскажи. Свою задачу ты выполнил, кого надо, отсмотрел. Теперь пусть они и ловят…»
«Да взглянуть я на неё хочу, Лев Борисович, просто взглянуть! – уже нетерпеливо начал сам возбуждаться на начальство Данила. – Мне хоть про Кемерово, хоть про Старую Майну потом пусть напишут! Дайте ещё денёк-другой. Не получится, окажусь неправ – сразу вернусь. У меня профессиональный интерес. Для дальнейшего личного роста…»
Он не видел, но почувствовал, как Борисыч, поразмыслив ещё немного, махнул на него рукой. Знал старика и все его жесты, и, видимо, не больно-то с самого верху давили. Потому выдохнул раньше, чем услышал привычное «ну, добро, добро». А после этого повесил трубку. Выпил коньяку. И, сам того не ожидая, крепко проспал до утра следующего дня. На пять минут прилёг называется. Чуть дело не завалил.
– Собирай людей! – позвонил он следователю Жене рано. – И Мишиным тоже свистни. Пусть все послушают. Хотя бы примут к сведению…
У Миши были нормальные пацаны. И сам Миша был правильным. Другое дело, иглу на пластинку патефона ставило всегда начальство. Пока ехал с водителем, прошёлся по новостным выпускам в интернете. Часть из них, оказывается, пропустил. Ещё позавчера, через полтора дня после смерти Вербицкого, в газетах писали лишь про шестнадцать ударов. Не пятьдесят, не шестьдесят. Видно уже были намётки выводить всё на бизнес-разборки, без всяких личных мотивов. Очень уж менты хотели кого-то из Кемерово нагнуть. Ладно не про отравленную печеньку написали. С Дорогомиловом новости в инете разложились вообще пересохшим фонтаном. Ни слова про то, что выпотрошили. «Четыре удара ножом…» Как-то заткнули рот соседям. Записи с камеры с дома изъяли сразу, Миша сказал. С неё всё равно, как ни работай, ни увеличивай, не было ни хрена видно. Толком даже не ясно, мужчина или женщина, или вообще какое-то пугало. Однако, нет материала – нет пустых толков. Записи затёрли.
– Ну, что ж она – сегодня пойдёт за третьим что ли? Не ёбу ж далась… – с недоверием отнёсся сначала к идее Миша.
Для Данилы же ясно было одно: ёбу или не ёбу, кому бы или чему бы она не далась, а без этих троих уродов не обошлось. Всё из-за них, и никак по-другому.
– Ты сам видел, какое Рождество на соседском заборе устроила, – ответил он вслух Михаилу. – Вот и посмотрим. Есть чувство и понимание, что пойдёт до конца. Сегодня, если поможем. А ошибаюсь я или нет – увидим вместе…
Миша кивнул головой. От него-то требовалось дать двух парней покрепче и помоложе, да помочь устроить засаду. И с Вяземским поговорить заранее, что б отослал всю охрану от себя и приехал в офис Вербицкого один, без водителя. Там чтобы хорошо засветиться, побольше всем о планах на вечер рассказал. Миша обещал устроить. Руками, правда, развёл, мол, сам понимаешь, в газеты и это может не попасть. Бабу, если и возьмут, подальше закроют, а дело всё равно повернут по-своему…
Нервное возбуждение таким у него было впервые. Каждые пятнадцать минут порывался достать телефон, набрать Женю, Кирилла или Мишу. Хотел отменить всё к херам. Пусть сами тут варятся в своём котле правды и справедливости. В какой монастырь не сунься, а правила свои не навяжешь. Более того, прослывёшь дураком. Ну, поймают они её, как объяснил Миша, запрячут куда-нибудь далеко. А граждан Вербицкого с Дорогомиловым похоронят с почётом, и у каждого на главной городской площади будет своя именная плита. Может, кстати, и хорошо – будет куда сходить плюнуть. Тот же Ли Сюнь, например, с уважением вспоминавший Вербицкую Надежду Анатольевну, от сынули её золотого натерпелся премного. Да пусть хоть очередь выстроиться, чтобы плюнуть и растереть – может так и должна выглядеть в современном мире справедливость? На кладбище по могиле не походишь, погонят или замучают штрафами. Статью ещё найдут. А тут – топчи не хочу. И только плита будет знать, насколько хорошим был человек…
К дому Вяземского стекались тихо, по одиночке. Четыре беседки в саду, окружавшем дом полукругом. Такая же площадка с деревянными фигурками, как у родителей Дорогомилова. Строили, вероятно, в одно время, или делал один застройщик. Всё у них тут было как-то похоже, один поставит с вечера золотые врата, а наутро такие будут стоять у всех.
В доме было четыре входа. Данила засел за беседкой с заднего. Два входа закрыли изнутри, а двое Мишиных ребят расположились у четвёртого. Женя, Кирюха и их стажёр затихли в машинах снаружи. Вяземский Валентин Григорьевич оставался в доме один, включил на кухне телевизор и пил, сидя в кресле, вино. Сказал изначально, что не верит во всю эту херню с нападением. Но намекнул, что есть чем защититься. Лишь бы не начал шмалять, когда начнётся бедлам. Данила глубоко вздохнул, когда все они рассредоточились по местам. И в последний раз спросил сам себя, а верил ли он во всё это? Судя по тому, как прорисовал в уме, она появится обязательно. Даже если узнает, что Вяземского охраняет целая армия, придёт всё равно. Не сегодня, так завтра. Армию потому с собой не привели.
И главное. Как он догадался, что нагрешили не двое без третьего, но по-прежнему троица целиком? Да всё те же кишки. Шла по нарастающей, и третьему, последнему из них, бросила смелый вызов. Сегодня, вероятно, назревало лучшее её представление. Убить или погибнуть самой. А лучше всего – сгинуть обоим вместе. Вот только каким же сюрпризом станет для Вяземского её визит. Ведь он и вправду не верил, что за такое можно убить. И даже не предполагал, на кого подумать. Вот они каковы, трое покровителей города – в точности не помнили, сколько раз и кому оказывали своё «покровительство».
Он просидел в размышлениях и во внимании, наверное, до двух часов, пока не забеспокоился. Что ж, может, ошибся, и она не придёт. Осторожно покинул укрытие и подошёл к своей двери. И каково же было удивление, когда она оказалась запертой изнутри.
Вслушался, осмотрелся. Вынул из кобуры табельный пистолет. Медленно начал обходить дом. Посмотрел в сторону беседки, за которой сидели ребята. Тишина. В окнах кухни по-прежнему горел свет, слышался звук плазмы и тонкой струйкой поднимался в небо дым из камина. Жаль сквозь занавески разглядеть было нельзя.
Он хотел сразу было войти, но решил сначала заглянуть за беседку. И только зашёл за неё, увидел тут же обоих ребят. Лежали на земле. Дыхание ровное, тёплые, но без сознания. Бросил быстро Кириллу смс и понёсся к дому бегом.
Влетел.
Сначала было темно, полумрак. Шагнул из прихожей на свет. Тот горел впереди, слева на кухне, совмещённой с залом. Двигался медленно вдоль стены, и скоро увидел зальный камин. Плазма висела над ним. Звук MTV был негромким, но ничего кроме него он не слышал. Ещё три шага и поворот. Должны будут показаться два кресла, журнальный и барный столики. Остановился. Вдох-выдох, и снова шагнул. И тут увидел обоих.
Вяземский Валентин Григорьевич был привязан к креслу. Сидел вполоборота к нему в глубине. Процесс уже начался, и как получилось так, что ничего не было слышно, а парни оказались в отключке, Данила не знал. Более того, был искренне удивлён, увидев ту, что занесла нож над жертвой. Однако её глаза не изменились, когда она перевела взгляд на него, услышав чьё-то появление. Наоборот, в них вспыхнули огонь и ярость. Не страх и испуг.
– Алла Валерьевна… Не надо… – не приказал, но попросил он девушку. И, видимо, зря. Потому что при звуке его голоса она взмахнула орудием.
А дальше прозвучал выстрел.
Данила упал. Едва только сделал шаг к ним, и ноги его подкосились, будто стрелял не он сам, а кто-то в него. Мелькнула перед глазами барная стойка. Странная фигурка на ней. Кажется, даже терял на мгновенье сознание. Перевернулся затем на живот и пополз. Видел, как Алла тоже осела вниз, выронив перед этим нож. В какой-то момент паралич вдруг прекратился, и у кресла он смог встать на колени. Вяземский моргал глазами и ртом хватал воздух.
– Ребята, быстрей!.. – позвал Данила громко, не слыша до сих пор бегущих ног.
Взял девушку за голову, ладонью приподнял с холодного пола. Эх, Алла, Алла… Синие, как бирюза, глаза, угасали быстрее искр костра. Мгновенье – и они уже не держат взгляд. Целил ей руку, не в сердце же.
– Где были так долго?.. – обронил он, когда первым вбежал Евгений.
– Мы ж сразу… – ответил тот.
И вызвал две скорые, оценив всё своими глазами…
Городу нужно было отдать должное, в плане скорости прибытия врачей. И Аллу Валерьевну, и Валентина Вяземского уносили на носилках уже через десять минут, хоть находились все за городом. Девушку сначала забирать не хотели. Сказали, что следует дождаться труповозки, что ехать будет долго, поскольку на город одна. Данила только на них посмотрел, и споры сразу прекратились. Аллу взяли на носилки и унесли. Стажёр отправился вместе с ней.
Почёсывая головы и не понимая, что произошло, в дверном проёме стояли двое Мишиных ребят. Пришли в себя, когда услышали, как бегут Женя и Кирилл со стажёром. И, разумеется, ничего больше не помнили, ни как вырубились, ни когда. Врач скорой задержался и осмотрел их, проверил бегло зрачки и реакции. Потом уже вернулся в машину. Алла всё равно больше никуда не спешила. Не ясно, не ясно, как мог он её просмотреть! Она не подходила под профиль, даже слишком…
– Ты ничего отсюда не брал? – спрашивал Данила всех про барную стойку. – А ты?.. Все четверо ребят помотали головой. На барной стойке не было ничего, кроме рюмок и открытой бутылки. Верно, ему померещилась та игрушка. А всё из-за дурноты, от которой упал.
