1998 год. Про наст, дождь и немножко сложно
1 сентября 1998 года выпал снег. Только вчера мы с бригадой и приключениями поднялись на хребет Кваркуш, чтобы провести на нём запланированные электроразведочные работы.
Моя бригада "Ух!" на стоянке с прекрасными видами перед Кваркушем
Переночевали в старой охотничьей избушке на краю леса и горной тундры, а с утра выпал снег. Он летел крупными липкими хлопьями, намекая на то, что очередной полевой сезон подходит к концу. Пришлось возвращаться в лагерь с надеждой на то, что снег надолго не задержится.
Снег не сошёл ни через день, ни через три, а всё больше заваливал окрестные леса и горы. Рабочие, наслушавшись по радио про творящийся в стране после дефолта бардак, собрались домой, начальство их особо не удерживало, поскольку и с продуктами, и с деньгами дела обстояли совсем невесело. Так что через неделю в лагере остался практически только «офицерский» состав да пара рабочих. Не очень-то много, но доделать работу всё равно нужно. И вот в один из этих морозных осенних дней я со своим рабочим Юрой Новиковым отправился на хребет Золотой Камень, чтобы провести контрольные магниторазведочные работы.
Мы с Юрой переходим реку Пелю. Фото этого сезона, но более раннее . Юра справа, радостный.
Магниторазведка – это старейший геофизический метод поисков полезных ископаемых. Ещё в 18 веке было замечено, что в некоторых местах стрелка компаса начинает «сходить с ума» - показывает неверное направление на север, а то и вовсе начинает кружить без остановки. Оказалось, всё очень просто – горные породы, богатые железом, имеют свою собственную намагниченность и поэтому влияют на стрелку компаса. А раз так, то можно смело использовать компас для поисков железа! Правда оказалось, что компас – не очень надёжный инструмент. Пришлось учёным придумывать более точную аппаратуру, ну а с появлением хороших магнитометров магниторазведку стали использовать не только для поиска руды, но и для геологического картирования, поскольку породы могут довольно сильно отличатся по своим магнитным свойствам. А контрольные измерения делаются всего лишь для того, чтобы оценить качество проведённых работ, а то бывали, знаете-ли, прецеденты с аномалиями из-за ножа, подвешенного на пояс не особо умного оператора. Правда, делать это особо никто не любит, поэтому очень часто контроль оставляют на самый конец сезона, когда основные работы уже сделаны.
Снег на профиле к нашей с Юрой радости, покрылся коркой крепчайшего наста. Идти по нему было сущим удовольствием: все коряги и завалы из поваленных деревьев, которыми богат восточный склон Золотого Камня, укрылись глубоким слоем снега, а ледяная корка наста позволила идти по нему, как по асфальту.
А завалы там действительно знатные. Вот, например, один из профилей, на котором мы работали. Скрин видео - качество так себе.
Я чуть не бегом бежал от пикета к пикету, а Юра, тащивший на себе рюкзак с перекусом, шёл чуть впереди и лениво обрубал топором мешавшие ветви деревьев. Красота, так бы всю жизнь работал!
К сожалению, всё вкусное когда-нибудь да заканчивается. Закончилась и наша комфортная прогулка: не успели мы подняться на вершину Золотого камня, как зарядил очень мелкий и очень ледяной дождь, который очень быстро «съел» наст со снега. А перед нами расстилалось Акчимское болото, через которое мы и летом-то ходили с опаской.
Занимаемся электроразведкой на Акчимском болоте. Я работаю на приборе стоя, чтобы не уйти в болото - стульчик очень хорошо мох прорезает.
Гадкое болото - в такие места вообще лучше не соваться
Очень это болото интересное: расположено оно на самой вершине хребта Золотой камень и окружает одну из главных вершин хребта, гору Золотой Камень, непролазными топями. Из него вытекают три реки: Акчим, Большая Золотанка и Средняя Золотиха, а само оно исследовано практически только с воздуха. Пройдя по болоту с полкилометра, я решил возвращаться, поскольку замёрзнуть оно не успело и на каждый наш шаг отзывалось раскачиванием так, как будто мы шли не по земле, а по огромному батуту, который к тому же грозил порваться в любой момент. Поскольку моржевание в наши планы не входило, то мы повернули назад по своим, уже залитым водой, следам.
