Однажды в жизни наступает момент, когда совершенно все силы, всё внимание, деятельность каждой частички тела, мышцы и мысли сливаются в единый и мощный сверхорганизм, чтобы спастись. Чтобы помочь человеку выбраться из сложнейшей ситуации, убежать от опасности или перехитрить смерть.
Юлии показалось, что наступил как раз такой момент. Едва она шагнула в узкий коридор с книгами, а следом вбежала Сабрина, проход наполнился безумными мужиками. Они преградили путь наружу и с яростью набросились на женщин.
Дальнейшее Юлия помнила словно в тумане. Наверное, тело отпечатало в памяти уроки отца и само реагировало на опасность, но внутри же преобладали не злость и ярость, а ясность и спокойствие, а оттого и движения были точными и выверенными, будто разум знал, что произойдёт, раньше, чем это на самом деле случится.
Первый мужик, рыча, аки взбешённый тигр, и сверкая налитыми кровью и злостью глазами, ударил Юлию топором. Девушка мгновенно отклонилась и стукнула врага сначала свободным кулаком в лицо, от отчего тот слегка ошалел и потерялся, а затем по уху гардой меча. Голова мотнулась от удара, но мужик выстоял, лишь слегка покачнувшись и опершись о стеллаж с белыми книгами. Сзади хотел проскочить второй, но первый не вовремя вспрыгнул и оттолкнул того обратно.
Мужик зарычал и что есть мочи косым ударом снизу пустил топор в Юлию, но девушка подставила гарду, и скрещённое оружие со звоном высекло сноп искр в сла́боосвещённом редкими масляными лампами коридоре. Графиня резким движением отбросила от себя топор и ещё несколько раз со всей мочи приложилась гардой к лицу врага. Тот едва прильнул к стеллажу, как Юлия проткнула его горло мечом.
Пока труп, заливаясь кровью, падал, его оттолкнул другой мужик и атаковал Юлию. У мужлана была простая дубина. В узком пространстве прохода между стеллажами он мог ею только тыкать. Раз, второй, третий… Юлия успешно избегала ударов, пока не подгадала момент, когда прижала дубину одной рукой к полкам с книгами, а второй воткнула меч в живот жертвы. Мужик удивлённо схватился за рану, поднял руки и увидел на них кровь, отчего изверг на пол и труп товарища потоки недавно съеденного.
Затем он упал, а Юлия шагнула к следующему. Расправы над графиней и Сабриной хотели ещё около десяти мужиков, но были вынуждены ожидать очереди, нервно перетаптываясь в узком проходе и выглядывая из-за спин друг друга.
Пока третий потянул за шкирку труп, чтобы освободить проход, Юлия прыгнула и пнула крестьянина. Мужик откинулся и завалился на остальных, а графиня уже перебежала через мёртвых и с ходу добавила упавшему гардой в лоб. Тот закатил глаза и вырубился.
Из-за него выпрыгнул четвёртый. Он очень быстро сориентировался и, пока Юлия наносила удар по предыдущему противнику, стукнул её оглоблей. Девушка отшатнулась. От боли в голове дрогнул мир. Следующий удар настиг сбоку и прижал графиню к стеллажу с чёрными книгами. Она попыталась ударить мечом, но не доставала. Оглобля оказалась длиннее меча, и пока она рубила бы деревянную палку, мужик задушил бы её.
Но помощь пришла сзади. Сабрина видимо подобрала дубину, оставшуюся от одного из поверженных мужиков, и использовала её: швырнула словно копьё в лицо врагу. Тяжёлая палка ударила торцом в лицо, и противник, вскрикнув от боли, уронил оглоблю. Юлия откинула палку и нижним ударом рассекла врага от паха до середины живота. Он удивлённо убрал руки от сломанного кровоточащего носа и посмотрел на вывалившиеся потроха, а потом его бесцеремонно оттолкнули в сторону наседавшие сзади крестьяне, спешившие разделаться с Юлией.
Минус четыре. Осталось навскидку шестеро, но лестница позади могла привести ещё сколько угодно желающих убить их с Сабриной.