– Куда сейчас, Данила Александрович?.. – спросил Кирилл.
– В морг, – ответил он. – Затем в отделение…
***
Вопросов оставалось много. Но после разговора с Аллиной бабушкой – родителей у девушки не было – ясным стало почти всё. Данила первым встретил её в морге, уже через час. И пробыл всё время рядом, пока она плакала.
Как выяснилось, Алле Валерьевне организовали «прописку». Не за этим она устроилась к Вербицкому в офис, хотела на самом деле немного другой карьеры. Просто ошиблась с местом работы. И на даче её изнасиловали. Втроём. Вербицкий, Вяземский и Дорогомилов. Рассказала об этом только бабушке, но та велела молчать. И офис пока покидать не советовала, чтобы ничего не случилось из мести за своевольный уход. Эта троица в городе считалась всесильной. На дачу после случившегося Аллу брали ещё несколько раз, но ничего уже не делали, давали, видимо время освоиться и привыкнуть. А она считала дни, когда подаст заявление. Однако, в какой-то переломный миг с собой, видимо, перестала справляться. Психологу не говорила ничего. Просто запланировала убить из мести. Бизнесмены, разумеется, не догадывались, что так всё обернётся, что девушка не простит поруганной чести. Она и не простила. Милая болтушка Алла, как говорили о ней одногруппницы, имела два спортивных разряда, по плаванью и дзюдо. Занималась в секции спортивного ориентирования, а по вечерам – латинскими танцами. Отсюда и сила ударов. Технику же удара ножом, вероятно, освоила самостоятельно, ноутбук ещё проверят. И рост был метр семьдесят пять, крупный размер ноги, где-то под сорок. Вот такая сложилась на Волге картина без мольберта. Её предстояло увести в голове домой.
Казалось, ничто больше не должно волновать. Ни дрожь в её руке – ведь та могла просто трястись от внезапного нахлынувшего перевозбуждения. Ни то, что нож Алла держала правой. Левой она убила первых двоих. И собиралась убить третьего, только не успела переложить в другую руку. Всё-таки не левша, а универсалы, как она, правой пользуются чаще. Ну, не успела переложить, он же ей и помешал, застав над жертвой! И обувь надевала на полтора размера больше, чтобы сложнее было потом отследить. И машину со стёртыми до дисков протекторами тоже найдут, наверное. А в баре, где не было камер, в ту ночь, когда погиб Вербицкий, она не была – бармен частенько выпивал, мог ошибиться со временем. Да даже не с часом, а с днём! Мишины люди пусть и проверят!.. Но… что же тогда было не так?..
Наверное, всё проклятая совесть. За последние десять лет он даже с похмелья не мазал на стрельбище. Но тут, целил в плечо, и вдруг попал в грудь. Прямо в пылающее, полное страданий девичье сердце. Убил. Вот и терзался… Всё, что было плохое и пошлое в этом городке, стянулось сюда, в эти офисы семиэтажки. А почти единственное, что не успело в нём пожухнуть, как те герберы для Вербицкого, запачкали и растоптали ногами всесильные. Потом ещё и добили. Его собственной пулей…
Зазвонил мобильник. Полковник будто выбирал момент, когда слышать никого не хотелось.
– Да, Лев Борисович.
Сначала на другом конце по-стариковски вздохнули и шамкнули.
– Ну, ты как?.. – спросили потом. – Прислать за тобой водителя?..
– Нет. Сам поведу. Уже выезжаю...
Повесил трубку. Не хватало ещё чужого молчания за рулём в дороге. Своим собственным машина будет переполнена, от него-то придётся затыкать уши…
На гостиничной стоянке, когда сел за руль, двигатель завёл не сразу. Пытался не поддаться порыву доехать до офиса Вербицкого, чтобы… проститься с Верой Борисовной. Однако, сдержался. Он даже этого не заслужил. Дома поплачется перед зеркалом. «…назвала неумелой норовистой сучкой…» Вот, что нужно было услышать вовремя, а он не услышал! Другие девушки знали про изнасилование, но не осуждали своих хозяев. Он же не просто проглядел Аллу, а половину выводов сделал неправильно. Всякое в работе бывало прежде – ошибки, просчёты, недогляды. Но сейчас чувствовал себя так, словно выпил целый ушат отвара горькой полыни и всю ночь по затылку били кузнечным молотом. Сердце будто взяли в ладони и непрерывно перетирали руками вместе с речным песком. В груди покалывало мелкими иголочками. Фиаско, полное и разгромное. Теперь только домой. Никуда не заезжая и не сворачивая…
Пальцы включили радио больше по привычке.
«…отцы города и благодетели нового интерната, погибли в ходе кровавых разборок. В Кемерово в связи с этим начались первые задержания. Убийства планировались более полугода…»
Выключил. Будто нарочно все вещали обо одном. Горько усмехнулся и вывернул вправо руль. Левая нога медленно отпустила сцепление, другая надавила на газ. Автомобиль покатил по мокрой и блестящей от дождя дороге. А уже через десять минут он выехал на трассу. Маленький провинциальный городок оставался за его спиной вместе со своими правдами и неправдами…
***
Медная статуэтка встала на камин. На своё место. Требовалось время, чтобы глаза погасли, после третьего раза они всегда разгорались сильнее. Пришлось даже отвернуть к стене – Тутси начала шипеть и спряталась в страхе за пуфик в прихожей. В последний раз, после четвёртой жертвы, взгляд демона настолько разбушевался, что пришлось его спускать в погреб и несколько месяцев держать в земле, дабы не спалил всё взглядом. Нужно уметь самой останавливаться. Тем более у этого дела третий участник был последним. Демон злился, потому что не успел вкусить кровавого пира, как в предыдущие две жертвы. А крови глупой Аллочки, получившей под рёбра пулю, ему не хватило. Тело нужно было взрезать ножом, чтобы он слышал, как лезвие упирается в кости, как трещат мышцы и разрывается плоть. Старого демона, взращенного и воспитанного на древних жертвоприношениях, новомодное оружие не возбуждало. Кажется, раздражало только сильнее, и если каменная стенка камина нагреется под его взглядом, то придётся спускать в глубокий погреб. Зарыть в землю и держать там до осени. Её силы, которые он ей давал, слабее от этого не станут. И ум, и красота, и крепость тела, и положение – всё-всё останется при ней. Разве что на время пленения статуэтки в земле не будут приумножаться. Она даже ларец для этого специальный купила, тоже из меди, с малахитом на крышке. Зароет его прямо в нём, и сила взгляда древнего Уртуткху постепенно охладится.
Пройдёт время, и запертый в статуэтке демон снова станет покорным. Ему понадобятся новые силы, а он, в свою очередь, сможет напитать ими её. Ведь любое божество не было вечным аккумулятором, его нужно было поить живой кровью и зрелищем...
А Аллочка не разочаровала. Всего два часа накануне – и завелась, как маятник на ходиках. Раньше так не заводилась, просто тихонько плакала. Ну, как же – двое уже ушли, и без неё! Третьего в ад нужно самой отправить, иначе никогда покоя на душе не наступит. Убедить надломленный разум, с таким-то даром от древнего, было несложно. Сама у неё нож попросила, дала ей точно такой же. Старый набор одинаковых японских ножей, куплен ещё в семидесятые. Даже вонзить его не успела, когда словила пулю. Зато за троих посмертно и отвечать. У третьего случился инфаркт, не дожил до больницы. «Прощай, глупая белокурая девочка. Я забрала твою боль и всю её прочувствовала, отомстила. Но и тебе в этой жизни делать нечего…» Следователю из Москвы сильно повезло, что застал только Аллу, а не их обеих. Иначе идол был бы сегодня сыт. Может, зря его пожалела и остальных, с таким демоном засады были не страшны, не то что пулю направить в нужное место. С другой стороны, боялась, что от обилия крови станет слишком сильным и перестанет подчиняться…
Провела ладонью по плитке, там, куда вперился взгляд злого демона. Нагрелась как огонь. Видно, и вправду придётся спустить его в погреб. Или найти кого-нибудь завтра, чтобы насытить. Бомжа, например. Так даже лучше, что б все остались довольны. А потом опять перерыв на долгие десять лет. Ровно настолько хватало, чтобы поддерживать вечную молодость и всё остальное. Дорого она заплатила за право таким обладать, сама должна была погибнуть, за этим её когда-то с собой и взяли. Но молодость ранних лет победила, кости соперниц остались в горах. Старой Хозяйки и той, что хотела стать Новой. С той самой экспедиции на Урал прошло больше полвека, и уже в шестой раз пользовалась она взятой в сокровищнице статуэткой. Демон не говорил, сколько отпущено ей, ведь горы она покинула, жизнь будет не вечной без них. Да и не надо. Ей нравился город, и прозябать на холодных хребтах и в пещерах, как все предыдущие, она не желала. В зеркало сама видела, насколько была хороша, и чувствовала себя на прежние двадцать девять. Только сорванные цветы в руках почему-то быстро вяли. И это сильно печалило. Цветы она любила больше камней, но только те начинали сверкать на ладонях истинной жизнью. Напоминали об оставленных когда-то горах…
«Кто я?..» – подойдя к зеркалу, спросила она своё отражение.
«Кто я?..» – снова спросила, поскольку в ответ была тишина.
«Кто я?..»
«Ты… – ответили ей с той стороны нечеловеческим голосом-эхом. – Ты… наша хозяйка… Хозяйка Медной Горы…»
Автор: Adagor121 (Adam Gorskiy)
– Что… это?.. Ирисы что ли?..
И кабинет, и приёмная – всё в них было по европейскому стандарту. Или как его там принято было называть? Блестит, дорогая мебель, не белёный потолок, пластиковые окна – значит евроремонт. Однако цветы на столе стояли даже не в вазе. Обычная трёхлитровая банка. Пять ирисов в ней выглядели чуть лучше вчерашних гербер. Наклонили головки.