Вернувшись в лес, мы с Юрой решили для начала отдохнуть, попить чаю и обсушиться, просто потому что к этому моменту успели промокнуть, замерзнуть и устать: всё же шесть километров в гору – это довольно много. И вот тут нас ждал небольшой сюрприз. Несмотря на наличие трёх упакованных в полиэтилен коробков спичек, сухой растопки в виде бересты и, как казалось, нехилого полевого опыты, разжигание костра в данных условиях оказалось нетривиальной задачей. Местная флора, в виде кривых ёлок, обросших моховыми бородами, впитавшими в себя всю воду этого мира разом, совершенно не хотела гореть. Совсем. Перед мокрым мхом был бессилен весь мой двенадцатилетний опыт работы в полях, а Юрин опыт, состоявший из одного полевого сезона и трёх лет исправительных работ, здесь явно не годился. Истратив два коробка спичек и всю сухую бересту, я плюнул и сказал:
- Пойдём домой, Юра, там чай и попьём.
И мы отправились домой.
Вот такая ледяная красота была в лесу.
Это был, наверное, один из самых тяжёлых моих походов. Напитавшиеся водой телогрейки (в то время стандартная верхняя одежда полевиков до того, как появились куртки на синтепоне) стали просто невероятно тяжёлыми. Ледяной дождь, окатывавший нас каждый раз, когда мы касались любой ветки или дерева, морозил руки и мерзко хлюпал в сапогах. Наст, размягчившийся от дождя, перестал держать, поэтому каждый наш шаг выглядел примерно так: встал – провалился – вылез из снега – встал – провалился – вылез из снега. И так все оставшиеся пять километров по лесу. Мы пытались идти и даже ползти на четвереньках. На четвереньках снег нас удерживал лучше, но сколько можно так пройти: сто метров, двести? Потом колени начинают болеть, а руки мёрзнуть от снега. Снова приходится вставать и снова идти в ритме: провалился – выбрался – провалился.
Через пару километров Юра пошёл «винтом»: ноги у него начали заплетаться, он стал оступаться и падать. Я забрал рюкзак с топором и магнитометром, который он тащил на себе, чтобы хоть как-то его облегчить. Не знаю, помогло это ему или нет, но теперь идти тяжелее стало уже мне – лишние пять или шесть килограммов груза за спиной бодрости отнюдь не добавляют. При этом приходилось держаться бодро и даже шутить, ибо ничто так не удручает рабочих, как начальник в депрессии. А ещё через сто лет мы всё же вышли на лесовозную дорогу, ведущую к лагерю, до которого оставалось всего-то пару километров. Юра сел на лесину, лежащую на обочине, и сказал:
- Всё, Иваныч, ты как хочешь, а я здесь останусь!
Я уселся рядом, поскольку устал не меньше, да и бросать рабочего мне бы никогда в голову не пришло. Усталые ноги гудели так, что казалось, будто они состоят из натянутых гитарных струн, так что отдых оказался весьма кстати.
Примерно в то самое время, только это я уже в лагере, возле вариационной станции сижу.
Посидев с полчаса на бревне, мы всё же сумели встать и отправились в лагерь пить чай и есть сечку с тушёнкой, которая в тот момент показалась мне вкуснейшей кашей в мире. И даже Кай Метов, орущий из кассетного магнитофона водителя звучал вполне мило и даже душевно.
А этот дождь всё-таки сумел растопить наваливший в сентябре снег, и на работу ходить стало совсем невозможно – реки вспучились от воды так, что переходить их стало опасно для жизни, а сам лес превратился в одно огромное болото. Так что отработать профиль мы успели очень даже вовремя.
Наша офицерская бригада перед самым отъездом домой. Я присел, а Юра стоит сразу за мной слева.