Двое следующих не представляли помехи. Один с цапкой для рыхления почвы, другой с шестом от забора. На что они надеялись, выступая с таким жалким орудием против женщины с мечом? Наверное, ни на что, просто их разумом владел кто-то другой, более мощный и злой, кому было всё равно, сколько и каким способом умрут люди, прежде чем погибнет Юлия. А она уже не задумывалась о невинности нападающих крестьян. Сколько бы они ни были непричастными и далёкими от войны, сейчас они угрожали её жизни и Сабрины. А тот факт, что в случае проигрыша, Юлия не сможет отомстить, наделяли девушку поистине невероятной мощью и ловкостью. Или то был волшебный меч и его сила? Неважно.
Одним движением Юлия наколола на меч первого, потом легко вытянула оружие и, не останавливаясь, проткнула грудь второго.
Следующий поднял старый ржавый арбалет с натянутой тетивой, но в этот момент в его грудь воткнулся топор, который позади подобрала Сабрина и подстраховала подругу.
Мелькнула мысль, что Сабрина мантрами может вырубить всех противников разом, как сделала это на поляне тролля. Но потом Юлия сообразила, что эти мантры вырубили бы и её. Она ухмыльнулась от пришедшей в голову глупости и с новым рвением бросилась на желавших её убить мужиков.
Крестьяне громко орали и толкались, стараясь пробиться к Юлии раньше своих товарищей. А потом за их спинами показались ещё несколько. Трое или четверо спустились по лестнице, отчего отсчёт живых можно было начинать заново.
— Нет! — прошептала Юлия и кинулась на ближнего мужика. Тот очень ловко увернулся от удара и в ответ стукнул девушку колотушкой — специальным деревянным молотком, нужным для размягчения льна, разделения его на волокна и выжимки масла. Враг ткнул колотушкой в Юлию, а когда она увернулась, ударил по телу длинной рукояткой. Сабрина помогла, схватила за колотушку с другого конца, и удерживала, пока Юлия колола мечом врага. Мужик орал от боли, но колотушку не отпускал. В какой-то момент деревяшка выскользнула из потных слабых пальцев Сабрины и ударила по висящей рядом масляной лампе.
Юлия смотрела вперёд на наседающую толпу безумных мужиков, поэтому не увидела, а ощутила за спиной жар и услышала вопль женщины. Взгляд назад всё прояснил. Колотушка разбила масляную лампу, топливо огненным взрывом расплескалось на стеллажи с книгами и одежду стоя́щей рядом Сабрины. И теперь женщина пылала, стараясь стряхнуть с себя огонь или скинуть одежду.
Мгновение понадобилось Юлии, чтобы понять, что делать. Иначе бы монахиня сгорела заживо.
— Ваня! — крикнула графиня и махнула рукой в направлении мужиков. Сейчас девушка со всей отчётливостью чувствовала ту силу, которую всю жизнь считала призраком. Ярость, гнев, острое желание спасти подругу позволили Юлии ощутить Ваню, кем бы она ни была, и направить на противников. Покалывание в руках, боль в голове, зуд на коже сопровождали желание Юлии покарать врагов.
И Ваня, превратившись в маленького тролля, пронеслась по коридору, разбила все светильники, обрызгала вспыхнувшим маслом всех без исключения мужиков и стала их степенно и методично швырять на стены и стеллажи. Крестьяне орали от боли с ожогов, ушибов и сломанных костей. Они сворачивали шеи и разбивали головы о твёрдые деревянные полки, или умирали от огня и ожогов, приносящих невыносимую боль.
Позволив Ване бесчинствовать, Юлия стянула плащ с мёртвого и сшибла огонь с Сабрины. Правый бок, шея, голова сильно обгорели и дымились. Сабрина лишилась волос, а кожа местами слезла с мяса, свисая с обугленными лоскутами. Юлия помогла монахине встать, и та всё время стонала от ужасающей боли, держась за плечи графини.