– Не донесла, – глядя на нежные растения, с сожалением произнесла Вера Борисовна. Стебли хотя казались достаточно сочными. – Я и вчера бы не взяла, догадывалась, что так будет. Но аспирантки упросили, они тоже знали Андрея Дмитриевича. Мы у меня дома занимались, когда новость в интернете выскочила.
– Не каждый день на работу ходите? – уточнил Данила.
С ней было ожидаемо нелегко, иногда будто с самим собой разговаривал. Это лишь неопытному уху со стороны могло показаться, что шла беседа двух милых друзей, обменивающихся после долгой разлуки интеллигентными колкостями.
– Зато работаю каждый день. Не помню, кто научил меня видеть разницу.
А вот это он понимал. Иногда хотелось сосредоточиться, не слышать посторонних шумов и размышлять «в безопасности», в зоне комфорта, в родных стенах дома. Но даже его привилегированное положение не всегда позволяло это делать. Начальство, когда долго не видело, начинало пускать слёзы. Бранились, накидывали сверху дел, не понимая, что уединения от увеличившегося объёма требовалось только больше. Приходилось как-то лавировать.
– Значит, Андрей Дмитриевич, говорите, тоже бывал у вас на приёме? – нарочно топорно сменил он тему, грубо перейдя сразу к делу.
И Вера Борисовна оценила такой ход, улыбнулась. Это было очко в его пользу как специалиста в её области.
– Дважды, – ответила она. – С первого раза не понял, что руки ко мне тянуть не нужно…
Данила изобразил гримасу неловкости. Комично получилось, и оба рассмеялись.
– А что же … эти? Его «амазонки»…
Вера Борисовна игриво захлопала ресницами. И ответила словами из песни:
– Мало-мало-мало-мало-мало огня…
Напела. Красивый голос. И сама как таёжная сказка. Тут даже не надо было понимать Андрея Дмитриевича. Закрутить с тридцатидвухлетним психологом утончённого ума и выжигающей глаза внешности хотел бы любой. Хоть раз крутануть столь раритетную пластинку на своём граммофоне. Ей даже просто могли платить за визиты сюда и приходить поглазеть, послушать. Конечно, она своей внешностью пользовалась. Но, судя по всему, сугубо в профессионально-финансовом поле, в личное такие люди, как Вера Борисовна, с работы ничего не запускают. В обычной жизни, скорее всего, была скромна и одинока. Вот она, поломанная туфля сапожника или погнутый докторский стетоскоп.
Разумеется, ничего она ему не показала. Мол, приходите, изымайте, хранится всё здесь, других рабочих архивов не имею. Что до убийства – сама не думала ни на кого, а психов – так их тут полгорода было. Практика у Веры Борисовны процветала. Здесь хорошо жили только Вяземские и Вербицкие, и те, кто на них работал. Не обязательно напрямую, но в дочерних предприятиях или в зданиях, которые принадлежали им и абы кого туда не «заселяли». «Естественный отбор» во славу единственных! Она и сама выбрала себе кабинет в семиэтажном офисном центре, где заседал Вербицкий, лишь потому, что здесь можно было почувствовать себя как в столице или даже Европе. Здание класса B+. Чистенько, дорого и все улыбаются. А несколько лет назад она продала квартиру, скопив, наконец, на приличный домик за городом, где смогла разводить любимые цветы. И, можно сказать, совсем стала счастлива. Вот этим поделилась уже от сердца.
– Что ж о цветах-то не заботитесь? – напоследок спросил Данила, когда вкривь или прямо хоть что-то у знал о некоторых из её клиентов из офиса Вербицкого.
– Да не свет это, не свет, – словно её уже достали этим вопросом, ответила Вера Борисовна. – Иранские удобрения. Хотела подешевле, с рук. А вышло вот так…
Данила осмотрелся. Развёл удивлённо руками, указав на роскошь, в которой она сидела, и он перед ней, за столом, с другой стороны.
– Подешевле? С рук?
– Сто двадцать квадратных метров, – просто ответила Вера. – Весь мой первый этаж. Знаете, во сколько обходится содержание такой оранжереи?
Он не знал. И поднялся.
– Понятно. Сто двадцать метров. Ухожу…
Вот же паучиха. Хоть не критично, но обдурила малость. Ночью сделали копию с её журналов, открывали кабинет. В сейфе хранились только плёнки – ей-ей как у западных психологов! Вербицкий был у неё на приёме четыре раза, и раз – у её помощницы Светланы. Пять получалось в итоге. Но, признаться, всё говорило не против неё. Не суйте, мол, нос не в ваше дело. Большего о внутреннем мире и проблемах убитого она всё равно сообщать не собиралась. Скорее всего, не скажут ничего и плёнки. Главное, что они с ней друг друга поняли, и что-то сильно сомнительное после того, как совершилось убийство, скрывать бы она не стала. Может быть, Вербицкому удалось дотянуть докуда-то руки, и Вера не хотела говорить о других визитах по этой причине. Нечем тут было хвастаться, когда речь шла об Андрее Дмитриевиче. Вера Борисовна не «амазонка». Могла же она «оступиться»? Но быстро сделала для себя выводы.
– Обед-обед-обед! – Данила издалека показал на часы Кириллу и Жене, когда вышел после четырёхчасовой беседы с психологом. Время с ней пролетело незаметно. С двумя её девочками поговорит позже. Если не передумает.
Опер и следователь тоже дали понять, что ещё не обедали. И пришлось сесть с ними в машину, чтобы ехать на дачу к Вербицкому. В офисной столовой захватили кофе, печенье и бутербродов с колбасой. Жевали в дороге. Стажёр, который был поставлен охранять комнату с «амазонками», ждавшими допроса, позвонил в пути и спросил, что с ними делать, коли все так неожиданно разъехались.
– А ничего, – ответил Данила в трубку. – Главное, не выпускать и не давать работать. Никакой плазмы, журналов, мобил, пусть занимаются только друг другом… Что?.. Да хоть глаза пусть выцарапают, но сидят и ждут нас до вечера. Открой им окно подышать…
Дима потом прослушает запись. Данила оставил цифровой диктофон под столом. Иногда, когда медузы-горгоны сходились в одном пространстве и им ничего, кроме кислорода в окно не оставляли, таких чудес могли наговорить. Интересно будет узнать…
Только и успели доехать до дач, когда пришла смс от Валеры Казанцева. Данила запросил на всякий случай имена последних девиц. Выяснилось аж три. Те самые, что приносили на Вербицкого и Вяземского с Дорогомиловым заявления, но потом забирали. Переслал сообщение сразу Кириллу.
– Я тут один управлюсь, – сказал он им, отправляя обоих. – Сами поговорите с девочками. Звоните, если что…
Делать нечего, он старший. Хотели подучиться у него, работая рядом, но рук и вправду не хватало. С Москвы уже начали звонить со всего верху, расследуйте, мол, найдите, посадите, обезглавьте. Такого хорошего человека завистники погубили.
На дачу пришлось прокатиться не просто так. Кроме того, что хотелось взглянуть самому, в каком направлении ушёл преступник, произошло ещё одно событие. По нему собственно Мишины ребята и звонили. Два давнышних соседа Вербицкого, Багров и Батурин, чьи дома стояли ближе других, попались недавно, и попались вдвоём. Оба были из списка подозреваемых, беседы с ними запланировали на поздний вечер. Однако ребята успели проникнуть в дом убитого сами. Воспользовались тем, что много входов и окон, оторвали оградительную ленту и даже прикатили тележку. Пытались вывезти сейф, но охранник увидел. И Мишина группа теперь ждала, чтобы обоих забрать в отделение. Знали, кем послан Данила, с уважением отнеслись к ожиданию.
– Чего полезли-то? – спросил он у обоих. Снял с них наручники, когда остались втроём в одной из комнат. – У вас же дома ничуть не беднее…
И что бы они не ответили, он уже знал – убийцы среди них не было. Отпустил бы раньше, чем разносчика пиццы, доведись беседовать с ними с первыми.
– Да денег он должен нам, – сказал за двоих Багров. Батурин в подтверждение кивнул головой. – Больших денег, почти семьсот тонн, зелёными. Наличкой брал. По-соседски, без расписки. Нам тоже так давал, под честное слово. Только спросить-то с кого теперь? Мы ж подтвердить не можем. А в сейф наше при нас же и клал. Позавчера. Вот мы и…
В общем, ребята влипли. Убийство, конечно, на них не повесят, своё слово для Мишиной группы он скажет. Но для подобных изъятий долгов у покойных имелись суровые номерные абзацы в тонкой книжке УК. Теперь это станет заботой адвокатов.
– Миш, забирай!.. – позвал он коллегу через дверь. – Не они, – добавил, когда тот вошёл. Положил перед ним на стол наручники. – Вроде не буйные…
С женщинами всегда было сложнее. Как бокал с охлаждённым вином, с туманной испаринкой на стекле – не всё сразу видно. Вроде и знаешь, каким будет вкус, перед тем, как разлить, бутылку держал в своих руках. Но каждый глоток словно сюрприз. Были и среди мужчин преступники, которым удавалось его обмануть, пусть ненадолго. Но не в провинциальных городках или дачных посёлках. К жительству в таких местах был склонен иной мужской контингент, немного попроще. Его он видел насквозь, простой, словно розовый бисер на вышивке. Такими и были Батурин с Багровым.
Что ж, придётся заново выводить весь близкий круг, который на данный момент становился прозрачным, понятным. Его отпустили на неделю, и времени было достаточно. Не было задачи найти убийцу, важно было понять, есть ли он в ближайшем окружении. Киллеры, кредиторы, завистники, должники – хлопоты Мишиной группы. Данила чувствовал, что без личного тут не обошлось, и дело было не только в количестве нанесённых ударов. Иногда и обычный заказняк маскировали под что-то подобное, жуткое, бытовое. Отбрасывать то, что и сейчас, возможно, была маскировка, опыт работы не позволял. Масса нюансов действительно переплелись слишком тесно. Как говорят доктора, симптомы одного заболевания похожи на симптомы другого. При слишком личном и «горячем», свежем, как правило, оставляют много следов. При более «холодном» и отсроченном варианте всё может выглядеть выверенным и продуманным, меньше следов и больше изящества. Как с тем известным мексиканским блюдом. Убийца в доме Вербицкого наследил достаточно, даже оба орудия оставил на месте. Но в то же время многое из этого пока было бесполезным и ни к чему не вело. Включая след обуви и протекторы шин, взглянуть на которые его позвали.