Подставляйте морду
Поздняя весна
iPhone 14 Pro Max | Lightroom
Пушистый друг Зельды
После сауны
Наша бы дама,после бани,протопила бы этот лед)
Санитарная зона
Снежинки бились в стекло, как слепые мухи. Поезд убаюкивал маленькую Варю ритмичным постукиванием стальных колёс и душным уютом полумрака – всем, что он мог ей предложить. Но девочка совсем не хотела спать. Она нехотя надевала колючий свитер из верблюжьей шерсти, подаренный бабушкой на 7-летие. И всматривалась в зимний пейзаж за окном пассажирского поезда: ей жизненно необходимо увидеть какого-нибудь лесного зверька. Это, своего рода, ритуал – по пути домой после выходных у отца высмотреть в окне какую-нибудь зверушку. Для Вари это хороший знак. Местность здесь дикая, а потому без местного “приветствия” домой она ещё не возвращалась.
Суетливая проводница объявила санитарную зону и теперь закрывала туалеты. Мама доставала сумки с верхней незанятой полки. В это время Варя воскликнула, тыча пальцем в стекло:
– Мам, там Санта!
Пары секунд девочке хватило, чтобы разглядеть в темноте леса, еле освещаемой луной, старика с красным мешком за спиной. Он уверенно шагал по сугробам в одном направлении с поездом.
Мама с шумным выдохом устало присела рядом с дочкой и обняла её:
– Доченька, собирайся. Ты же знаешь, что Санта дарит подарки только тем, кто хорошо себя ведёт?
Девочка с энтузиазмом продолжила собираться, косясь в окно. Проводница заглянула в их купе и предупредила:
– Подъезжаем к станции “1840 км”.
– Да, мы уже собираемся, – кивнула ей мать.
Девочка надела валенки, синий комбинезон и спрыгнула с сиденья. Мать взяла сумки в одну руку, другой взяла дочь за руку. Они прошли в тамбур мимо мужчин обсуждающих что-то пылким громким шёпотом; мимо малочисленной молодёжи, лица которых подсвечивались смартфонами; мимо торчащих из-под одеял пяток, как в морге, только без бирок на больших пальцах.
В тамбуре пахло сигаретами и чем-то механическим. Поезд замедлял ход. Проводница с умилением посмотрела на девочку. Та перехватила взгляд и тут же похвасталась:
– А я видела Санту в лесу!
– Ого! А как ты поняла, что это Санта, а не Дед Мороз?
– А он был одет в красное, а не в синее.
Состав остановился на небольшом техническом полустанке, чтобы перецепить локомотив. Проводница открыла дверь, выпуская тепло взамен на морозную свежесть.
– Всего доброго, – попрощалась проводница.
– До свидания, – ответила мать, спустилась и помогла спуститься дочери.
– С Новым годом, – обернувшись напоследок попрощалась девочка с проводницей. – Ведите себя хорошо, а то Санта угольки подарит.
– Ну, будет хотя бы, чем печку топить, – находчиво ответила проводница и засмеялась, закрывая дверь.
Из первого вагона вышел мужчина и направился в сторону деревни, закурив на ходу. Вспышка зажигалки на секунду осветила его лицо, испещрённое язвочками, и расчерченное шрамом на щеке. Кроме него и женщины с ребёнком на станции никого не было. Женщина вдруг задумалась: лучше дойти до деревни в компании незнакомого мужчины или в одиночестве, но по соседству с диким лесом? Она выбрала тактику пропустить его вперёд по протоптанной тропе и держаться позади на безопасном расстоянии. Из-за маленькой Вари спешить и не получалось. И вскоре мужчина скрылся за холмом, разделяющую тропу от станции до деревни пополам.
– Мам, а как думаешь, куда идёт Санта? Он шёл в нашу деревню? – заинтересованно заглядывала девочка в лицо матери, – Мы с ним встретимся?
Где-то в чертогах леса завыли волки. Мать заволновалась и ускорила шаг.
– Лучше бы нам ни с кем не встречаться, – обеспокоенно сказала она.