Позади вход в подвал был заблокирован огнём, быстро расползающимся по книгам и стеллажам. Впереди невидимая Ваня разметала всё в кровавые ошмётки. Части трупов с поломанными костями, где только не валялись. Стеллажи были обляпаны кровью и испражнениями испуганных врагов. Из полок вместо книг торчали скрюченные в последней агонии руки и ноги. А огонь затух. Ещё бы… Его просто завалило останками людей и залило их кровью. Но теперь Юлии придётся идти по жуткой смеси человеческих ошмётков.
«Хватит, так хватит, — пожал плечами призрачный тролль».
— Иди… пари впереди, и смотри, чтобы бешеные сюда не спускались. Мы поднимаемся.
«Наверху к вашему приходу тоже всё очистить?»
— Рядом с Кориным, чтобы никого не было. Мы уезжаем!
«Поняла! С радостью исполню приказ…»
— Просьбу, — прервала её Юлия.
«Приказ… наверное, — неуверенно повторил призрак».
— Нет, — упрямо помотала головой графиня. — Просьбу.
— Ты всё-таки лучше б приказывала, — еле слышно пробормотала Сабрина. — Твоя сила должна чувствовать твою решимость. Она должна знать свою хозяйку и беспрекословно подчиняться! Так что привыкай приказывать. Иначе… её мощь растёт, и ты когда-нибудь не справишься.
— Хорошо, — согласилась Юлия, — но пока это просьба. Я не хочу сразу терять сестру, которую знала четырнадцать долгих лет, и превращать её в некую безличную силу. Слышишь, Ваня?
«Очень отчётливо», — донеслось издалека, и Юлия поняла, что Ваня уже исполняет её просьбу: уничтожает самых грозных безумцев, которые направляются убить графиню.
Огонь позади креп, так что смерть Эльмонди-Лизы — дело считаных мгновений. Нужно быстрее уходить, пока её чары не развеялись и защита от слуг Мрака не пала.
Юлия почти тащила на себе Сабрину. Женщина едва передвигала ноги, но была в сознании и подсобляла графине как могла. Они преодолели отвратительную жижу из останков врагов, поднялись по лестнице и прошли через главную залу храма. Здесь царил хаос и разруха, а волшебные жуки разлетелись. Дым от пожара стелился вслед за Юлией, и пройдёт немного времени, и Храм Справедливости — красивейшее здание, — сгорит дотла. Последний оплот Справедливости в этом мире сгинет в огне хаоса. И королю останется лишь расправиться с Оракулами и Красными Драконами, чтобы Мрак навсегда завладел Тантарой без всяких компромиссов со Светом. И все люди станут похожи на умалишённых, которые с горящими в бреду и полоумными глазами напада́ют сейчас на Юлию. В них нет воли, собственных мыслей, нет желания мириться с кем бы то ни было. Нет жизни…
— Корин! — обрадовалась Юлия коню. Укрытый попоной, он топал копытами, как всегда, готовый к бегу. Тэльмо молодец — не стал распрягать жеребца, поэтому графине достаточно было снять попону, отвязать и перекинуть через голову удила и сесть в седло. Сложнее всего и дольше оказалось посадить в седло Сабрину. От слабости монахиня еле двигалась, но Юлии, в конце концов, удалось поднять старуху. Девушка запрыгнула позади спутницы, чтобы удерживать её, и направила Корина по улице к выходу из деревни.
Цепкие щупальца ужаса неприятно холодили спину, а в животе бушевал ураган отвращения и острого уныния, тошнило. Юлию трясло, ведь перед ней разворачивалась картина смерти: редкие масляные лампы выхватывали из темноты тела. Много. Они чёрными кучами валялись на каменной кладке и мягкой траве и не двигались. Лишь их мёртвые лица безжизненными выпученными от страха глазами смотрели в небо и темень, едва разбавленную звёздами. И все без исключения лица были женскими и детскими, словно некая сила забрала их из этого страшного мира и унесла, куда указывали глаза: к звёздам.
Они в это время выходи́ли к дороге. У каждого в руках — оружие из того, что нашли в амбарах и сенях: оглобли, топоры, вилы, дубины, в общем, кто что нашёл, тем и стал сражаться.