Забор. На прутьях остался кусок искусственной кожи, с кровью самого Вербицкого. Значит, были перчатки. Залез, осмотрелся, спрыгнул. В посёлок попал, скорее всего, той же дорогой. Камеры все обошёл, потому что знал хорошо расположение. Их тут всего было пять – не ахти какое покрытие для деревеньки в двадцать четыре дома. Ну, типа свои, могучие олигархи и родственники, кто к ним посмеет сунуться? Ан вот, извольте.
Собаки перестали брать след за дорогой. И до неё-то путались. Потом даже пошли за одним из оперов. Но первый раз, когда остановились за ограждением, след лысых шин обнаружили прямо за обочиной. Рисунок хороший, но очень уж походил на квадрат Малевича. Чёрный, красивый и непонятный.
Пока он возился и ползал в траве, пачкая джинсовые коленки, рядом на пригорке появилась молодая женщина. Спускалась по тропинке в его сторону. С открытой улыбкой, хорошо одета, и грациозна как горная серна. Сразу было видно, не местная, из приезжих. Ибо первое, что бросилось в глаза – вкус и достоинство во всём облике. Интересно, что делал тут этот цветок, в поволжской пыли? Грязи, как ни странно, в это время года не оказалось. Приехала, наверное, навестить родителей. Жила где-нибудь в соседнем посёлке или каталась на яхте, которых у берега на якоре стояло судёнышек пять или шесть. Сейчас вышла просто прогуляться.
– Что-то потеряли? – с улыбкой спросила она. – Помочь?
Ну, надо же. Его приняла за деревенщину.
– Ага, – ответил он ей, почти не отвлекаясь. – Я поищу здесь, а вы – вооооон там. Потом поменяемся…
Бегло взглянул на неё вблизи.
Сохранив улыбку, не изменив длины шага, женщина прошла мимо него. Не обиделась, не испугалась, но поняла. Главное, подобрать нужную интонацию. Плюс немного несложной мимики. Правильно заметил один из героев Тарантино: «Не важно, ЧТО вы говорите, главное – КАК вы это делаете…»
Лазанье по кустам ничего не принесло. Кроме общего понимания, которое и так можно было получить от Мишиных ребят. Просто захотелось пройтись везде самому, головой преступника. Даже закрывал глаза иногда, представляя ночь, защитную темноту и прохладный ветер. Безусловно убийца хорошо знал местность. Вот тут он остановился и вышел из машины. В семи метрах от дороги, нарочно съехал в сторону, что б даже в свете фар за зелёной изгородью его авто не заметили. Прошёл до забора и перелез. Какое-то время выжидал момента у цветника Ли Сюня, а затем отворил дверь и вошёл. Интересно, он знал, что та будет не заперта, или готов был проникнуть как-то по-другому? А ещё, возможно, его запустили. Запястья позволил связать, потому что угрожали огнестрельным оружием. Но пулей убивать не хотели, только своими руками и ножом. Выполнил задуманное за несколько минут, насладился результатом и тем же путём покинул дом. Уехал потом в неизвестном направлении. Впрочем, как до этого тут и появился. Даже здесь, вдалеке от трассы, было шесть разных дорог – во все шесть сторон света. Местные гордились своим городком. Небось и два солнца всходило на востоке.
Снова позвонил стажёр.
– Данила Александрович, они тут драку устроили. Я их по разным комнатам рассадил. Две требуют адвоката...
Сцепились-таки «амазонки».
– Кто первым начал?
– Алёна. Аллочку хотела побить, но та её навозила мордой по полу. Что делать?..
– Верни всех назад и сядь вместе с ними... Драться не давай, остальному не препятствуй. И это... Ты бы масла в огонь подлил что ли. Пусть не молчат.
– Как… подлить-то?..
– Придумай что-нибудь... Скажи, что Альбина самая красивая. Оказывай только ей знаки внимания.
– Данила Саныч?..
– Да шучу я! Просто придумай. Девушке своей позвони, если сам не можешь…
И повесил трубку.
Комната пахла мармеладом и пахлавой. Сладкое стояло на столике в вазочках, а рядом дымился в прозрачном чайничке чай. Кружка в маленьких руках китайца казалась просто огромной. Скромная осанка, небольшой сколиоз. Покорные глаза привыкшего подчиняться человека.
– Ли Сюнь, – попробовав душистый отвар, обратился к нему Данила. – Вспомните все последние гулянки. Кто был, во сколько приехал-уехал, как часто выходил подышать к вашим клумбам. Друзья, женщины, гости…
Маленький человечек отвечал односложно. Лишнего не говорил, от себя ничего не добавлял. Если не спрашивали, просто молчал. Потому всё пришлось собирать как пазл, спрашивать нужное, опираясь на гипотетическое. Таков был менталитет, не умысел. Вот же восточные люди, убил на него целых два часа, а ничего. Только давно всем известное и самые ничтожные мелочи. Подобными мазками завершают картину, готовую, когда она есть, нарисована. Управляющий и повар поведали ребятам Миши намного больше про последние загулы хозяев. А пять лет назад, как рассказал управляющий, на теплоходике, будучи в хмельном азарте, Вербицкий и Вяземский с Дорогомиловым этого Ли Сюня самого напоили. А потом подвешивали за ноги и окунали в воду с борта, рыбалили, так сказать, волжскую акулу «на червячка» приманивали. Тогда ещё была жива мать Вербицкого, и чтобы китаец не ушёл, наутро, протрезвев, в качестве извинений подарили ему целую пачку долларов. Кажется, тысяч двадцать. Незавидной была судьба у маленького самурая. Но очень доходной. И, к слову, какой же он самурай, если китаец? Тогда уж Джеки Чэн! Стиль Пьяного Мастера. Каждый выбирает свою судьбу и сколько готов в ней вынести. Этого Вербицкого на самом деле мог заколоть любой человек с улицы. Даже о спину управляющего Гены умудрялся когда-то тушить окурки, и тоже ему платил, за каждый ожог отдельно. Весело прожил свою короткую жизнь Андрюша Вербицкий. Таким даже черту по итогам прожитого подводить было не нужно – сама, ещё при жизни, светилась ярко-чёрным. Очень часто, по каким-то неясным, совсем неюридическим законам, смерть подобных субъектов тянула за собой кровь многих других. Хотелось надеяться, что пара капель, выступившая на разбитой Аллой губах Алёны, окажется последней.
В офисе Данила появился после обеда. Наверное, ближе к четырём. Разумеется, сразу пошёл взглянуть на «амазонок». Первой, завидев его, навстречу вскочила Алёна. Требовала разобраться. Как и накануне, духом была тверда, но по полу Аллочка навозила её лицом прилично. Снова сидели вместе с Альбиной зарёванные. Требовали отпустить к Вере Борисовне. Чуть не поссорились, которая из них первой пойдёт. Алла ещё повторно попросила адвоката, сказала, что всех ненавидит и не может больше тут находиться. Снова расплакалась. Побитая Алёна держалась как камень. Даже улыбалась, видя слёзы «подруг».
– Что произошло? – выведя стажёра в коридор, пожелал Данила узнать сначала его версию.
– Ээээ… Фамилию забыл... Гражданка… Алёна назвала гражданку Аллу неумелой норовистой сучкой. Схватила за волосы. Я видел сквозь дверь. А когда вошёл, еле разнял. Цепкие у Аллы Валерьевны руки, сильней она оказалась…
Вроде все три числились в некоем полуэскортном «секретариате» Вербицкого. Но, видимо, внутри были свои различия и разногласия, раз обижались и называли друг друга такими словами. А про Алёну другие сотрудницы офиса поговаривали, будто год назад Андрей Дмитриевич чуть не женился на ней. Целых три дня тогда ходил такой слух, но быстро угас на четвёртое утро. Вербицкий протрезвел и вернулся к работе. Единственный раз, говорят, когда видели плачущей Алёну Велеславовну. Может, до сих пор чувствовала себя примой в сравнении с другими, поэтому всех называла проститутками?.. Корона – она ведь такая. Один раз надень, а обод потом всю жизнь на голове чувствовать будешь. Даже если не на неё примерял.
Неуютные появились ощущения после третьего разговора с «амазонками». Алиби у Алёны так и не подтвердилось. Но всё равно сомнения в причастности любой из них выросло до порога отказа от подозрений.
– Вера Борисовна!.. – окликнул он её у лифта, около шести часов, когда вышел подняться в столовую-кафе на четвёртый этаж. Нужно было успеть перекусить до закрытия и взять йогурты девочкам, с ними он ещё не закончил. Хозяйка психологического кабинета тоже направлялась наверх. Её кабинет был на третьем.
– Сегодня допоздна?
– Алла Валерьевна и Альбина Петровна ещё у вас, – сообщила она про двух амазонок. – Если задержите их, то я бы пошла домой. Буду признательна. Они у меня сегодня на шесть и на семь…
– Можете ехать, – весело кивнул ей Данила. – Для вас – задержу…
Восхитительно и благодарно улыбнулась. Оставив при этом поднятым барьер.
– Хотела заняться цветами… – объяснила.
Он снова улыбнулся в ответ. С удовольствием сам помог бы ей с домашней оранжерей, а затем сводил бы в парк, в театр или в кино. Защита у неё была, однако, как бронежилет. А времени его снимать и лишних усилий в запасе на это не имелось.
Йогурт, спустившись, передавал уже в руки стажёру.
– Не вернусь через пару часов – отпустишь до завтра, – распорядился напоследок Данила насчёт «амазонок». А сам на стоянке прыгнул в машину. Помчался с водителем из офиса Вербицкого по узеньким улочкам городка.