– Ой мам, волки поют! – воскликнула Варя и представила себе, как на залитой лунным светом поляне волки поют, стоя в ряд, как церковный хор, а перед ними сидят разношёрстные обитатели леса и с упоением слушают.
– Ага… Ничего хорошего в этом пении нет. Ты знаешь сказку про мальчика, который кричал: “Волки”? – старалась мать отвлечь ребёнка на подходе к холму.
– Да! Жил-был мальчик пастух… – начала девочка рассказывать маме сказку. – Ему было скучно пасти овечек и он вдруг решил закричать на всю деревню…
Сказку девочки перебил мужской истошный крик. К нему добавился волчий лай, похожий на кратко прерывающийся вой, будто череду смешков.
Мать резко остановилась, бросила сумку и взяла дочь на руки. По телу пробежала волна холода. Сердце заколотило по грудной клетке, как арестант, привлекающий внимание. Из-за холма доносился душераздирающий вой мужчины, его крик тонул в заполняющем всё вокруг волчьем вое. Холм загораживал происходящее, поэтому мозг с готовностью дорисовывал сцену по мрачному наброску.
Женщина попятилась назад к станции, вокзала там нет, но можно спрятаться в поезде или в крохотной будочке работника станции.
И тут на вершину холма поднялся волк Он величественно и надменно оглядел женщину с ребёнком и завыл.
Мать поставила девочку на землю и сказала:
– Беги к поезду, спрячься там.
– Мам, побежали вместе… – дрожащим голосом попросила Варя.
– Беги! – крикнула мама, и тут же волк кинулся на неё, шоркнув когтями по утоптанному снегу.
Варя развернулась и побежала к поезду, стоящему вдали, с теплом наблюдающим за происходящим своими жёлтыми окошками. За её спиной раздавались звуки борьбы, рычание, треск ткани и отчаянные ругательства матери.
На своих маленьких ножках девочка не смогла убежать далеко. Вдруг состав громыхнул своими суставами, потягиваясь перед долгой дорогой, и пришёл в движение.
– Стойте! Подождите! – кричала девочка ему вслед. Она заплакала от беспомощности, боясь обернуться назад и увидеть там страшную картину, которая случилась с её мамой.
– А ну пошли отсюдова! Вон! – раздался громкий бас по округе. Девочка вздрогнула и обернулась. Возле холма лежала мама. От её тела растекались струйки в разные стороны, как томатный сок по белоснежной скатерти. Издали доносились поскуливания волков.
Варвара медленно подошла и аккуратно присела возле матери.
– Мама... Мамочка, вставай! – дочь с упорством толкала маленькими ручками тело, желая пробудить маму ото сна. – Мам, волки ушли. Пойдём домой.
После тщетных попыток девочка заплакала. Поезд ушёл. И в тишине она услышала какой-то шум за холмом. Варя опасливо поднялась и подошла поближе. За холмом открывался вид на мирно спящую деревушку. По ту сторону холма на тропинке лежал мужчина в бордовом ореоле. Над ним склонился крупный седой старик в красном тулупе. Он разбирал разорванный труп на куски и бросал их в мешок из плотной ткани в пятнах и разводах, который местами сливался с багровым снегом.
– Санта?.. – неуверенно тихо спросила девочка.
Старик вздрогнул и обернулся. Он вытер мокрые красные перчатки о тулуп, взял мешок и потащил его по снегу. За мешком потянулась размашистая кровавая полоса, как от полной краски кисти, будто художник с небес рисовал красным по белому. Старик подошёл к девочке.
– Здравствуй, Варенька, – сказал он.
В нос девочке ударил спёртый запах железа и корицы. Великан снял перчатки и заткнул их за пояс, достал из внутреннего кармана красно-белую сахарную трость в герметичной плёнке, обвязанную зелёной ленточкой. Протянул её девочке и сказал мягким басом:
– Возьми, Варенька, покушай. А я пока для твоей мамы “подарок” подыщу.
Девочка с жалобным видом взяла сладкую палочку и спросила:
– А ты правда Санта?