— Эльмонди-Лиза умерла, — прошептала Сабрина. — Я чувствую это. Её мантры больше не укрывают Кагоду. Не спасут ни от потерявших разум мужиков, ни от крыс.
— Но почему тогда они не напада́ют? — уточнила Юлия, всматриваясь в злые лица и напряжённые тела, готовые вот-вот кинуться на графиню.
— Может, из-за того, что близок восход? Крысы при свете солнца точно сгинут, — предположила Сабрина. — Или есть что-то другое, что их останавливает, но тогда оно ждёт и нас.
Словно в подтверждение её слов, Корин встал на дыбы. Юлия телом ощущала мелкую дрожь животного, вызванную ужасом. В следующее мгновение девушка тоже испытала ни с чем не сравнимый страх. Деревенские ворота перекрывало шевелящееся покрывало из крыс, а посреди этого живого одеяла стояла высокая и чёрная фигура. От неё веяло смертью, и состояла она… из крыс. Каким-то непостижимым уму образом больные зверьки сплелись в чёрную человекоподобную фигуру, которая непринуждённо стояла среди мелких сородичей, упёршись подобием рук в бока.
Едва Юлия осадила Корина, фигура подняла правую руку в сторону беглянок, и графиня услышала в голове гул, похожий на скрип сотен ржавых железяк. Но в этом шуме с трудом можно было разобрать слова:
— Ты… уже должна была сдохнуть! А всё никак… Нужно тебе помочь?
— Сама кое-как! — яростно пообещала Юлия. — Без твоей помощи!
— В том-то и дело: в одиночку у тебя не получается… значит, надо помочь! Что ж, крысы мастерски провёрнут это дело…
— У них уже раз не получилось! — сказала Юлия, обеспокоенно оглядываясь. Стая крыс их окружала, постепенно сжимая кольцо. Корин нервничал и истерично ржал. Он чуял крыс, чувствовал смерть и не был готов умереть здесь, но ожидал приказов хозяйки. А Сабрина что-то тихо шептала, и Юлия удивилась, когда мимо мелькнул светящийся жук. Они же разлетелись из-под потолка храма. Девушка думала, что насовсем. Но… Сабрина призывала их теперь обратно.
— Сначала не получилось, — поправила чёрная крысиная фигура. — Надо признать, у тебя отличный конь. А ещё подруги… которых ты не заслужила. А ведь они тебя спасли ценой своих жизней! И где это всё? Теперь ты одна и в окружении стаи судных крыс! Тебя даже быстроногий конь не спасёт!
Юлия молчала, она не собиралась развлекать Азраида, — а это именно он говорил устами крысиного человека, — своим страхом от встречи с Владыкой Мрака в непонятном и отвратительном слепке из крыс. А он, так и не дождавшись реакции от девушки, пошёл в сторону беглянок. Корин вновь встал на дыбы, и Юлия едва удержалась в седле. И в этот момент шёпот Сабрины прогремел в темноте:
— Астардия бибр ла стадия! — разнеслись над деревушкой слова Сабрины на древнем языке, и в тот же миг воздух наполнился деловитым жужжанием тысяч жуков, рассекающих смрадную ночь мощными крыльями, а окружающий мрак — светом.
Юлия заворожённо смотрела, как, скучившись в облако, они облепили крысиного человека, и тот пытался отбиться от них, махая кривыми руками, но не мог. Составляющие его крысы пугались света жуков и отваливались, сливаясь с остальной массой озверевших животных. Фигура задёргалась в конвульсиях и начала распадаться, тогда Сабрина прошептала:
— Это наш шанс! Гони коня, Юлия! — И монахиня обмякла, навалившись на шею Корина.
Графиня в отчаянии пустила жеребца в галоп, уже мало обращая внимания на творившийся хаос и полчище неизлечимых тварей, словно живое море с огромными волнами, колышущимися вокруг.
Корин принял новые — смертельные — правила игры от хозяйки без малейшего колебания, видно, коню было лучше отдать всего себя бегу, чем оставаться загнанным в ловушку, и сорвался в карьер. Он промчался ровно по тому месту, где всё ещё распадался на части крысиный человек, облепленный световыми жуками, и вконец развалил чужеродную фигуру.