Кирилл и Женя объехали девушек по наводке Казанцева. Вернее, успели только двух. А по пути, когда выдвинулись к третьей, позвонили родители первой, Оксаны. Там изначально, что дочка, что мама с отцом, отказывались разговаривать. Девушка вообще замолчала, выбежала из комнаты. Отец, правда, потом намекнул, что два года назад, когда всё случилось, от Вербицкого к ним приезжали. Оставили денег, много, и велели молчать. До сих пор ни копейки не потратили, показали пакет. Он и говорить-то начал, только когда поверил, что московский следователь интересуется, и что сами Кирилл и Евгений работают с ним, а не с районным отделом, где проживала семья. Про ночь убийства Вербицкого сказал, что Оксаны накануне дома не было. Но вроде была у подруги, по-тихому дал её номер. А как позвонили договориться о встрече с подружкой, та рассказала, что неделю её уже не видела. И следом уже позвонил отец. Сообщил, что Оксана после их отъезда… спрыгнула с крыши их двухэтажки. Сломала шею. Была ещё жива, но в больницу отправилась в тяжёлой коме. Боялись, не довезут. Данилу набирали из коридора возле реанимации. Сделать что-то в этой ситуации он не мог, но всё же решил доехать сам. На квартиру пострадавшей срочно отправили группу, осмотреть личные вещи и комнату. Юра говорил, что убийца мужчина, но чем чёрт не шутит? Разъярённая кошка становится тигрицей. Рост у Оксаны был выше метра семидесяти. И обувь по размеру близка – это ещё в прихожей Женя заметил.
– Как думаешь, признание?.. – первое, что спросил Кирилл, когда встретились в коридоре больницы.
– Не знаю, – честно ответил Данила. – А не перестарались? Меня с вами не было.
Оба пожали плечами. Не в первый раз вели подобные беседы, делали всё тактично и осторожно. Тем более, с девушкой поговорить не успели, а только с её отцом. Такое, конечно, бывало и хуже, чем сам разговор, вполне могло послужить триггером для прыжка. Следовало подумать об опытной женщине-сотруднице. С другой стороны, прошло несколько лет. И деньги взяли, и в инстанции выше за защитой не обратились, вообще взвалили на себя всю ответственность. Вот как тут судить, кто и в чём виноват? И в то же время всё походило, действительно, на признание. Осталось выяснить, где Оксана была той ночью, а эксперты поищут на одежде следы. Прыгать с высоты и лишать себя жизни в любом случае никогда никому не стоило. Ведь это всё большая иллюзия, что быстрое самовольное падение разжалобит кого-то там наверху, и поможет потом вознестись в рай на весёлом облачке. Скорее, протолкнёт только ниже. Короткий путь – путь в никуда…
Всё равно было жаль. Их всех. Прыгунов с летунами и глотателей таблеток с кислым уксусом. Нельзя не пожалеть человека, потерявшего надежду и способность принимать ведущие к чему-то правильному решения...
Девушка умерла, не приходя в сознание. Прямо на операционном столе. Из дома тем временем забрали её одежду на экспертизу, изъяли из квартиры ножи. А теперь перерывали двор. У отца был гараж, в который он не ставил машину, и там со своими подругами она иногда тусила. Играла в местной готической группе, что пару лет назад, однажды, участвовала в поволжском круизе. Они выступали на теплоходе, а Вяземский с Вербицким и Дорогомиловым оплачивали культурную программу для отдыхающих. Катали по Волге своих гостей и партнёров по новому бизнесу. Вот так и познакомились. Это после того волжского тура Оксана приносила заявление. На третий день, как только дали частный концерт в известном дачном посёлке. Два дня её группу, состоявшую сплошь из молоденьких девушек, оттуда не выпускали. В милицию отважилась прийти только она. И то с ней быстро вопрос «порешали», заявление пришлось забрать на следующий день. Группа после этого больше не репетировала, и каждая из пяти участниц отправилась дальше в жизнь своей дорогой. Об этом рассказал отец Оксаны, пока надежда ещё была и дочь его оперировали… Но всё оборвалось…
– Куда? – спросил Кирилл.
– Домой. В гостиницу…
Дело, на которое он не хотел выезжать, перестало приносить удовольствие. Утром первого дня он почти видел, чем и когда оно закончится. Но надежды на двух подозреваемых лопнули. Новые не появлялись. Теперь понимал, что если не подтвердиться версия с погибшей Оксаной, то он тут скорее всего больше не нужен. Дожмёт «амазонок» и сразу домой. Его задача была почти выполнена. Оставит только ребятам наводки, к чему и к кому присмотреться получше…
– Давай-ка в офис, – попросил он Кирилла, пока не повернули на ведущую к гостинице дорогу. – Документы забыл. На ночь ещё полистаю…
В многоэтажке Вербицкого он в третий раз за день встретил Веру Борисовну. Весёлую, счастливую. Будто отдохнувшую.
– Дождалась, – с улыбкой сказала она.
– Меня?..
– Ваших девушек. И моих клиенток.
– А как же цветы?
– Сегодня пусть вянут без меня…
Медленно пошли пешком. До остановки. Успевали ещё на последнюю маршрутку.
– Я по-прежнему не могу сказать вам, о чём они мне говорят. Непрофессионально. Но могу сообщить о другом. О том, что не сказано…
– Об убийстве? – пытался догадаться он.
– Неа, – играла она.
Пришлось изобразить на лице томительное мучение.
– Ни о чём, – после паузы произнесла Вера Борисовна, когда они оба остановились. – Любое слово клиента – тайна. Но когда слов нет, то и скрывать, стало быть, нечего. Альбина Петровна сегодня молчала. Впервые не сказала ни слова. Все два часа проговорила я, и она меня только слушала…
– А до этого… когда был с ней последний сеанс?
– Я на допросе?
Форточка, которая едва приоткрылась, захлопнулась перед самым носом.
Однако вид у него, вероятно, стал настолько расстроенным, что Вера даже рассмеялась. Вернула своим смехом хорошее расположение духа им обоим. Даже захотелось улыбнуться. Он не сказал о произошедшем на работе. Такое ни к чему. И был благодарен, что шёл сейчас не один.
Кофе они выпили недалеко от её дома. Домик был за городом, но в том направлении автобусы ходили до одиннадцати. В десять двадцать пять стояли под крышей автобусной станции, до которой также догуляли пешком. Сверху накрапывал дождь, а Вера переживала, будет последний рейс или нет. Перешли с ней на ты. И как только автобус появился, перед носом Данилы закрылись уже не окна, двери. Пусть будет так. Если эксперты ничего не выжмут из имеющегося у них за ночь, то утром плотнее займётся Альбиной. Она, в конце концов, ночевала в дачном посёлке. И Юра тоже не отрицал, что при всех мужских признаках, пусть и косвенных в большинстве, пару процентов на то, что убийцей могла оказаться женщина, он оставлял…
А ночью зазвонил телефон. Не мобильный, который он отключил, чтобы выспаться. Всегда в первые дни утомлялся сильно на новом месте. Звонил обычный, гостиничный дисковый, стилизованный под семидесятые. Данила нехотя протянул руку. В окно падал ранний свет, а, значит, было больше трёх часов утра. Поднёс трубку к уху, сказал «алло». И уже через несколько мгновений сел на постели, спустил с кровати ноги, готовый одеться.
«Кого-кого?.. – переспросил он. И уже глуше: – Когда?..»
***
Она застала его в спальне. Поставила предмет на прикроватный столик, когда смело прошла к нему и показала себя во всей красе. Была почти обнажённой, чуть распахнула лёгкую курточку. Голые, в красивых колготках ноги.
– Как… Ты?.. – успел он удивлённо спросить, ставя бокал с мартини на окно. Улыбнулся при этом неловко.
Но когда глаза статуэтки зажглись, сразу стал безвольным и потерял дар речи. Пустил слюну.
Вывела его в сад, где усадила. Крепко привязала руки к цепям, а ноги к сиденью. Забинтовала мерзкий рот. После чего убрала статуэтку в сумочку. Возможность шевелить руками по своей воле и мычать в тугую ткань к нему скоро вернулись. Ничего, никто не услышит. А вот он должен прочувствовать всё, иначе жертва напрасна.
Вербицкий был нежен. Сначала очень старался. Дорогомилов же – сразу груб. За это и получал теперь остриём, без всякой предварительной ласки. Будто рогом разгневанного бизона ему пробивало толстую шкуру с треском. Качели качались, она сама помогала им раскачиваться сильнее. И каждый раз животом он натыкался на нож. Голова его поникла быстро, уже после шестого соития с острой сталью. Пришлось тогда остановить это детское веселье с катанием и продолжить руками самой. Ей нравилось это делать. Сумеет насытить она – вдоволь насытят её. Когда же закончит работу, покажет её плоды тому, для кого всё делала. А в истинном и конечном смысле – для себя самой…
Звук повторился в четвёртый раз и Данила выглянул в окно. Не без раздражения. Дачный дом, почти особняк, на двадцать пять комнат, хоть и был богатым, оказался одноэтажным. Потому всё хорошо было слышно при открытых фрамугах. Так не похоже на стиль обычных миллионеров-олигархов местного пошиба, любивших выставлять своё богатство напоказ и вширь, и ввысь. Уж если строить, то этажей десять сразу, чтоб флюгер на башне скрябал небо и дырявил облака пипкой. Но комплекс строили голландцы, качественно и долго. И вышло как их горная деревушка. Единственным зданием, где действительно было больше одного уровня, оказался двухэтажный жилой дом покойных родителей, пустовавший на данный момент, и баня с мансардой, заставленной сплошь картинами. Кто-то из бывших недавних пассий Вербицкого рисовал, и дамочка эта надеялась тут задержаться. Метила территорию краской. Как сказал садовник, просто не успели за ней прибрать. Картины должны были пойти на выброс, вместе с оставшимися мольбертами, подрамниками, палитрами, кистями и прочими художницкими атрибутами. Теперь, видимо, выброс откладывался. Вербицкий был мёртв, и прямых распоряжений на этот счёт прижизненно не оставил. Да и хотелось взглянуть на мазнявые каракули обиженной мамзели. Вдруг, как окажется, от отвергнутой любви кукушкой поехала, и как личность творческая нарисовала что-то на прощанье. Всё-таки больше сорока ножевых ранений, и все в живот. Так сказал навскидку патологоанатом Юра, после чего, вновь не найдя туалет, выбежал блевать на газон.