– Да, а ты в меня не веришь? – спросил он, спрятав улыбку в густой седой бороде.
– Я всегда верила, а вот моя мама… – и девочка опять захныкала, оглянувшись на маму в луже крови.
– Ну-ну, Варенька, успокойся, попробуй леденец – он очень вкусный! – старик погладил девочку по пушистой шапке. Та поддалась и раскрыла леденец. – Ну вот, другое дело.
Он подтащил мешок к женщине и присел перед ней. Залез обеими руками в мешок и стал активно там перебирать. До девочки донеслось шуршание фантиков, будто мешок был доверху наполнен конфетами. Наконец, он вытащил красный продолговатый кусок мяса в прозрачной подарочной упаковке и бантом с надписью. Протянул девочке:
– Варенька, прочитай, пожалуйста, что тут написано? А то дедушка очки оставил в другой стране.
Девочка уже подуспокоилась. Санта контролировал ситуацию и сейчас поможет маме. Нужно только сначала помочь ему прочитать.
– Мар-гар-и-та, – прочитала по слогам она.
– Ну вот и славно, – старик развязал бант, стянул шуршащую упаковку и положил мыщцу в разгрызанную голень женщины. Мыщца идеально легла в пустое пространство. – Вот так.
– Санта, а что это? – спросила девочка с удивлением.
– Это? “Подарки”, – ответил он и вынул из другого внутреннего кармана иголку с красной нитью. – Один день в году я дарю подарки детям, а в остальные дарю подарки взрослым, хоть они в меня и не верят. Я их не виню, они думают, что выросли. Но они такие же детишки, как ты, только старые.
Великан потрепал девочку по шапке. Та тепло улыбнулась. Он насладился её улыбкой и начал зашивать ногу женщине.
– А где ты берёшь эти ”подарки”? – спросила Варя.
– У тех, кто плохо себя вёл, – ответил ей старик.
Старик зашил ногу и принялся искать в мешке кисть.
– А тот дяденька плохо себя вёл, раз ты у него забрал “подарки”?
– Ой, он очень плохо себя вёл. Он заслужил то, что заслужил, – ответил он, распаковал очередной “подарок” и начал пришивать. Девочка облизывала леденец. Глаза потихоньку закрывались. Она устала.
– Вот так, – повторил дед и убрал швейные принадлежности обратно в карман. – Как новенькая!
Варя проснулась утром в своей постели. С кухни доносились звуки готовки: гремела посуда, хрустели овощи под ножом. Девочка встала с постели и прошла на кухню.
– Уже проснулась, доченька? – мама обеспокоенно носилась по кухне, как фея. – Одевайся теплее. Я вчера забыла печку затопить. Не помню, как добрались домой…
– Мам, так это был Санта! – восторженно воскликнула дочка и засияла от радости, хлопнув в ладоши.
– А не рановато для него? – мама мельком глянула на отрывной календарь на стене. – 4 декабря только.
Варя потопталась на холодном полу и внимательно всмотрелась в мамину лодыжку. На коже виднелся еле заметный шрам в виде хвойной ветви.
– Мам, а ты веришь в Санту, только честно? – спросила девочка серьёзно, нахмурив брови.
Мать на секунду зависла над пышущей паром кастрюлей и задумалась, запечатывая мысли в слова перед ответом:
– Верю, Варя. Я верю, что кто-то наблюдает за нашими поступками и затем воздаёт по заслугам.
Варе понравился мамин ответ. Уже потом, повзрослев, она раздумывала над тем как он звучал: одновременно пугающе и успокаивающе. Но в тот день, она этого ещё не понимала. Маленькая Варя побежала в комнату надевать тёплые носочки. На плите гремела крышкой кастрюля. На окраине деревни возле холма толпились полицейские, криминалисты и местные зеваки. Где-то в одном из душных кабинетов уголовного розыска снимали ориентировку с доски “Их разыскивает полиция”. Дело закрыто. Маньяк растерзан.
Над лесом мирно падал снег.