Одной рукой держась за удила, Юлия другой старалась не дать Сабрине свалиться. Корин бешено нёсся по полю, но девушка понимала, что надолго его не хватит. Либо упадёт от изнеможения, либо перейдёт в итоге на шаг. Но всё-таки пятьсот шагов форы у них в запасе есть, прежде чем их начнут нагонять крысы, а там… как получится! Горизонт на востоке уже вовсю алел, показывая силуэты далёких горных вершин, словно оскалившиеся зубы огромного существа, готового вот-вот дыхнуть на беглецов пылом и жаром восходящего солнца. А позади пламень от грандиозного пожара осветил поселение. Деревянный храм Балансора вспыхнул, будто состоял из сухого хвороста, и, казалось, воспламенил само небо.
«Так сгорает Справедливость, — сказала Ваня».
«Всё, что и ты. И даже чуть больше».
— Расскажешь? Ну… что видела?
«Когда сольёмся. Моя память — твоя память, но в отличие от твоей, моя не блёкнет со временем. Она всегда свежая и ясная…»
— Я должна вспомнить больше, Ваня. Мне это необходимо. Почему выбрали меня? Почему наделили такой силой? Почему я местами ничего не помню, словно меня ударили по голове? Неоднократно… Почему?.. Я хочу знать больше!
«Познаешь, когда придёт время. Когда нам никто не помешает».
Корин устал, с галопа он перешёл на аллюр, с него — на шаг. И Юлия охнула, когда увидела, как по чёрному боку разбегаются ещё более смоляные вены. Набухают, пульсируют, разрастаются и отнимают у коня всё большую площадь здоровой кожи, превращая поражённую в пепельно-серый бархат с угольными прожилками, отчего Корин стал похожим на каменного коня, вытесанного из тёмного гранита.
Они как раз взобрались на очередной холм. Отсюда восход казался намного ярче и свежее. Алое небо отвоевало у тьмы со звёздами уже полнебосвода. Вот-вот взойдёт солнце, и они победят, но…
Только не Корин. Он остановился, его бока тяжело вздымались, в лёгких булькал воздух, словно его кипятили вместо воды, а крупные ноздри изрыгали хрип. Юлия медленно, опасаясь, что конём завладело безумие, как мужиками в деревне, слезла и стащила Сабрину. Когда Юлия отволокла безвольное тело подальше от Корина, посмотрела на бедное животное.
Жеребец боролся с внутренними демонами, подселёнными Мраком. Болезнь уже снедала коня, а мозг должен был пасть в неравной схватке с безумием давно, но Корин едва стоял, трясся и косил агатовым глазом на Юлию. Он явно боролся со своим желанием ей навредить. А потом просто рухнул на колени и завалился набок, продолжая хрипло дышать.
Здесь уж Юлия не выдержала и, наплевав на безопасность, подбежала к коню и обняла за шею. От морды до задних копыт Корина аж прострелила судорога, но он выдержал и даже не посмел укусить. Но было видно, как тяжело ему даётся удерживаться. Глаз косил на хозяйку, зубы щёлкали, а губы тянулись к Юлии. А девушка, крепко обняв шею коня, едва сдерживалась, чтобы не зарыдать. Но вот последняя судорога пробежала по телу Корина, и он застыл, всё ещё грозно уставившись графиню. А затем чёрный глаз подёрнулся белёсой поволокой, и Юлия поднялась, шатко пошла к Сабрине.
Рядом уже слышался шелест и грозный писк судных крыс. Девушка подошла к монахине, встала между ней и надвигающейся крысиной лавиной и вынула из ножен клинок. Яркие светящиеся узоры поблёкли, и это, скорее всего, означало, что волшебные свойства меча слегка развеялись, но даже это теперь было бессмысленно. Крысы настигнут и обглодают как свиней, хотя у Юлии есть Ваня. Ей не вытоптать целое море судных крыс, а Юлии меч не поможет. Что он по сравнению тысячами злобных смертельных зверьков?
И вот во тьме угольками зажглись крысиные глаза.