– Уааааа… – в пятый раз отрыгнул он с зычным рыком. Данила отвернулся от окна.
Это была новая команда и сюда его «пригласили». Хотя ребят он знал давно. Доводилось работать несколько лет назад и с опером Кириллом, и со следаком Евгением, и патоанатомом Юрой. В тот первый раз убийство было попроще, без колотых и ножевых, почти без крови. Тихо задушили шнуром от утюга и запихнули на антресоль. Залили потом строительной пенкой, но прежде замотали тело в пищевой целлофан. Через какое-то время труп, понятно, «вытек», однако мумию обнаружили через год. Успела высохнуть, дом долго стоял пустым.
Сейчас всё было намного красочней. Сначала били ножом для колки льда – тоже валялся в крови у кресла. Потом – принесённым с собой японским ножом для разделки рыбы, и оставили торчать в животе. Садовника с поваром уже опросили, таких ножей ни один из них в комплексе никогда не видел. Оба работали на Вербицких и Вяземских больше шестнадцати лет. Да и базе самой доходило двадцать, ещё родители в начале нулевых строили. У Вяземских стояла малая судо-ремонтно-строительная верфь на Волге, а Вербицкие в Подмосковье, Самаре и Казани прокладывали теплотрассы. Богатые в Поволжье и России люди.
– Уаааааа…
Кирилл гоготнул.
– Все одиннадцать лет вот так. Когда кровь не из носа видит, – сказал опер про Юру, удобрявшего снаружи стриженный американской машинкой газон.
– Так что ж в анатомах всё сидит, мучается?
Кирилл пожал плечами.
– Упёртый как Сизиф. Тот бы ему поклонился…
Очень не хотелось сюда ехать. И больше из-за прохладной майской погоды, грязюки под ногами и вечного холодного бриза с широкой Волги. С утра специально заходил к полковнику, что б не по звонку сорваться. Спрашивал. «Лев Борисович, а я-то зачем? Группа ж работает …» «А ты другую возглавишь. Кирюша с Женей – ты помнишь их – будут на подхвате. А анатом Юра – на две команды один …» Добавил потом: «Ну, просили меня, просили. Лично генерал. Сказал, что б хозяйке Медной Горы звонил, мол, мастера пусть на недельку отпустит…» Данила любил несмешные шутки шефа. И было приятно, что ценили его работу. Майора, и даже капитана, он получал за заслуги раньше стандартного срока выслуги. Но переться весной в какую-то заскорузлую… в общем, так далеко не хотелось. И судя по тому, что коньяку не предложили, всё по нему уже было подписано и решено. Только выезжать, обговаривать бесполезно. Проще было жить лет двести назад, невольником, крепостным – можно было податься в бега куда подальше, затеряться в Сибири, в Поволжье. А тут и сейчас – всё равно найдут.
– Может, в гостиницу для начала, Данила Александрович? – спросил Кирилл. – Вещи завезёте, отдохнёте часок с дороги. А я заеду…
Они действительно торчали тут два часа, и осматривать, кроме трупа, которому после смерти развязали руки и оставили в кресле с ножом в животе, больше было нечего. Эксперты поработали первыми. Юра на тело давно насмотрелся. Он был тут с раннего утра, сразу, как позвонили, и уже третий завтрак спускал коту под хвост. И вправду упёртый. Знал, что выблюет, но всё равно ел.
– Вещи в гостиницу пусть отвезёт водитель. А мы давай сразу в офис Вербицкого…
Вербицкий Андрей Дмитриевич был сорока двух лет отроду. Не женат и бездетен. Сынок из последнего московского золотого поколения. Его родители слышали когда-то вживую самих Битлз, не здесь, а в далёкой Америке. Андрюшу завели поздно, когда нагулялись. У самих отцы – не последние люди из парткома, а дед – тот вообще сидел за одним столом с Молотовым. Большую политическую карьеру членов семьи можно было проследить аж до 17-го года, до выстрелов Авроры и взятия Смольного. А, стало быть, наследственно были людьми обеспеченными и со связями. До тридцати лет Андрюша был сущим демоном для городка, куда переехали из Москвы. Он сам и двое его дружков, такие же сынки партийных. Потом уже за ум взялись, приобщились к делам родителей в середине нулевых, и вроде как немного успокоились. А храмов-то сколько построили, отмаливая грехи бурной юности, – не счесть. Два или три. Остановились, когда вошли в 2010-м в крупный холдинг. Там деньги оказались нужнее. Стали на доходы покупать особняки: в Греции, на Мальдивах, в Испании, на разных диких островах. Где-то даже к местной общине присоединились и католическую церковь на чужбине выстроили. В этом же дачном комплексе, который их родители для себя и для друзей строили, встречались, когда задерживались в России дольше пары месяцев. Могли вместе кутить неделю, но уже по-тихому, не как в ранней молодости. Иногда переползали на яхту и всё веселье продолжалось на Волге. С девками, цыганами, медведями, балетом-варьете с оркестрами – всё, как положено. Про весь этот задний фон бытия знаменитой троицы – Вербицкого, Вяземского и Дорогомилова – по дороге сюда по телефону слил Валера Казанцев, знакомый гэбэшник. Хороший парень и в доску свой, в армии служили вместе… И фамилии-то оказались у всех старинными и звучными! Правда только Вербицкий с Вяземским носили свои с рождения. Сынок Горюнковых стал Дорогомиловым всего лет десять назад, папенькино с маменькиным имечко, видите ли, приелось, на дальнейшую жизнь не устраивало. Говно всегда норовило в обёртку «Мишек на Севере» завернуться. Зато заводик по изготовлению стеклопластика Дорогомилов Петя возглавить не забыл. Его отец выкупил это производство у государства ещё в 90-е. Многие партийные чинуши тогда хорошо сориентировались в новой жизни. Так, что на пятнадцать поколений вперёд хватит…
Убили Андрея Вербицкого левой рукой. Это Юра тоже успел сказать предварительно, когда в очередной раз забыл, где туалет, и выбегал стремглав на улицу. Бежать, как оказалось, было ближе, чем путаться в коридорах без указателей, ища по дому толчок. Тыкали умершего все сорок-пятьдесят раз снизу вверх, и некоторые удары были очень сильными. Подробности всплывут после вскрытия, Юра и так сообщил много при первичном внешнем осмотре. Хотелось бы, конечно, узнать пораньше и остальное, но можно пока пощупать людей.
Просторный кабинет с внутренней кальянной, когда приехали, облюбовали уже эксперты. Как и приёмную с комнатой отдыха. Данилу всё равно больше интересовал секретариат, располагавшийся в левом блоке. И весь его персонал. «Личные амазонки», как отрекомендовал их на входе охранник, знающе подмигнул вдобавок. Разговорчивый тип оказался, подробно с ним можно побеседовать позже.
И, действительно – хватило одного лишь беглого взгляда, чтобы понять: по многим признакам перед ними стояли настоящие амазонки. По всем, кроме одного, самого главного – обе груди у трёх девушек были на месте. Их даже звали примерно одинаково: Алёна, Альбина и Аллочка. Две уже были зарёванные после разговора с сотрудниками, одна пока держалась. Алёна. Она сразу показалась более стойкой, и грудь у неё была крупнее, чем у двух других. Это ж как для мужчины яйца. Чуть показать или выставить вперёд, погреметь, покатать по столу – продвинешься дальше конкурентов.
Обычный тест, который он всем подсовывал, девушки сдали на отлично. Старались очень. Наплёл, как всегда, что изучал, каким там образом работают у них полушария, говорил, тест важен для дальнейшего понимания – строить с ними последующие беседы. На самом деле смотрел на почерк левой и правой руки, и на общую моторику обеих. Первый раз в жизни столкнулся с таким, что с двусторонней задачей справились все участники. Ну, Аллочка чуть хуже других написала левой. А так – полный восторг! Интересно, что ещё они выполняли одинаково хорошо обеими ручками? Любая из них могла заколоть убитого. Осталось выяснить, какая к ударам была приложена сила. Девчонок сегодня же проверят на динамометрах и прочей силоизмерительной лабуде, поскольку все три из них регулярно бывали на даче. Где были конкретно этой ночью, оставалось пока неизвестным. Аллочку вроде видели в три утра в каком-то баре. Алёна утверждала, что провела всё время дома. Альбина была на той же даче, но в самом дальнем домике. Это она плакала больше всех. «Пихнул, и ушёл…» – рассказывала она про Андрея Дмитриевича, навестившего её не столь романтично в десятом часу вечера. Вроде, по словам сторожа, никуда потом не выходила, и покойного видела не последней. Шумиха утром в посёлке уже поднялась, когда сама за рулём уезжала оттуда на работу. Машину вывела через третий выезд, ближний для неё. С ней почему-то не подсуетились, все остальные машины перехватывали. Не доставало сил у местной полиции, людской ресурс везде был ценен. В общем, все три девчонки жили одни и были одиноки – понятно, что не в полном смысле слова, при таком-то гусе-начальнике! – и надо было их проверять. Время наступления смерти – от двух до четырёх. Жаль, камер мало, и в городке, и на дачах. Многое смогли бы отсеять на начальном этапе.
– Ну, что? – с улыбкой, весь простоватый, но только на вид, спросил тихо Кирилл, когда временно отпускали девушек. От столичного сыщика всегда ждали каких-то чудес. Три года назад он их им показал. Кролика из ширинки не доставал, но что за «египетский фараон» запрятал тогда на антресолях мумию, вычислил за два дня и одну ночь.
– У них не только две сиськи… – серьёзно ответил Данила. – Есть две руки. Причём у каждой. Правая, и левая. Ну, всё как с сиськами, догоняешь?..
– Чего?.. – не понял опер.
Но он уже махнул на него рукой – самое интересное начиналось далеко впереди, на этом же первом этаже, но сразу у входа в здание.
В офис почти одновременно приехала целая толпа и охрана едва справлялась у турникетов. Море цветов, в букетах, вёдрах, руках, под мышкой, по несколько штучек, огромными охапками, в целлофане, газетах, красные, жёлтые, розовые, яркие и нежно-бледные. Двое парней с крашенными голубыми волосами и серёжками в ушах привезли огромный веник цвета морской волны. Как-то, через шесть с половиной часов после того, как садовник обнаружил тело, информация об убийстве просочилась-таки наружу и взорвалась камуфлетом. Уже даже журналисты прибыли, с камерой и микрофоном. Данила хотел лично отсмотреть всех, кто так быстро откликнулся на разошедшуюся новость. Это было его основной задачей – не должники с кредиторами, не конкуренты с завистниками, а личный и ближний круг. Именно в этом он специализировался. Одного подозреваемого успел уже исключить – того самого садовника. Ли Сюнь долго служил в доме Вербицких, ухаживал на дачах и в двух особняках за клумбами, разбивал большие цветники, давал указания двоим помощникам, но лично всегда занимался цветочками в горшках для мамы погибшего, подрезал их и пересаживал в её приёмной, и продолжал это делать после смерти Вербицкой, в прошлом году. Имел водителя и машину. А ещё был карликом. Тридцать два килограмма весу и сто двенадцать сантиметров росту. Данила даже руки его успел рассмотреть. Если с изящным ножом для колки льда китаец управился бы, то не с той здоровенной японской «катаной». И сил бы у него хватило разве что разделать ей рыбу. Повар тоже был на полпути, чтобы встать рядом с Ли Сюнем у черты невиновных. Никак он не подходил под убийцу, блевал, склонившись, вместе с Юрой на клумбу Ли Сюня, и, как сказал управляющий Гена, был «тихим мирным геем-пацифистом». Об этом Данила мог сказать и сам, ещё не услышав такой характеристики. Навыки профильного психолога и «портретиста» в таких делах выручали.
Среди полусотни подъехавших соболезнующих паства выделялась самая разнообразная. Три юноши, худых и элегантно одетых, приехали с ведром высоких роз и комнатной собачкой. Последнюю часто передавали друг дружке, и той весьма не нравилась ходить по рукам. Тварь злобно огрызалась, пока, наконец, одного из них, самого тощего и прыщавого, не типнула за нос. На кончике показалась капелька крови, но у бледных мажоров, включая укушенного, это вызвало только умиление. Просто Морковка – так звали собачку – была не в духе, как выразился один из них, её утомил длинный переезд. Эти же трое тихоней, кстати, спровоцировали хаотичное возведение мавзолея из цветов и мягких игрушек у одной из стен холла, до турникетов. Охранников никто не слушал, их вообще оттеснили быстро, да ещё и накричали. Но как только они отошли, скандалы у стены прекратились. Оператор с телевидения – понятно, что местного – включил, наконец, камеру и начал снимать. И это было хорошо. Потом можно изучить запись, посмотреть на некоторые лица. Девушка с микрофоном и звукооператором, приехавшие с ним вместе, пыталась договориться с ЧОП и попасть за турникет, заснять приёмную и кабинет Андрея Дмитриевича. Даже строила глазки, глупо и неуместно хихикала. Кокетничала, получается, работала как настоящий профи. Однако морж там плавал – все трое мужланов в форме быстро превратились в интеллигентных «кенов», и, не вступая в диалог, отвернулись от назойливой прессы.
А вот подтянулись и первые «партнёры». Сосредоточенные лица, как у оборотней в полнолуние сведённые на переносице брови. Ну, сразу видно, что люди серьёзней некуда, срать без охраны не ходят, в дорогих безвкусных ботиночках и не все ещё поснимали «малину» и золотые цепи. Ими займётся Мишина группа, ребята из местного отделения. Даниле они были не интересны. Даже если убил кто-то из них. Куда больше заинтересовали четыре буддиста в соответствующих одеждах. Оказывается, незадолго до смерти Андрей Дмитриевич, по слухам, принял буддизм. Никто его правда с веником перед собой, метущим дорожки, что б не наступить на невидимых гусеничек и микробов, не видел, но воины турникета всех четверых пропустили сразу же. И снова отогнали назойливую прессу. Тех уже собралось на подступах втрое больше.
Позже других, и сначала среди общей толпы их действительно не было видно, появились какие-то стипендиаты факультета искусств и деятели местной культуры. Всего-то принесли пару цветков на всех, но тоже как-то узнали. Новости вылезли в интернет. Толпа к тому времени разрослась до паломнического хода. И с появлением последних вошедших начались самые громкие разговоры. Галдели, орали, спрашивали друг друга, цыкали и шикали, призывали к спокойствию, но получалось только хуже и громче. Самые скромные не задавали вопросов напрямую, а тихо и молча стояли в сторонке, напрягали уши и делали вид, что смотрят на рождавшийся у всех на глазах цветочный мавзолей, восхищались им, поддакивали и кивали головами. Всем-всем хотелось узнать пикантных подробностей. Аж слюни роняли. Ведь не во сне преставился местный богатей Андрей Вербицкий, не за завтраком на веранде подавился печенкой, не оторвался от натуги в туалете тромб, не переехал двухэтажный автобус в Лондоне, не разжевал крокодил на ночном флоридском сафари, не сраная атипичная пневмония, не рак, не инфаркт, не волчанка, не васкулит. А больше сорока ударов ножами, тыкали связанному в живот, пока не умер. И продолжали наносить удары после смерти. Патологоанатом Юра это ещё не подтвердил, но по предварительной картине было ясно. Кто-то Андрюшу малость невзлюбил. Не то за старое за что припомнили. Не то не успело забыться новое, и «резанули» эдак ещё по горячему. Такой вот грустный криминальный каламбур.
– Что скажешь, Саныч? – подошёл следователь Евгений, закончивший опрашивать заместителя покойного, когда Данила рассматривал какой-то настоящий зоопарк. Четыре молодые женщины, переодевшиеся лисичками и львицами, с шариками и сахарной ватой, тоже приехали с букетом цветов, с чётным количеством. Ссорились, кто будет возлагать. В глаза готовы были друг дружке вцепиться.
– Вот же бестиарий… – покачал он головой.
Потом вышел за турникет, когда народу стало меньше. Через час. Подошёл к зеркалу, размалёванному уже губной помадой. Один из юных бледнолицых джентельменов, тех, что с одной собачкой на троих приезжали, оставил воткнутой свою серьгу. Маленький вандалёнок. Прямо меж плиток расковырял в стене шов, насвинячил замазкой на пол. Вот чего он тут с селфи долго крутился.
– Макс!.. – позвал Данила одного из охранников ЧОП-а, с кем уже разговаривал.
– Кто оставил вот эти герберы в вазе?..
Охранник пожал плечами.
– Проверить по камерам?
– Ага, отследи.
Обычные кладбищенские цветы. Один только нюанс – будто на кладбище уже побывали. Словно с могилы, несвежие, пожухшие.
После пяти вечера, перекусив слегка здесь же, в столовой офисной высотки – целых семь этажей как ни как, почти небоскрёб по местным меркам – собрались подвести первые итоги. В кабинете, где покойный проводил планёрки. В ближайшие дни их там точно не будет. Ждали, когда вернётся Кирилл от старшей сестры Андрея Дмитриевича. Из всех ближайших родственников покойного в живых оставалось только она. И вроде как лечилась от какой-то формы ДЦП. Разумеется, как и принято было в богатых семьях, жила в полном достатке, где-то далеко, за городом, но не на Волге, а с другой стороны, возле соснового бора.
– Водитель, первый зам, близкий друг, сестра, три амазонки, два соседа по дачам и доставщик пиццы с настройщиком антенны, – вслух был зачитан список тех, кто мог оказаться во время убийства рядом. Вернувшийся Кирилл покачал головой насчёт сестры Вербицкого и её водителя. Никуда они два дня не выезжали.
– Десять. Плюс те, кого мы пока не знаем, – закончил Данила, подведя маркером под именами черту на доске.
– Минус одна амазонка, – поднял вверх телефон Евгений. Только что ему пришёл ответ на запрос от дознавателя. Алиби Аллы Валерьевны Сазоновой, той самой Аллочки, что «смазала» немного левой рукой, когда проходила тест, подтвердилось.
Что ж, хорошо. Из видимых десяти секторов круг сузился на один. Но менее круглым от этого не стал. Девять возможных претендентов пока оставались.
Где-то к восьми вечера из перечня убрали ещё троих. И первым от общей компании грешников откололся мальчик-доставщик. Он привозил из города пиццу на скоростном спортивном велосипеде, донёсся за двенадцать минут. Андрей Дмитриевич сам вышел и лично с ним расплачивался. В 22-00, сразу после неудачного визита к Альбине. Пиццу он заказывал для них двоих. Но, как выяснилось после третьей беседы с Альбиной недавно – сразу не признавалась, ибо не каждая женщина сможет сказать о себе подобное – не особо-то у них что-то и вышло. Человека убили, а она до последнего переживала из-за того, что он её не захотел. Потому и не смог. Слишком много коньяку выпил, а она ещё и платье не то надела, нервничала. Вот он быстро и ушёл, не стал второй раз пытаться. А пиццу забрал по пути, у второго въезда в их дачное царство. И пока портрет мальчика как убийцы разваливался, опера прислали подтверждение, что и его самого, и его велосипед видели после часу ночи у бабушки в доме. Нашли четверых друзей, что вмести с ним до пяти утра сидели во дворе, пили пиво и гоняли музон. Соседи тоже через забор их видели. Один даже заглядывал пару раз, прикрикивал. Вот и не вышел доставщик сегодня на работу, отсыпался, болела голова.
Настройщик антенн и интернета, что был после семи в трёх домиках дачной деревушки, вылетел из списка, едва Данила его увидел. Наверное, тараканов на кухне он убивал, и паре лягушек в детстве вставлял также в жопу соломинки. На этом его подвиги в криминальном мире закончились. Безжалостно был изгнан из подозреваемых вместе с замом – тот признался и назвал адрес и место, где был с проституткой. Проверяли, походило на правду. И личный водитель не без греха – выпивал с соседом, нашлось три свидетеля.
– Данила Александрович, девчонок отпустить?
– Помаринуй до полуночи, но беседовать буду утром. Только им ничего не говори…
И правильно. Тест с девочками ещё не закончился. Хрен с ним, с алиби, пусть пока будут на равных, все вместе. По ним и так ясно, жёсткая была конкуренция, понятно, зачем нанимали. Для работы с документами в офисе имелся целый отдел, для организации личных встреч, деловых и прочего – ещё два. А эти просто крутили попами, ездили в рестораны, встречали гостей, да бывали на дачах у Вяземского с Вербицким. Аллочку, кстати, последней взяли на работу, всего месяца три назад. Ей даже отстаивать пока было нечего, Алёна и Альбина значились на лучшем счету. И вид у Аллы Валерьевны был менее испорченный, единственная с законченной «вышкой». Правда в местном филиальчике.
Буддистов тоже пришлось отпустить. На подозреваемых они не тянули. Но очень ловко и ушло за месяца полтора завербовали в свои ряды одиннадцать человек из семиэтажного здания. Вербицкий же обещал им лодку, и то, что он принял буддизм, не подтвердилось. Они вообще не знали про убийство, пока не пришли сюда. Думали, завтра отправятся на большом катере на один из волжских островов. Медитировать и что-то там постигать. У Данилы через четверть часа беседы с ними аж у самого зачесались руки – потянуло на светлые ратные подвиги. Но когда тряхнул головой, отпустило. Выпроводил кое-как, приставучие. Велел позвать от турникетов охранника.
– Вера Борисовна, психолог, и две её аспирантки, – доложил чоповец Макс. – Её герберки, из дома, не с кладбища. Пока везла, задохлись. Лампы у неё не тянут, на дому выращивает, для себя. Оранжерея. Когда там чего-то не хватает, свету или витаминов, они вот так вот…
Молодец. Почти дознаватель. Сам опросил, хотя не надо было, всё о цветах выяснил.
– А сюда к кому ходит?
– Андрей Дмитриевич кабинет ей сдал, давно, года четыре, – ответил охранник. – Платит аренду. А бывают многие, тема-то модная. Я сам разок ходил, 500 рублей оставил. Альбина Петровна, Алла Валерьевна, Михаил Валентинович. Да десятки только из наших офисов. И с улицы по объявлениям, по рекламе и по знакомству.
Вот с ней бы надо поподробней. Но завтра. Все «амазонки» на приёме у психологини засветились. И зам, и рядовые сотрудники. Может, как «псих» «психу» что-то расскажет.
В девять же вечера, уже перед тем, как собирались заканчивать, нашли и близкого друга, с которым накануне на дачах была назначена встреча на 23-00. Не доехал он до убитого, увезли с аппендицитом с полдороги на скорой. Самому живот взрезали. Только под наркозом и не до смерти…
Для первого дня, решили, хватит. Нужно было перед сном уложить ещё всё в голове. Завтра будут психологи и заново пойдут «амазонки». И прочие, прочие, кто претендовал на второй и третий близкий круг.
Позвонил Валера Казанцев, гэбэшник. Нарыл то, что другие до него усердно зарывали, очень старательно и очень глубоко. Три богатыря во главе с Андрюшей Вербицким, оказывается, по молодости на этих дачах с девочками пошалить любили, причём на свои «шалости» у тех разрешенья особо не спрашивали. Приехали – значит по полной. Тринадцать лет назад нарвались на непростую барышню, с серьёзной защитной дружиной. Вяземским, Вербицким и Горюнковым большие связи пришлось подключать, чтобы замять всё и откупиться квартирами. Кажется, это проходило как «последний подвиг Геракла». Больше серьёзных шумих не случалось. Мальчики взрослели. Однако заявления в местную полицию ещё поступали от тех, кто не очень их тут боялся. И два года назад, и три. Правда, их потом быстро забирали. Сами научились подтирать за собой…
Договорить с Казанцевым не успели, позвонил вечно блюющий Юра. Того, что он был классным спецом, у него было не отнять. Теперь уже дал подробную картину. Смерть наступила в 2:30 утра. Вербицкий позволил связать себе руки. Последние удары были настолько сильны, что повредили рёбра и позвоночник. Убийцей был скорее всего мужчина, не ниже метра семидесяти пяти, левша, с поставленным ножевым ударом. Не только умел колоть лёд в стаканы и потрошить на кухне сазанов. Вероятней всего служил в спецгруппе или владел запретными ударами ножевого боя. Похоже, делал такое не раз. Уж больно хладнокровно. Сначала вонзал аккуратно и истязал, ножом для колки льда: за это говорили несколько отчётливых ран, которые не «перекрывались» другими, от большого орудия. А вот рыбным ножом орудовал от души. И тоже точно. Никаких отпечатков пальцев. О других оставленных следах пока говорить было рано, экспертам требовалось время. После забора, через который перемахнул в полусотне метров от дома, следы пропали. Сорок первый размер, если его. Сел, вероятно, в машину. С протекторами, по которым хрен чего определишь. Про это Юра уже не от себя добавил, а от Мишиных ребят. Вторая группа времени не теряла тоже.
Ну, вот и всё. Часть переосмыслить за поздним ужином, другую – во сне. И завтра продолжить. Служивый, спортсмен, мужчина. Версию Казанцева с личной местью тоже не отметать, за женщин, бывало, вступались не женщины. Начать же следовало с того, что заново пересмотреть весь ближний круг, по степени близости к телу, во времени и пространстве. А так же по самым личным моментам…
***
Перевалило за полночь, а сон всё не шёл. То одеяло, собравшись комом, начинало липнуть между ног, то без него, наоборот, становилось холодно. Простыня закололась и пальцы нащупали гранулу сухого корма. Это вечером она кормила с ладони Тутси. Один шарик провалился меж пальцев, когда та тыкалась мордочкой, и они его не нашли. Нечего есть на постели и пачкать – вот, теперь отыскался. Принцесса на горошине! Лишь когда луна, отогнав, наконец, от себя тучи, заглянула в окно спальни, первые признаки дрёмы распластали тело по постели…
Сон этот пришёл. Она никогда на самом деле не знала, нравится ей больше переживать всё наяву или видеть потом во сне. Не понимала, как получалось так, что грёзы были реальней и твёрже яви. За окном мог прогромыхать автомобиль, или Тутси начинала пищать на кухне и гремела пустыми плошками. Но, что она знала наверняка – такой сон никогда не оборвётся. Он, словно кино, лишь «встанет» на паузу, позволит ей из него вынырнуть, отвлечься на шум, перевернуться на спину или даже встать и дойти до кухни, попить воды. И как только голова коснётся подушки снова, пауза тут же «снимется», а сон докрутится до конца, возобновится с прерванного места. Сладкий, вдохновенный, с запахами и шумом, яркими чёткими до рези в глазах картинками. Проберёт полностью, до дрожи в ногах и руках, вытянет не раз струной её тело и заставит дугой изгибаться спину, громко стонать. А когда закончится, она ещё долго будет лежать на спине, блаженно расслабленной, напрочь лишённой сил, и смотреть «третьим оком» в потолок. Чувствовала, что веки её сжаты при этом плотно, но будто в каком-то серо-розовом цвете видела лбом на высоком потолке все пятнышки, разглядывала их так близко, словно те приближало увеличительным стеклом…
Он крикнул на неё, когда она отошла от кресла, оставив со связанными за спиной руками. Что-то говорил в затылок, надеялся, что игра закончится. Внутренний же настрой между тем нарастал, дыхание учащалось и сердце начинало торопиться. Как только надоело слышать его грязные ругательства, она развернулась, подошла к нему и отвесила ладонью по губам. Затем ещё и ещё, и била, пока не выступила кровь. После седьмого или восьмого раза тот сам уже стал отводить взгляд и опускать глаза в пол. Кричать и ругаться перестал. Понял, что не остановится, хмель выветрился. Сломала…
После заклеила жертве рот. В глазах отразилось осознание беды. Вот только не видел он, насколько та была близка. Нож для колки льда лёг в руку правильно. Сначала чуть надавила, и медленно затем ввела. Пошевелила внутри. Глаза у жертвы от этого полезли на лоб, не сразу понял, что с ним делают, пока ещё только сильно вздохнул и начал краснеть. Так, кажется, он вводил сам? Медленно и осторожно, старался впечатлить поначалу. Растягивал удовольствие и не спешил, дышал своим перегаром. Она считала. Он заходил в неё естеством четырнадцать раз, пытаясь быть нежным. Пока не сорвался. Задёргался как на скачках. Надолго напускного джентельменства там, где после черты его быть не могло, у него не хватило. Ей же всё время держали руки. И ровно четырнадцать раз она медленно входила в него остриём, пока не задышала чаще сама и удары не посыпались быстрее. Как это кровавое соитие возбуждало!..
Двадцать шесть. Встала с колен. Кровь была уже и на ней. Выронила нож, и тот не звякнул, а хлюпнул в лужу, натёкшую с его колен. Какой же живучий. Осознанного страха в его глазах не осталось, только дикий гаснущий ужас. Но сам он был ещё жив и, кажется, слабо пытался следить за ней взглядом. Сквозь тугие повязки на рту воплей его она не слышала, одно лишь мычание, но и оно показалось неимоверно громким. Отвернулась к барной стойке, поискала глазами, где оставила сумку.
«Рыбка-рыбка… Где наши потроха…Чем мы взрежем толстое брюшко?..»
Шагнула к кухне за принесённым ножом. Тухлоутробных сомов нужно было потрошить хорошим лезвием, специально для этого заточенным.
Она оказалась неправа, подумав, будто он был уже в одном шаге от смерти. Потому что, когда обернулась, вновь увидела его глаза. И вот теперь они наполнились настоящим ужасом, тем самым, которого от него ждали. Ибо всё, что мерцало в них прежде, было сродни ночным детским страхам. Кишечник сидевшего на кресле мгновенно со звуком опорожнился…